Врачу, который оперирует язву, не место на скамье подсудимых!
- У тебя могут быть неприятности по службе, Ро!
Боденштерн незаметно поморщился. Ро было его уменьшительным именем. Трауте придумала его в ту первую ночь, когда все ушли по сигналу воздушной тревоги в бомбоубежище и они остались в квартире одни. Свои письма с фронта он всегда подписывал: "Твой Ро". Но сейчас это имя вызывало неприятную ассоциацию. "Ро-Ро-Ро" - так называлась книжная серия издательства, выпускавшего самую отвратительную либеральную труху.
- У меня тоже есть принципы, - сказал он жестко. - Я уже заявил об этом начальнику. Конечно, в деликатной форме. Предложил поручить расследование другому, если он считает недостаточно объективным меня.
- И как он прореагировал? - с тревогой спросила Трауте.
Боденштерн усмехнулся. Дверь мягко захлопнулась. По бетонным плитам лестничной клетки гулко застучали шаги. Лифт зажужжал и пошел вниз. Спустя минуту Трауте услышала шум отъезжающей машины.
* * *
Уже сидя в машине, Мэнкуп подозвал официанта и попросил принести две бутылки шампанского. Ехать надо было не очень далеко. На полпути Мэнкуп предложил Магде сесть за руль.
- Празднество удалось на славу, я пьян! - заявил он. - Но не настолько, чтобы подвергать риску жизнь моих ближних, а тем более собственную.
Гамбург отошел ко сну. Жилые казармы монотонно повторяли одну и ту же картину - на сотни темных квадратов два-три светлых. Но центральные улицы по-прежнему лихорадило от обилия витрин, неоновых вывесок, автомобилей.
- Мы занимаем второе место в Европе! - Мэнкуп, чуть-чуть раскачиваясь, уморительно пародировал преисполненного локального патриотизма оратора: - По развитию автомобилизма! Об этом свидетельствует красноречивая цифра: на тысячу душ населения - пятнадцать катастроф со смертельным исходом. Если же причислять к этим покойникам отделавшихся более легкими увечьями - лишением водительских прав, ампутацией конечностей, трепанацией черепа и прочими бытовыми травмами, - то мы имеем все возможности стать первой нацией в мире!
Дейли сидел за Магдой. Мимолетные отблески световых реклам скользили по ее сиреневому жакету. Каждый раз, когда красный отсвет придавал ткани багровый отлив, Дейли невольно представлял себе ее темно-вишневую изнанку. Впервые это навязчивое видение нахлынуло на него в театре. Надолго вытесненное другими ассоциациями, оно сейчас снова вынырнуло на поверхность. Дейли почти был уверен, что видел этот жакет, еще до знакомства в кафе "Старая любовь", видел в его вишневом воплощении. Видел на женщине, удивительно похожей на Магду. Но где? Как он ни рылся в бесчисленных ящиках своей памяти, вместо ответа возникали несуразные видения. Белое облако, белые крылья, одетые в белое стюардессы.
- Ну как вам понравилась гамбургская кухня, господин Дейли? - спросил Мэнкуп.
- Что? - не расслышал Дейли.
- Интересуюсь вашим мнением о лабекаусе.
- Мой язык еще сейчас блаженствует. Но если бы я к тому же знал, что находится в моем желудке...
- Попробуйте отгадать. - Мэнкуп рассмеялся.
- Гамбург знаменит тем, что предлагает иностранцам кулинарные кроссворды, - заметила Магда.
Дейли пытался отгадать, но мысли его витали в ином измерении. Пока Мэнкуп с видимым удовольствием перечислял мелко накрошенные селедку, картошку, огурцы, копченое бычье мясо и различные пряности, из которых состояла оригинальная каша, Дейли с чудовищным упорством пытался решить другой кроссворд. Белое облако, белые крылья, одетые в белое стюардессы. Как только он вспоминал темно-вишневый жакет, в подсознании выплывала именно эта несуразная каша смутных видений.
Мэнкуп принялся за Муна. Отведанное им загадочное блюдо с красочным названием "кислый хвост" давало неисчерпаемый материал для юмора. Мэнкуп шутил по всякому поводу - к месту и не к месту.
Незаметно они доехали до района Харвестехуде, где высился массив с иголочки новых высотных домов. В одном из них, на последнем, четырнадцатом, этаже жил Мэнкуп.
- Я квартировладелец! - с иронией заявил он, выгружая чемоданы своих гостей. - С тех пор, как сделано самое разорительное изобретение современной цивилизации - система рассрочки, уважающие себя люди предпочитают покупать квартиру. Каждый плебей, внесший первые сто марок за собачью конуру, которая в лучшем случае станет его собственностью только через двадцать лет, имеет право называть себя домовладельцем. Но не каждый может заявить: "Я владею квартирой в доме, где живет один из членов династии Круппа!" Гениальная голова, кто первый придумал сначала выкраивать дома, а потом продавать по отрезкам: "Сколько прикажете отмерить? Двести метров? Пожалуйста, сейчас заверну! В качестве бесплатного сувенирчика разрешите приложить счет!"
Они подождали Баллина, "форд-таунус" которого забарахлил по дороге, и шумной компанией погрузились в лифт. От его кожаной обивки несло дорогими сигаретами, французскими духами и собаками. Не теми, что коллекционируют в своей шерсти заурядные запахи большого города, а вымытыми душистым шампунем, хорошо воспитанными комнатными псами, которые лишь в исключительных случаях принимают дверцы лифта за дерево.
Строители дома считались с отвращением покупателей к массовости - в каждом подъезде была лишь одна квартира на этаж.
Мэнкуп сунул ключ в патентованный замок и, прежде чем захлопнуть дверь за своими гостями, спрятал его обратно в карман.
Прихожей не было. Мун и Дейли сразу же очутились в просторном, пестро расцвеченном холле. По обилию ярких красок можно было сразу догадаться, что квартира была спроектирована Магдой. Зеркальная пластмасса самых неожиданных расцветок почти целиком заменяла дерево.
- Вы, должно быть, удивлены? - Мэнкуп перешел на серьезный тон. - А мне нравится. Многие советовали приобрести старинный особнячок в тихом, старозаветном районе, где нет ни современной стандартизации, ни сопутствующей ей скученности.
- Перенесите Шопенгауэра в этот микроквартал, где одна тысяча людей живет под одной крышей, - и он выдаст вам философию, против которой его прежняя мизантропия покажется гимном любви к человечеству! - Ловиза, запрокинувшись вместе со стулом, показала на видневшиеся в окне одинаковые плоские коробки.
- Я лично вовсе не против современности, - Мэнкуп посмотрел на Ловизу и быстро отвернулся, - только против ее ханжеской нечеловечности, прикрывающейся заботой о людях, чтобы исподволь превратить нас в покупательские и мыслительные автоматы. Против лжепророка, который, нарядившись в разноцветные ризы, рекламы, глаголет о наступлении изобилия. Но я люблю красочность современных линий, их раскованность, даже сумасшедшинку... В такой квартире чувствуешь свой нестареющий век, в нем сам не стареешь и, пожалуй, даже умрешь молодым...
- К сожалению, большинство состоятельных людей перенасытилось этой, как ты называешь, сумасшедшинкой. - Магда вздохнула. - Старые картины, старинная мебель, темные тона... Никак не могу приспособиться к этому последнему крику моды.
- Моя квартира, можно сказать, лебединая песня Магды. - Мэнкуп снова стал ироничен. - Волей-неволей приходится выбирать между церковной папертью и фирмой надгробных памятников.
- Магнус, ты непростительно пьян! - Скульптор резким движением вынул трубку изо рта.
И Муну, и Дейли (впоследствии они сравнивали свои впечатления) тон Мэнкупа тоже показался излишне агрессивным. Так трезвый человек не разговаривает со своими друзьями. Но несмотря на слегка пошатывающуюся походку и характерную для захмелевшего человека дробную торопливость речи, не верилось, что он действительно пьян.
- Мне это простительно, - резко сказал Мэнкуп. - Правда, Магда?
- Взгляните на эти скульптуры! - Магда повернулась к гостям. - Сколько выдумки!
Скульптуры стояли повсюду - из пластмассы, дерева, бронзы, глины, даже пластилина. Полуабстрактные тела, ожившие геометрические фигуры, свидетельствующие если не о таланте, то о недюжинной фантазии. Особенно поражала одна композиция - изломанный металлический каркас. Стоило заполнить его при помощи домысла живой плотью, как перед глазами возникал кем-то преследуемый, спасающийся паническим бегством человек. По излому запрокинутой головы можно было догадаться, что за ним гонится самолет.
- Эту вещь я назвал "Штукасы летят". Возможно, мое лучшее творение! польщенный вниманием Муна и Дейли, грустно сказал скульптор. - Вдохновила меня картина в баховской комнате, вы ее сами сейчас увидите...
И саму комнату, и картину они увидели при обстоятельствах, когда задний план перестал существовать, как бы растворившись в трагичности переднего плана. Но сейчас... сейчас Мэнкуп был еще жив. Растопырив ноги, слегка покачиваясь на носках, он казался воплощением жизни, клокочущим котлом энергии, освобождающейся от избытка при помощи едкого пара иронии.
- Да, Лерх, - Мэнкуп покачал головой, - умри ты раньше меня, я со временем, возможно, выручил бы за твои творческие причуды порядочную сумму. Сами художники редко доживают до этого "со временем"... Увы, и ты пал жертвой всеобщей тяги к реальному, осязаемому, всеобщей реставрации, неотделимой от тоски по прошлому. Сейчас все реставрируется, в том числе солдатская доблесть завоевателей Европы. Тоже не страшно! Надо только вовремя перестроиться. Кончится тем, что на дворе имперской канцелярии, где был сожжен Гитлер, возвысится прекрасный памятник вашей фирмы, а Дитер...
Скульптор побагровел. Вся его голова, от волос до рыжей бороды, превратилась в сплошное зарево. Магда побледнела. Ее белое лицо, рывком отделившись от облаченного в яркие краски туловища, словно повисло в воздухе.
- Извинись, Магнус! - Ловиза не дала Мэнкупу договорить. - Извинись! повторила она срывающимся голосом. - Даже ты не имеешь права на такие слова! Это нестерпимо!
- Магнус только шутит! Разве вы не видите? - Баллин, неловко вскочивший с низкого кресла, в котором он возлежал в почти горизонтальном положении, пытался разрядить атмосферу.
- Конечно, шучу, - со спокойной улыбкой подтвердил Мэнкуп. - Поэтому дайте мне в порядке шутки закончить фразу... А Дитер Баллин напишет новый вариант своей книги "Заговор генералов" и на этот раз причислит к лику святых не мятежных генералов, а расстрелявших их гестаповцев.
Баллин сделал непроизвольное движение к Мэнкупу. Мун и Дейли, наблюдавшие за попыткой Ловизы успокоить скульптора и архитекторшу, проглядели этот момент. Когда Мун повернул голову, Баллин, остановившись на полпути, смеялся:
- Как видишь, Магнус, я сделал слабую попытку обидеться, но ничего не получилось. Королевским шутам и Гамбургскому оракулу прощается все! Твоя привилегия - сыпать колкостями. Зато моя священная привилегия - реагировать на них королевским смехом.
- Молодец, Дитер! - Мэнкуп похлопал его по плечу. - Что бы мы делали без спасительного ангела по имени юмор! Стоит ему простереть свои задорные крылья, как любая трагедия немедленно превращается в свалку убитых хохотом людей! - Мэнкуп согнал с лица усмешку и, отвернувшись от Баллина, посмотрел на часы.
Свисавший с потолка большой диск лунного цвета с красными черточками вместо цифр, возможно, излишне оригинальный для любой другой комнаты, отлично монтировался с выставкой полуабстрактных фигур и ярким пластиком. Сверкающие металлические стрелки показывали без пятнадцати двенадцать. В ту же секунду часы исторгли из своих недр разделенный двумя четкими паузами звон.
Три удара отзвучали, и лишь тогда Мун сообразил, что это не звон, скорее космическая музыка, что-то вроде синкопированных позывных корабля, сквозь невообразимое пространство долетевших до давно покинутой им Земли. Человек, придумавший эти звуки, несомненно, был музыкантом и философом одновременно. Они будили мысль о бренности существования, об относительности времени, о черт знает каких проблемах, совершенно не свойственных Муну по складу его ума. А теперь он с удивлением вспомнил, что самолет приземлился на аэродроме Фулсбюттель всего каких-нибудь шесть часов тому назад, и ужаснулся тому количеству событий, которое вместила всего четверть суток.
Событий? Да нет, как раз наоборот, за эти шесть часов ровно ничего не произошло. Просто иллюзия, побочное явление психологической теории относительности, где материя, энергия, скорость, пространство воплощаются человеческой личностью. Не было событий, был один Магнус Мэнкуп, по прозвищу Гамбургский оракул. Мыслил вслух, иронизировал, рассказывал, заставляя его, Муна, пережить историю Гамбурга, историю Германии, историю западной цивилизации...
Внезапно заторопившись, Мэнкуп провел гостей в резервированную для них комнату.
- Здесь жила моя жена! - Мэнкуп сделал красноречивый жест, словно предоставляя возможность по обстановке воссоздать живой образ. Уцелевший в модернистском потопе островок с темной мебелью, плотными неяркими занавесями, спокойными акварелями, просторной кроватью, к которой, очевидно специально для гостей, было добавлено раздвижное кресло.
- Вот контракт! - открыв секретер, Мэнкуп вынул сложенный вчетверо лист бумаги и машинально включил стоявший рядом телевизор. Комнату заполнил грохот бешено мчащихся по металлическому перекрытию машин. - Надеюсь, он вас устроит. Опробовать на себе яды и носить пуленепроницаемые жилеты вам не придется, - усмехнулся он. - Знакомьтесь, а я тем временем удалюсь в свой баховский кабинет и закончу срочную статью. Это займет не больше десяти минут.
- А чем занимаются ваши друзья? - спросил Дейли.
- Разошлись по своим комнатам, у каждого есть своя излюбленная... С тех пор как я расстался с женой, они частенько ночуют у меня. - Заметив нахмуренные брови Муна, Мэнкуп покачал головой. - Я всегда глубоко жалел людей, которых профессия заставляет подозревать все человечество. Но чтобы успокоить вас, обещаю надежно запереться. Так надежно, что ни один черт не доберется до меня.
- Не пора ли нам поговорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33