Он лежит на земле, истекая кровью, умирая, он потерян в огромных покоях королев.Она задохнулась от осознания происходящего, и в этот самый момент его рука тяжело легла ей на плечо. Он назвал ее по имени и упал на колени рядом с ней, касаясь мокрым лицом ее щей.— Алан, — прошептала она. Она повернулась к нему лицом, также стоя на коленях, и он прижался к ней, или она к нему — трудно было сказать, возможно, они оба прижались друг к другу, словно щепки, выброшенные на берег огромной морской волной.Ей казалось, что они стоят на коленях не на камнях, а на мягкой траве, под звездным ночным небом, окутанные тайной. Со всех сторон их окружали деревья. Невдалеке водопад мягко струился по покрытым мхом скалам. Она не знала, как они оказались здесь, только слышала тонкий, очаровывающий шепот ветра. Он крепко держал ее, и когда она нежно гладила его по спине, его руки мягко блуждали по ее телу. Он что-то бормотал про себя, но слова его все еще оставались для нее тайной, язык тела не нуждался в словах.Он говорил по-другому, без слов: я не должен, но я хочу. Я неуверен, обеспокоен, но мое желание сильно.Это было приношение даров. Хотя он все еще колебался.Для Почитаемой мысли слишком медленно текли в ее голове. Адика нашла веревку, которой была перехвачена его льняная туника на талии, и, когда он поцеловал ее, она развязала этот грубый пояс так, что полотно упало с него на землю. Она скользнула пальцами вниз по его ладони, так что руки их соединились, и свободной рукой она перевязала веревкой их сцепленные руки, раз, второй, третий. Она хорошо знала слова:
Скрепленные так, мы будем всегда вместе.Пусть Толстушка благословит наш союз.Пусть Зеленый Человек принесет нам счастье и другие блага.Пусть Королева Диких откроет нам, что значит идти вместе.
Подобно углям, положенным в полое дерево, он загорелся и стал застенчив. Но все же королевы поступили, как желали. Несомненно, в своих тихих могилах они все еще мечтали о том собрании, столь же сладком, как луговые цветы. Она чувствовала, как они наполняли ее тело, так же как их сила начала сверкать в ней с этого момента, заключенная в неестественное очарование их создания. Действительно, какой мужчина сейчас мог противиться ей?Не он. Часть третьяЛЕДЯНАЯ ДОЛИНА КУСОЧЕК ЯБЛОКА 1 Зима вступила в свои права. В течение трех дней дул сильный холодный ветер с севера, облачая берега и отмели реки Везер в ледяные одежды. Каждая лужа на улицах Гента промерзла до самого основания, что в какой-то мере казалось Анне не так и плохо. Это значило, что зловонные сточные канавы покроются коркой льда, дождевая вода и грязь превратятся в хрустящие кусочки под ножками маленькой Хелен, которая так любит топать по ним, прислушиваясь к их веселому треску. Время от времени, как сейчас, Анна вспоминала месяцы, в течение которых они с ее братом Маттиасом прятались в кожевенных рядах: город был гораздо чище, когда эйка населили его, но, возможно, так было потому, что он был покинут тогда практически всеми.Теперь все изменилось. Даже в мертвый зимний сезон люди прогуливались по замерзшей улице вдоль недавно побеленной стены дворца бургомистра. На противоположной стороне улицы возвышался забор. На этой территории жили и работали зажиточные ремесленники и семейства торговцев. Коробейник подкатил свою телегу к одним воротам и подозвал человека, надеясь, что тот пустит его внутрь. Появился молодой служащий и после внимательного досмотра коробейника, одетого в тяжелую зимнюю тунику и матерчатую обувь, наполненную соломой, пропустил его внутрь. Анна все еще удивлялась таким признакам процветания. Меньше двух лет назад, после поражения эйка, беженцы и новые поселенцы заполонили весь город Гент.Анна научилась коротать время, думая об этом, когда брала с собой Хелен по разным делам, поскольку неизбежно приходилось долго ждать. Руки ее всегда были заняты отрезом шерстяной ткани, поэтому она не могла просто взять малышку за руку и вести за собой. Хелен не понимала, зачем так спешить, и совершенно не ощущала мороза, хотя пальцы Анны уже давно окоченели от холода, даже несмотря на шерстяные перчатки. Хелен пела, подобно птичке, слова взлетали вверх и скатывались вниз, когда она оставляла следы своих ножек на замерзших лужах, причудливо изукрашенных морозом, по которым разбегались тонкие трещинки, и вот льдинка разлеталась с громким хрустом на тысячи маленьких кусочков.— Малышка, сейчас не время играть детям на улице. — раздался голос позади нее. Хелен продолжала петь и топать, не обращая внимания.Анна обернулась и увидела настоятеля Хумиликуса, прогуливающегося в сопровождении нескольких служащих. Башня собора возвышалась позади него, бросая тень на городскую площадь, раскинувшуюся перед северо-западным краем дворца главы города. В эти дни в городе часто можно было встретить настоятеля нового монастыря святой Перпетуи, особенно с тех пор, как аббат, принц Эккехард, уехал с лордом Уичманом сражаться на восток. Хумиликус навещал епископа каждый день, несмотря на превратности погоды.— О, — обратился он к Анне, осматривая ее тяжелую ношу. — Вы племянница ткачихи. — Подобно всем знатным людям, он имел привычку хватать ткань без разрешения. Он тут же снял свои овчинные рукавицы и в восхищении указал на рулон ткани. — Прекрасно, в самом деле. Такой насыщенный красный цвет. Неужели госпожа Сюзанна сама окрашивала эту шерсть?Анна кивнула. Хелен приблизилась к последней на ее пути луже и разламывала шероховатый лед, от которого оставались лишь небольшие кусочки по краям.Худое лицо настоятеля напряглось, губы сжались в тонкую нить.— Вы немая? Конечно, Господь дважды подвергал вашу семью испытаниям.Анне не понравилось, как он смотрит на Хелен. Из оборванного, брошенного, полуголодного малыша она превратилась в чудесную маленькую девочку четырех-шести лет.— У нее замечательный голос, — размышлял он. — Интересно, можно ли ее обучить пению гимнов.Он пристально смотрел куда-то впереди Хелен. Длинная стена дворца правителя города когда-то была расписана яркими сценами жизни и смерти блаженного Дайсана, но три дня назад ее вновь перекрасили. Хумиликус поднял заледеневшую розу и стал медленно рассматривать поникший цветок испытующим взглядом, подобно личинке мухи, ползающей по тухлому мясу. — Думаю, все эти остатки сорваны на прошлой неделе.— Так и есть, настоятель, — проговорил старший монах, чей тонкий нос посинел от холода. Порыв ветра подхватил флаги, укрепленные на стенах дворца, и заставил Анну поежиться от холода. — Клирики епископа каждую неделю ходят по округе и подбирают такие пожертвования. Вчера они принесли два венка, одну вырезанную доску и четыре свечи.Хелен бросилась вперед, выхватила розу из рук настоятеля Хумиликуса и спряталась за спиной Анны.— Теперь здесь! — проговорил тонконосый человек.— Нет, не трогай ее, — сказал настоятель Хумиликус. — Побелить стены не значит стереть все из памяти людей. Если они до сих пор подносят сюда приношения, то, отругай мы глупую девчонку, это ничего не изменит. Все недоразумения идут от того крепкого парня, от него и его безъязыкого сообщника. — Несмотря на мрачные взгляды, у него был мягкий характер. Он замолчал, иронически посматривая на стену. — Умного и учтивого парня звали брат Эрменрих. Мне трудно представить, что Господь позволяет посланникам Врага принимать такую прекрасную форму.— Пути Господни неисповедимы, настоятель, — согласился его служащий. — Хорошо, что те молодые монахи уехали вместе с принцем Эккехардом.Хумиликус склонил голову в беспрекословном принятии непостижимых дел Господа. И процессия монахов двинулась дальше вниз по улице.Анна дважды грозно топнула ногой, чтобы привлечь внимание Хелен. Маленькая девочка следовала за ней, счастливая, подпрыгивая на ходу и напевая. Они прошли к воротам, за которыми простиралась река, и дальше во двор к сукновалам. Хозяйка разрешила им посидеть на плащах у очага, пока она проверит каждую пядь ткани, выискивая недостатки, но Анна была не против того, чтобы подождать, ведь здесь было так тепло. Она взяла с собой прялку и веретено и начала потихоньку сучить пряжу. Хелен оторвала все шипы от розы и вдела ее за ухо, как украшение. Сонная, она зевала, широко разевая ротик. Несколько девочек сидели в комнате и пряли, хотя большинство детей в это время дня бегали во дворе или на поле за городскими стенами.— Все в порядке, — сказала, вернувшись, хозяйка, женщина, от которой трудно было услышать доброе слово. То, что она не смогла найти недостатков в работе ткачихи, было высокой похвалой. — Не хочу, чтобы кто-то говорил, что мы повредили товар при кройке или шитье. — Помощница поспешно унесла ткань во двор. — У меня приготовлено для тебя двенадцать отрезов, которые нужно отнести назад твоей тете. Но вижу, у тебя есть какие-то дела, перед тем как ты вернешься домой. — Она указала на подготовленную красную ткань, которая лежала позади Анны. Сукновальщица ткнула пальцем в ткань точно так же, как настоятель Хумиликус. — Немногие могут добиться такого насыщенного красного цвета. Госпожа Сюзанна получила уже окрашенную шерсть?Анна выдавила из себя пресную улыбку. Как это ненавистно — быть немой. Отсутствие голоса, все равно что отсутствие рук, становится более заметным, когда вы не думаете об этом и инстинктивно пытаетесь затянуть пояс или взять кусочек яблока; но у этого состояния есть и свои преимущества.— Что ж, тебе нечего сказать! Это неудивительно. Твоя тетя много сделала для Гента с тех пор, как эйка выгнали отсюда. Если бы я не знала, что ты немая, предположила бы, что ты загордилась и считаешь ниже своего достоинства говорить с такими людьми, как я! — У нее было круглое, полное лицо, на котором постоянно играла улыбка, но глаза ее не улыбались, в них навсегда притаилась зависть. — Однако ты достаточно взрослая, чтобы быть обрученной, и мне кажется, на празднике святой Ойи уже пересядешь на женскую скамью. Госпожа Сюзанна уже подыскала тебе мужа?Анна покачала головой. Она не была против того, что тело ее менялось; это было неотъемлемой частью природы. Но ей не нравилось, когда люди пытались соблазнить ее предложениями о браке. В конце концов, никто в действительности не заботился о ней.— Хотя у тебя забавный цвет кожи, это так, но ты здорова и могла бы составить хорошую партию молодому человеку из преуспевающего семейства, ваш союз пошел бы на пользу обеим нашим семьям. У меня есть племянник. Он хороший парень, ему почти девятнадцать… — Казалось, сукновальщица готова была говорить без остановки, но с улицы раздались чьи-то вопли, сопровождаемые сердитыми голосами. — Гута, принесите племяннице ткачихи подготовленную ткань. — К счастью для Анны, она удалилась во двор, откуда доносились ругань и крики.Девушка, не старше Анны, передала ей подготовленную и высушенную ткань, как только Анна прикрепила за пояс веретено и прялку. Она положила ярко-красную ткань между другими слоями, для большей надежности, и дважды топнула, чтобы привлечь внимание Хелен. В руках она держала двенадцать отрезов ткани, которые госпожа Сюзанна продаст портным или сама сошьет из них накидки и зимнюю одежду. Удовлетворенно вздохнув, Анна покинула дом сукновалыцицы.Как обычно, она оставила самую приятную доставку напоследок.Ей нравилось бывать во дворце правителя города. Охранники на воротах узнали ее и беспрепятственно позволили пройти внутрь вместе с девочкой. Парень, не старше двадцати лет, наклонился что-то сказать ей.— Прошу тебя, сестренка, передай от меня добрые слова прекрасной Фредерун. Я знаю, она благоволит тебе за красивые ткани, которые ты ей приносишь.Второй охранник фыркнул.— Эта девушка немая, Эрнуст. Она ничего не сможет сказать прекрасной Фредерун, да даже если бы и сказала, вряд ли тебе это поможет! Она никого не допускает в свою опочивальню с тех пор, как уехал лорд Уичман. Продолжай свой путь, детка, и оставь нас здесь на морозе. Быть может, это немного остудит пыл Эрнуста и он придет в себя!За воротами все располагалось так аккуратно, что трудно было запутаться. Конюшни и складские помещения были на одной стороне, сам дворец на другой, кухни разместили в дальнем конце центрального внутреннего дворика, так что если бы вспыхнул пожар, огонь не переметнулся бы на другие здания. Несмотря на временное пребывание эйка, дворец остался практически нетронутым. Одно крыло конюшен все еще лежало в руинах, три складских помещения были сожжены дотла и находились на разных стадиях восстановления. Восточные ворота обрушились, превратившись в огромную груду камней, но слишком много времени потребовалось на восстановление внутреннего убранства дворца, чтобы в нем можно было жить, поэтому только этой зимой его владелец отправил людей в Кассель и Отун найти хороших инженеров, которые смогут восстановить ворота.В самом дворце был огромный зал и несколько крыльев, одно из которых было высотой в три этажа, которые надстраивались в течение многих лет. Анна обошла вокруг дворца и приблизилась к черному входу, ее провели в комнату для слуг — большое помещение, наполненное женщинами, занятыми различными делами. Кто-то сшивал полотна, смешивал напитки, другие перевязывали пакетики с ароматическими травами, чтобы убрать затхлый запах в закрытых зимних комнатах наверху, третьи полировали серебряное блюдо главы города, спасенное им во время отступления из Гента.Фредерун стала главной среди служанок во дворце в основном потому, что лорд Уичман быстро выделил ее среди остальных, когда взял на себя управление городом Гентом после великой победы над Кровавым Сердцем и эйка. Ее стул находился за самым большим столом, знак превосходства и власти. Как только она увидела Анну, она подозвала ее и забрала из ее рук плащ. Поднявшись, она встряхнула его. Работа в комнате приостановилась.— Действительно, — сказала Фредерун, — на сей раз госпожа Сюзанна превзошла саму себя!Плащ был богатого алого цвета, на меховой подкладке, изящно расшитый причудливыми сказочными драконами, отделанными золотой нитью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80