Черный саксофонист выводил нехитрую мелодию под аккомпанемент барабана и бас-гитары, и хотя эта музыка в общем-то мало напоминала джаз, посетители были довольны.
Ариель посмотрел на часы.
— Уже за полночь. Ты устала?
Тори кивнула.
— Тогда пошли.
Он заплатил по счету, и они покинули гостеприимный бар. Остановив вынырнувшее из темноты такси, Ариель назвал адрес: «Ла Мансана де лас Лусес», и машина покатила вместе со своими пассажирами в деловую часть Буэнос-Айреса.
Они проехали площадь Просвещения, находившуюся на пересечении улиц Перу и Боливар с проспектом имени Хулио Роки, и свернули на улицу Перу. Вскоре Ариель попросил таксиста остановиться. Выйдя из машины, они оказались у особняка, построенного, если судить по фасаду здания, где-то в конце девятнадцатого века.
Обойдя особняк, они оказались перед узким входом, вниз вели старые выщербленные ступеньки. Ариель уверенно спустился вниз по лестнице, открыл ключом замок и распахнул какую-то дверь. Ржавые петли надсадно заскрипели, из темноты пахнуло затхлостью.
— Куда мы идем? — спросила Тори.
— Ты любишь приключения? — ответил Ариель вопросом на вопрос. — Спускайся осторожно. — Он взял ее за руку, закрыл дверь, и они продолжили путь в абсолютной темноте.
Через несколько минут опять послышался скрип открываемой двери и шепот Ариеля:
— Пригни голову.
Ступеньки были очень крутые и узкие, от стен сильно пахло известняком. Тори вдруг подумалось, что они находятся в собственной могиле, и на мгновение ей стало не по себе.
— Эти подземные ходы были построены в восемнадцатом веке, — шепотом объяснял Ариель, и Тори удивилась, почему ее спутник говорит так тихо, разве их может здесь кто-нибудь услышать? — Сейчас особняк стал местной достопримечательностью, туристам рассказывают, что подземные ходы предназначались для обороны города в военное время. Но на самом деле ими пользовались монахи-иезуиты, переправляли по ним контрабандный товар. Согласно королевскому указу, Буэнос-Айрес, как и другие испанские колонии, имел право торговать только с Испанией. Тем не менее торговые корабли из других стран приходили в этот город и останавливались в порту для «ремонтных работ», а умные святоши по этим ходам переносили незаконный груз в закрома ордена.
Ариель зажег карманный фонарик, посветил им, и Тори увидела низкие сводчатые потолки и пересекающиеся коридоры. По стенам были укреплены закрытые металлическими сетками современные светильники, дававшие слабый свет. Дорожка, по которой они шли, была забетонирована.
И снова они куда-то свернули, одолели еще один пролет каменных ступеней и вошли в небольшую келью. Коридоры, по которым они проходили, были еще древнее предыдущих, в гораздо худшем состоянии, без освещения; воздух спертый, пол вымощен каменными плитами.
Ариель внезапно остановился, схватил Тори за руку и осветил фонариком груды белеющих костей — сваленных в кучу человеческих скелетов.
— Вот все, что осталось от пропавших без вести несчастных людей, — прошептал он. — От тех, кого бросили гнить в катакомбы города.
Тори хотела что-то сказать, но Ариель внезапно зажал ей рот ладонью и погасил фонарь. Откуда-то послышались непонятные звуки, постепенно они становились громче, и стало понятно, что разговаривают двое мужчин. «Боже мой, — подумала Тори, — они же говорят по-японски!» Она продолжала напряженно прислушиваться к японской речи, которую хорошо понимала:
— Возможно, Рега еще принес бы какую-то пользу.
— Не думаю. В любой момент он мог предать нас. (Смех.) Я с удовольствием пристрелил его, — дуло в затылок, нажимаешь на курок и — бум! — как будто свечку в церкви задул. До чего приятно! Вообще приятно нарушать закон.
— Я синтоист. Бог и дьявол ничего не значат для меня, все чушь, выдумки.
— А я католик и понимаю, в чем заключается смысл возмездия.
— Тогда непонятно, как это ты можешь быть католиком и грешить? (Снова смех.)
— Не согрешишь — не покаешься, в чем же каяться, если ведешь жизнь праведника? Вот я и стараюсь как можно чаще нарушать закон, к тому же, ты знаешь, мне нравится быть насильником.
— Ладно, давай займемся делом.
Невозможно было определить, насколько близко подошли японцы к Тори и Ариелю, акустика подземелья обманывала слух: преступники — это были настоящие японские гангстеры — могли находиться и в нескольких метрах от искателей приключений, и в двух шагах от них. Молодые люди и рады были бы убраться отсюда подальше, но боялись шелохнуться, чтобы не обнаружить своего присутствия.
Японцы включили фонарь и вдруг с удивлением обнаружили, что они не одни в подземелье.
— Что за черт! — воскликнул один из них, вытаскивая автоматический пистолет. — Проклятье!
Мгновение — и они уже мчались вдогонку за Тори и Ариелем, устремившимися в глубь бесконечных коридоров.
Тори отчетливо слышала топот бегущих ног, тяжелое дыхание преследователей. Бежать почти в кромешной темноте было очень трудно.
— Нас нагоняют! — крикнула она Ариелю. Ариель ничего не ответил, увлекая ее все дальше по темному извилистому тоннелю. Снова поворот, и еще один; длинный ряд ступеней, вниз, вниз, в темноту, в неизвестном направлении.
— Быстрее! Они убьют нас, если догонят, — Ариель мог бы и не говорить этого, — Тори сама хорошо понимала, что им грозит, и старалась бежать изо всех сил.
Через некоторое время они вновь наткнулись на огромную пирамиду из человеческих скелетов. Тори снова представилось, что они очутились в могиле, из которой уже никогда не выбраться на свет божий. С того места, где они затаились, был виден арочный вход в комнату; оттуда должны были появиться японцы. И действительно, вскоре в комнату проник луч фонаря, остановился на груде останков, потом коснулся Тори. Она вжалась в стенку, надеясь и молясь, чтобы японцы их не увидели. В эту минуту она ощутила себя сродни этим мертвым, безвинно убитым когда-то людям. Если души их вдруг находятся здесь, может быть, они ее защитят? Девушка внутренне собралась и постаралась ослабить свою психическую энергию до минимума, потому что знала: если японские гангстеры прошли такую же выучку, как она сама, они почувствуют ее энергетическое поле и, следовательно, обнаружат присутствие человека. Ариель, застывший рядом, не делал ни малейшего движения, — он, похоже, прекрасно разбирался в том, как следует себя вести в подобной ситуации.
— Здесь никого нет, — сказал один японец.
— Только мертвецы, — отозвался другой. — Пошли отсюда.
Но японцы продолжали стоять, не двигаясь.
— Эти двое видели нас. Их надо убрать.
Струйка пота потекла по спине Тори. Она узнала голос философа-маньяка, любителя нарушать закон. Он был гораздо опаснее и умнее другого преступника. В тишине громко щелкнул взведенный курок.
— Надо бы раздолбать к черту эти скелеты.
Сердце Тори готово было выскочить из груди.
— Ты что, одурел? Это же кости, чего по ним палить?
— Мне плевать.
— Слушай, эти люди не погребены, значит, их души не успокоены. Они бродят тут. Нельзя их тревожить, это большой грех. Чего ты, в самом деле, разве не понимаешь, что мы не найдем этих двоих? В этом лабиринте сам черт ногу сломит. Пойдем отсюда. Нечего зря терять время, а то пропустим удачную сделку.
— Все же надо бы этих найти...
— Что они видели? Да и не знают, зачем мы здесь! Забудь ты про них. Может, это просто дураки-туристы забрались сюда в поисках острых ощущений.
— Ладно, черт с ними!
Свет стал удаляться, комнату заполнила темнота. Ариель зашевелился, но Тори схватила его за руку и многозначительно прижала палец к губам. Они двинулись вперед только после того, как окончательно стихли шаги японцев.
* * *
Через пару дней после приключения в подземелье старинного особняка Ариель собрался в Сан-Франциско, где у него был собственный великолепным дом на Рашн-Хил, и пригласил с собой Тори. Она с удовольствием приняла приглашение, без сожаления расставшись с Буэнос-Айресом и своим одиночеством. Почему нет? Ариель ей нравился и, кроме того, сильно ее заинтересовал: Тори хотелось понять, как мог заурядный торговец мясом, за которого выдавал себя Ариель, не только прекрасно ориентироваться в подземном лабиринте, но и, похоже, заранее знать, что туда придут головорезы из якудзы?
Просторная гостиная была заполнена разнообразными предметами, принадлежавшими когда-то древним народам Южной Америки: ярко раскрашенной керамикой, каменными скульптурами женщин и животных, деревянным оружием с железными наконечниками для яда.
Ариель налил Тори шампанского и спросил:
— Ты хорошо знаешь город?
— Не очень. — Тори отхлебнула из стакана. — Как коренная жительница Лос-Анджелеса я не люблю Сан-Франциско.
— По сравнению с другими американскими городами он — ничего. Париж, конечно, лучше, но в Сан-Франциско у меня есть работа.
— А что, французы говядину не едят?
— Едят, но в меньших количествах, чем американцы. Кроме того, импортное мясо французские закупщики берут с неохотой. С ними лучше не связываться, даже с японцами — и то лучше.
Тори никогда особенно не нравился Сан-Франциско, но от дома Ариеля она была без ума. По душе ей пришлось и место, где располагалось жилье — дом стоял на горе, из окна был прекрасный вид, кроме того, здесь у нее появилось чувство некоторой отстраненности от всего и покоя.
Девушка посмотрела на Ариеля: он повернулся лицом к окну, в его кофейного цвета глазах отражался пурпурный закат. Они стояли, молча глядя друг на друга. Вид у Ариеля был домашний, расслабленный, несколько рассеянный.
— Я с удовольствием затащил бы тебя в постель, — вдруг проговорил он, — но мне не следует этого делать.
— Ну-ну, это что-то новенькое.
— Нет, ты не понимаешь, Тори. Ариелю было явно не по себе, и Тори, заметив это, хотела прекратить разговор, но потом передумала.
— С самых первых минут нашего знакомства я увидела, что очень тебе нравлюсь. Скажу правду: я тоже в тебя влюбилась, и не делай вид, будто ты этого не знаешь. А раз это так, то я не понимаю, почему тебе «не следует» со мной спать. Чего-то боишься?
— Ты мне все равно не поверишь. Давай забудем об этом, я ничего не говорил, ладно?
Но Тори потянулась к Ариелю и жадно прижалась к его губам своими жаркими губами. Они слились в таком долгом и сладком поцелуе, что девушке с большим трудом удалось заставить себя оторваться от своего нового друга.
— Ты зачем это сделала? — спросил Ариель.
— Не приближайся ко мне, — ответила Тори. Сейчас ей хотелось успокоиться, не потерять контроля над собой. Так, значит, он ей лгал! Совершенно ясно теперь, что завел он ее в подземные тоннели с определенной целью, но вот с какой?
«Спокойно, спокойно, — убеждала сама себя Тори, — сконцентрируйся на деле».
— Послушай, — спросила она, — почему ты живешь в Сан-Франциско, а не в Виргинии? Разве Слейд перестал проводить беседы с глазу на глаз?
Ариель ничего не ответил. Он включил музыку, и через минуту в комнате зазвучал голос Мелиссы Эзеридж.
— Откуда тебе известно, что я работаю в Центре? — после паузы спросил он.
— Вспомни японских преступников, которых мы встретили в подземелье. Ты сказал тогда, что, «они убьют нас, если догонят». Почему ты был так в этом уверен? Разве ты знаешь японский язык? Это во-первых. Во-вторых, пять минут назад ты заявил, что предпочел бы работать с японцами, а не с французами. Почему? А в-третьих — это был твой самый сильный промах — ты нисколько не удивился, когда я нашла подходящее место, чтобы укрыться от погони, и заставила тебя остаться на месте и не шуметь, потому что наши преследователи, я знала это, находились, рядом. — Тори повернулась к Ариелю. — Тебе не кажется, что пора объяснить мне, в чем дело?
— Позже, любимая. У нас много времени впереди. Он подошел к Тори и поцеловал ее в губы. Когда сильные руки обхватили ее тело, она и не думала вырываться. Все закружилось и поплыло перед ее глазами. Девушка порывисто прижалась к Ариелю, сгорая от страстного желания быть любимой. Как она изголодалась по любви, добровольно осудив себя на одиночество, — изголодалась не только ее тело, но и сердце! Как захотелось вновь ощутить себя женщиной, забыться в руках умелого любовника, принять его близость спокойно и радостно!
Тори тихо стонала, пока Ариель целовал ее всю сверху донизу, ее грудь, соски, бедра, влажное лоно, жаждущее принять в себя мужчину. Когда он вошел в нее, она вскрикнула, обхватила спину Ариеля руками, плотно прижалась к нему бедрами, чувствуя его все глубже в себе. Тори было так хорошо, она наслаждалась не только сексом, но и чувством радостной свободы, раскованности, когда сердце поет и хочется жить; такое чувство бывает, когда танцуешь под дождем или с разбега бросаешься голышом в теплое море. Два тела, сплетенные в страстном объятии, чудесное единение плоти и чувства, возможное только тогда, когда два любящих сердца распахнуты навстречу друг другу... «Боже мой», — выдохнула Тори, ее ощущения были настолько сильны, что на глазах выступили слезы. Как восхитительно быть женщиной, мягкой, податливой, отдающейся! Как непохоже это на то, чему ее учили: мужская жестокость, твердость, никаких эмоций и женских слабостей. И она научилась этому, и превзошла в этом мужчин. Строгая четкость движений, речи, мыслей — такой была Тори. Такой была ее жизнь — дисциплина, тренировки, ничего лишнего, такой она стала в далекой Японии, когда делала свою работу лучше любого мужчины. Теперь она была бесконечно благодарна Ариелю за то, что в ней проснулось ее женское естество, которое она давно в себе подавила и без которого, как оказалось, жизнь ее не имела смысла.
Тори пошла в ванную, встала под душ — и вдруг раздался взрыв. Стены закачались, и она едва успела ухватиться за фаянсовую раковину, чтобы не упасть. Выскочив из ванной, она ринулась в гостиную, зная наверняка, — случилось что-то страшное. В воздухе стоял специфический запах от взрыва пластиковой бомбы, из гостиной шел дым. Ариель лежал ничком на полу. Диван, на котором они только что любили друг друга, был искорежен и обуглился, балконные двери выбило, стекло хрустело под ногами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73