– Конечно, – ответил Гарвин и отметил еле уловимый след отчаяния в облике человека. Наверное, виной тому воображение, но ему показалось, что то же выражение было и у кошек. – Мы с радостью угостим вас. И ваших зверей.
– Что ж… Как бы то ни было, спасибо, что уделили нам время. – Эмтон защелкнул крышки контейнеров.
– Минутку. Могу я задать вам личный вопрос? – Гарвин чувствовал себя полным идиотом.
По лицу Эмтона пробежал холодок, но он ответил:
– Можете.
– Можно поинтересоваться, когда вы в последний раз выходили на манеж?
Взгляд Эмтона затуманился.
– Последний раз мы участвовали в представлении… Так, разъездная шарашка, полная ерунда, просто чтобы не заржаветь… На самом деле это было, ну, почти земной год назад.
Гарвин кивнул.
– Я говорил о клоунах. Есть ли у вас какие-либо возражения против работы с ними?
– Конечно, нет, – с готовностью откликнулся Эмтон.
– Возможно, мне не удалось оценить весь потенциал вашего номера, или, может, вы сумеете использовать какой-то новый материал, – продолжал Гарвин. – Я звякну нашему профессору Ристори, чтобы он встретился с вами на главной палубе, скажем, через полчаса или около того. – И, заметив выражение лица Эмтона, быстро добавил: – Простите, через час. Чтобы вы и ваши артисты успели поесть на камбузе.
– Спасибо, – пылко произнес дрессировщик. – Обещаю, вы не пожалеете.
– Уверен, что нет.
Гарвин решил, что Язифь не возражала бы против того, чтобы часть некогда принадлежавших ей денег была потрачена подобным образом. Кроме того, эти твари могут как-нибудь пригодиться.
Клоуны и клоуны наводняли «Большую Берту», пока Янсма не подписал аж тридцать контрактов. Ристори стал директором клоунов, а Ньянгу получил другое задание.
– Хорошо, хорошо, разойдись! – кричал Гарвин. Дрессировщик роботомедведей выглядел сконфуженным, а воздушные гимнасты наверху разошлись по своим стойкам. – Народ, мы пытаемся добиться здесь какого-то подобия ритма. Давайте вернемся назад, к тому моменту, когда медведи только вступают.
– Так гораздо лучше, – сказал Монике Лир ра'фелан. – Было… Были настоящие веревочные сети. Если человек не приземляться правильно… на зад шеи… может пораниться. Ломать ногу. Может отскочить наружу, а ловитора нет. Плохо, очень плохо.
Страховочную сеть образовывали лучи антигравитационных проекторов, установленных вокруг центральной арены шатра и направленных вверх и внутрь. Если кто-то сорвется с трапеции наверху, то падение замедлится, а затем остановится в двух метрах над землей. Преимуществом сети являлось также то, что ее практически не было видно. Из жерл проекторов исходило лишь слабое свечение, так что публика получала дополнительный заряд адреналина, думая, что артисты каждый раз рискуют жизнью, поднимаясь в воздух.
Существо выкатило глаз на Лир.
– Почему ты хочешь освоить «железные челюсти»?
– А почему нет?
Ра'фелан протянул щупальце и опустил веревку с металлическим наконечником.
– Хорошо. Возьми в рот и просто сожми зубы. Держи крепко. Теперь оторвемся от земли. Только немного. Видишь, как легко? Человеческие зубы сильные. Теперь учим, как вертеться, поворачиваться, может… Ты выглядишь как сильная женщина… Толчки и прочее.
Ньянгу смотрел на животных с недоверием. Они смотрели на него с интересом. В том числе гастрономическим. Круглая дюжина зверей, определенных дрессировщиком как львы, тигры, леопарды и пантеры.
– Знаете, я был бы счастливее, гораздо счастливее, если бы между мной и вашими друзьями были прутья клетки, – поделился Ньянгу.
– Беспокоиться совершенно не о чем, – заверил его высокий, статный мужчина с лицом, покрытым шрамами.
Ньянгу припомнил, как однажды, когда они думали, что скоро умрут, Гарвин рассказывал ему, почему он, в конце концов, вступил в Корпус. Цирк, в котором ему довелось работать инспектором манежа, оказался аферой. Местные жители проведали о махинациях и начали бунтовать. Янсма увидел, как кто-то собирается поджечь конюшню, слегка, как он выразился, «поехал крышей» и выпустил больших кошек на толпу.
– Ну да, – с сомнением протянул Иоситаро.
– Дилетантам не понять, какие мои киски послушные, – вздохнул укротитель.
Он щелкнул большим кнутом, и мгновенно внутренность огромного загона, гигантская птичья клетка метров двадцати высотой, превратилась в меховой хаос. Коты рычали, визжали, выпускали когти и скакали с тумбы на тумбу. Дрессировщик палил из старинного пистолета холостыми в воздух и бросал кольца, а звери прыгали сквозь них. Затем снова все замерло.
Укротитель, назвавшийся сэром Дугласом, улыбнулся, и шрам ярко проступил на почти черном лице.
– Понимаете, что я имею в виду?
– Возможно, – ответил Ньянгу. – А… позвольте, откуда у вас этот шрам?
– Малдун… вон тот леопард… Спросонья бывает не в настроении. А я вел себя несколько назойливо. – Он небрежно махнул рукой. – Всякое случается, не так ли?
– Бывает, – согласился Ньянгу, направляясь к двери клетки. – Кстати, а что едят ваши замечательные друзья?
– Мясо, – плотоядно ухмыльнулся сэр Дуглас. – Столько, сколько дадут.
– А они еще не сообразили, что мы тоже мясо?
– Нет, – ответил дрессировщик. – Но они работают над этим вопросом.
Ньянгу заметил, что Гарвин изменил свои привычки. Теперь он дрых весь день, на закате просыпался, перекусывал и всю ночь напролет занимался делами, часто прерываясь, чтобы проверить тот или иной номер. На заре плотно ел, выпивал полбутылки вина и заваливался спать.
Также Ньянгу ловил взгляды, которые Гарвин бросал в сторону Дарод Монтагны. Но пока ничего не случилось. Пока.
Однако Иоситаро вместе с двумя помощниками из Отдела Разведки было чем заняться помимо этого. Тщательно, но как можно более ненавязчиво, они старались выяснить у всех, кто присоединялся к цирку, откуда те прибыли, что знают о крушении и об их личных путешествиях.
Сложность заключалась в том, что цирковые не особенно любят рассказывать о себе. Они неохотно называли места, где бывали раньше, чаще отвечая: «Я работал с Земекисом». Или: «Я от Батлера и Дочери».
Так что пока в добытых Ньянгу сведениях царила неразбериха. Одни планеты и сектора вроде бы приняли решение объявить о своей независимости от Конфедерации. Что сталось с приписанными к ним чиновниками, никто не знал.
Другие миры, похоже, утратили контакт со всеми остальными. Их грузовые составы ушли и не вернулись, заказанные грузы так и не материализовались, гарнизоны так и не сменились и так далее.
Некоторые артисты сообщали похожие истории: кто-то ждал прибытия напарника или родственника, а корабль так и не появился в тамошних небесах, кто-то подписал контракт, но транспорт так и не пришел.
В целом, казалось, не было никакой одномоментной катастрофы, а, скорее, постепенный распад.
У Ньянгу не складывалось какой бы то ни было теории.
– Великие боги на воротах! – воскликнул Дилл. – Да они просто немереные!
– Никто не понимает, насколько слоны велики, пока однажды не подойдет к ним близко, – заметил Гарвин. – Разве не так?
– Откуда нам знать? – откликнулся один из худощавых смуглых людей.
Второй кивнул:
– Мы рядом с нашими друзьями с рождения.
Первый мужчина представился как Сунья Танон, второй – как Фрафас Фанон. У них было шестнадцать слонов, каждого из которых звали по имени, да еще двоих детенышей, не более земного года от роду – Чертенка и Лоти.
– Хотите, мы покажем вам, что умеют наши друзья?
– В этом нет необходимости, – ответил Гарвин. – Я смотрел ролик, присланный вами. Вы – более чем желанные гости.
– Хорошо. – Сунья, как и Фрафас, говорил на всеобщем аккуратно и без акцента, словно был лучше знаком с другим языком. – Кормить наших друзей за счет нашего скромного бюджета сделалось затруднительно.
– Но мы должны предупредить вас, – заметил Фрафас. – Мы ищем одно место, и, если в течение нашего совместного путешествия узнаем, как туда добраться, мы вынуждены будем настаивать на разрешении немедленно оставить труппу.
– Полагаю, это можно устроить, – осторожно произнес Гарвин. – А что это за место?
– Вы когда-нибудь слышали о планете под названием Коанду? – спросил Сунья.
– Нет, – ответил Гарвин. – Хотя это ничего не значит, я ведь не астронавигатор.
Парочка выглядела разочарованной.
– Нам тоже неизвестно ее местоположение, – сказал Фрафас. – Но однажды мы услышали о ней и решили, что должны посвятить жизнь тому, чтобы попасть туда с нашими друзьями.
– Почему это так важно? – спросил Дилл.
– Легенда гласит, – начал Фрафас, – что люди нашей культуры покинули древнюю Землю… вместе со слонами, с которыми они всегда работали, чтобы обрести свой дом на планете, такой же жаркой и покрытой джунглями, как и местность, откуда они пришли. Но там никто не охотился бы на их друзей ради их шкур, бивней или… или просто ради чудовищного удовольствия убить кого-либо больше себя. Рассказывают, что они нашли такой мир и назвали его Коанду. Они осваивали его, стараясь сохранить его в первозданном виде, какой была их родина, пока ее не разорили, и затем отправили экспедиции обратно на Землю, чтобы привезти к ним диких слонов. Потому-то, гласит сказание, слоны столь редки, и встретить их можно разве что в цирках, которые соглашаются работать с нами, да еще кое-где в окрестностях Конфедерации. Таков мир, который мы ищем, как искали до нас наши родители, а до них – их родители.
Дилл собирался, было, ляпнуть очевидное, но вдруг осознал, что он не настолько скотина. Они с Гарвином переглянулись.
– Полагаю, – произнес Гарвин, – вы вели расспросы с момента прибытия на Гримальди?
– Расспрашивали и сверялись со звездными каталогами, – ответил Сунья. – Но безуспешно.
– Все нормально, – влез Дилл, удивив Гарвина и самого себя. – Коанду где-то там… И мы найдем ее или, по крайней мере, выясним, где она находится. Возможно, когда… если… мы доберемся до Центрума, то посмотрим, не сохранились ли исходные записи Конфедерации.
Сунья посмотрел на партнера:
– Видишь? Я знал, что нам повезло, еще когда мы только увидели, как этот корабль спускается с небес.
Янсма и Дилл передали зверей и их погонщиков Лир и направились обратно к кораблю.
– Тебе никто не говорил, что ты сентиментальный олух? – поинтересовался Гарвин.
– А ты, конечно, наоборот? – парировал Бен.
Гарвин и Монтагна наблюдали, как две длинноволосые женщины и длинноволосый мужчина с внушительными усами гарцевали верхом, перекатывались и кувыркались на лошадиных спинах, будто лошади стояли неподвижно, а не текли с плавной грацией, словно молоко, сквозь обручи и вокруг арены.
– Я собираюсь научиться этому, – твердо заявила Монтагна. – Неважно, насколько это трудно.
– Ты справишься, – ляпнул Гарвин. Девушка улыбнулась ему, рефлекторно придвинувшись ближе. Они поймали себя на этом и шагнули в стороны.
Наездник, Руди Квиек, спрыгнув с лошадиной спины, дважды перекувырнулся в воздухе и приземлился перед парочкой.
– Разве мои верные не чудесны?
– Чудесны, – согласился Гарвин. – А в чем хитрость?
Квиек выглядел уязвленным.
– Никаких хитростей. Мои кони, мои верные, принадлежат к особенному, очень редкому семейству, которое выращивают всего несколько ромалэ на изолированных планетах и почти никогда не показывают на публике. И у меня лучшие представители породы. Аттракцион настолько необычный и такой отлаженный, что ваш цирк должен быть просто счастлив подписать с нами контракт. Ведь это удвоит, если не утроит сборы.
– Да, – бесстрастно произнес Гарвин.
– Надеюсь, – вступила Монтагна, – вы не станете возражать, если я попрошу одну из ваших лошадей поднять ногу?
– Ах, – воскликнул Квиек, – дама не только красива, но и умна!
– Да нет, – откликнулась Монтагна. – Мне просто показалось, что я заметила металлический блеск, когда ваш конь запрыгивал на ту стойку.
– И снова «ах», – вздохнул Квиек. – Я должен работать с животными. Вынужден признаться, я несколько облегчил задачу моим бедным лошадкам.
– Чем? – ухмыльнулся Гарвин. – Маленьким антигравом в каждой подкове?
Квиек поклонился.
– Вижу, у меня не будет секретов от вас, бригадир. Может, нам стоит переместиться в ваш кабинет, отпробовать ракии, которую мы привезли с собой, и обсудить, каким образом я с моими женами и вы будем вместе работать?
Гарвин кивнул:
– Извини, Дарод, но приглашение на ужин в городе, похоже, отменяется. Мне предстоит изрядно поторговаться сегодня ночью.
– Я не собираюсь садиться на эту зверюгу! – бушевала молодая женщина.
– Но почему, моя темпераментная малышка? – терпеливо поинтересовался крохотный и какой-то истощенный на вид человечек по имени Нокс, цирковой хореограф. – Нам обещали, что они не едят людей.
– Не буду, потому что… потому что у них повсюду волосяные шипы, а я не хочу, чтобы моя попка превратилась в подушечку для булавок!
Моника Лир, стоявшая рядом с Гарвином у выхода из корабля, пробурчала:
– Все они такие. Все эти чертовы три десятка этих чертовых статисток. Они не будут то, они не будут это. Им наплевать на то, что говорится в контракте, у них в комнате слишком жарко, у них в комнате слишком холодно, слишком близко к лошадям, слишком… арррргх! Шеф, умоляю: дайте мне их всех на недельку, и, обещаю, те, которые останутся, перестанут распускать нюни раз и навсегда.
– Ну-ну, – попытался успокоить ее Гарвин, пряча улыбку. – Мы должны делать скидку на артистический темперамент.
– До левой сиськи мне их темперамент! – рыкнула Моника. – Все, что от них требуется, это вертеть своими хорошенькими задницами, улыбаться так, как будто они знают, какое нынче число, и создавать гребаный контраст клоунам.
– О чем и речь.
– Итак, Адель, – Нокс все еще сохранял спокойствие, – мне действительно не хочется на вас давить… Но если вы не примете это назначение, нам придется придумать для вас что-нибудь другое.
– Все, что угодно! – бушевала блондинка. – Все, что угодно, кроме этого!
– Хе… хе… хе… все, что угодно? – неожиданно в поле зрения возник Ристори в длинном черном дождевике и шляпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39