– Вы, наверное, говорите об огромном черном шаре, который пылится на чердаке? Но он уже который год не работает! Когда мы были маленькими, использовали его при игре в прятки.
– Пожалуйста, отведите меня к этой машине, – попросил Тиксу, пытаясь скрыть охватившее его возбуждение. – Время не терпит, а ставка невероятно велика! Арест вашего отца доказывает, что надо спешить! Я специалист по этим машинам. Мне понадобится всего минута, чтобы удостовериться, работает она или нет.
Они снова переглянулись. Каждая ждала согласия другой.
– Пошли. Надо подняться на чердак! Она уже двадцать лет стоит там.
Одна из женщин пробежалась пальцами по клавиатуре. Робот втянул в себя все щупальца.
– Меня зовут Исалика. А ее Софрена. Она моложе меня на три года.
– Если вам не все равно, предпочел бы не называть свое имя. Не из недостатка вежливости. Не хочу, чтобы у вас из-за меня возникли неприятности…
– Мы вас понимаем. Пошли!
Они вскарабкались на чердак по винтовой лестнице, начинающейся в коридоре между магазинчиком и мастерской. Неровные, шатающиеся ступени едва виднелись в полумраке. Дерево протяжно скрипело под их ногами. Тиксу трижды споткнулся, но удержался на ногах, схватившись за перила.
На площадке чердака Исалика протяжно свистнула. Вспыхнула лампа, выхватив из тьмы невероятный хаос, царящий на чердаке: груды поврежденных кукол, антикварную сломанную мебель, тряпки, куски тканей, банки с воском, старые кисти, коробки из-под светящейся эмульсии… Кучи гвоздей, деревянных ящичков усеивали синий палас, вытертый до самой основы. В воздухе висел стойкий запах пыли и плесени.
Резкий свет лампы бросал тени на низкие стены и балки, затянутые паутиной.
– Папа хотел, чтобы мы стали ювелирами, но мы не очень одарены, – сказала Софрена.
– Наверное, здесь следует поработать нашему роботу, – добавила Исалика.
Она оттолкнула ногой металлические обломки. Свет лампы отразился от черного бока металлической сферы, затаившейся в углу мансарды.
– А вот и машина!
Она наполовину утонула под заполненными картонными коробками, покрытыми густым слоем пыли, из-под которого проступали имена и адреса поставщиков мастерской. Тиксу с первого взгляда понял, что перед ним очень старая модель, с пульта которой нельзя было вводить параметры с той же точностью, как на современных дерематах. Используя машину этого типа, он понимал, существует один шанс из двух, что рематериализация произойдет в пространстве и пассажир разлетится в виде облака микрочастиц, а если она доставит его на Селп Дик, то в девяти случаях из десяти он очутится на улице, застрянет в крыше дома или окажется в океане, который покрывал девяносто процентов поверхности планеты… Он подошел к машине и коснулся ее округлого брюха.
– Вы можете посветить внутрь? – спросил он у Исалики.
Подгоняемая свистом девушки, лампа пересекла чердак, застыла над машиной и осветила стеклянный нарост. Производители первых моделей дерематов не считали нужным устраивать боковые люки. Надо было протискиваться в кабину передачи через верхнее отверстие. Тиксу освободил поручни из-под коробок. Пыль забила нос и глотку. Он взобрался на машину и разжал крепления люка, который занял вертикальное положение.
Тишину вдруг разорвал вопль:
– Исалика! Софрена! Люди в сером! Они здесь! Они… – Крик перешел в протяжный хрип.
– Это был голос Жоаба-Ти, нашего соседа! – прошептала Исалика, побледнев. – Боже, что они от нас хотят?
– Они ищут не вас, а меня, – сказал оранжанин. – И отыскали. А я думал, что ушел от них! Скажите им, что я заставил вас помочь мне! Спасибо и прощайте!
Он просунул ноги и бедра в люк кабины. Потом погрузился внутрь машины. Лампа почти израсходовала свою энергию, и он ничего не видел. На ощупь, ударяясь головой о металлические выступы, он отыскал программирующее устройство клавиатуру с круглыми кнопками, подключенную напрямую к мемодиску дезинтеграции в обход электронных цепей контроллера. Работу цепи воссоздания клеток проверить было невозможно. Машина вполне могла рематериализовать лишь часть его тела или перепутать введенные данные. Он уже видел на голофильмах результаты подобных пересылок: деформированные, неузнаваемые тела… Но у него не было выбора, и он рискнул.
Он нажал на рычаг ручного программирования и стал ждать инструкций и данных, которые должны были появиться на черном выпуклом экране. Пространственные координаты Селп Дика он помнил смутно и проклинал себя за глупость: их следовало освежить в памяти в любом туристическом агентстве или в геозвездном институте.
Свора ворвалась в магазинчик, потом в мастерскую. Шум шагов, голосов, хлопающих дверей просочился через пол чердака. Дочери ювелира прижались друг к другу и застыли посреди чердака.
Экран не зажигался. Тиксу нервно просунул руку под него и понял, что программатор отключен от фильтра частиц. Наверное, Анидол принял меры предосторожности, чтобы девочки, играя, случайно не совершили непоправимую глупость… Пальцы оранжанина забегали в поисках недостающего кабеля. Лампа была готова погаснуть в любой момент. По его лбу текли крупные капли пота, глаза щипало, движения были неверными, неумелыми, мочевой пузырь раздуло. Он резким движением вырвал вспомогательный кабель, висевший под кушеткой пассажира, в надежде, что тот не играет существенной роли для запуска деремата. Зубами и ногтями содрал изоляцию, скрутил провода с проводами программатора и фильтра. На экране возникли пятна света. Он молился, чтобы конструкция выдержала нарастание энергии. Ладони вспотели, он уже различал крики преследователей… Наконец строчки данных выстроились на экране. Кабина погрузилась в зеленый полумрак. Он нащупал клавиатуру и набрал координаты Селп Дика. И подавил последние сомнения, надеясь, что не ошибся. Во время стажировки на Урссе он вызубрил все координаты планет Конфедерации, но это было так давно… Другой мир… Другое время… Он рухнул на кушетку. Кости брошены. Послышалось потрескивание, потом шорох и зловещая дрожь. Он решил, что куча ржавого железа взрывается. И быть может, так и случилось…
Зонд направился к черному шару, сварные швы которого разошлись с глухим гудением. Наемники ворвались на чердак. Лучи их факелов высветили застывших от ужаса Исалику и Софрену. Дочери ювелира без сопротивления позволили надеть себе на шею магнитные ошейники.
Один из наемников бросился к лестнице, ведущей к люку деремата. Вибрации, сотрясавшие черный шар, не позволили ему открыть люк. Он в бешенстве голыми руками разбил толстенное стекло люка и ринулся внутрь.
И через минуту вылез обратно вместе с пиджаком из синей шерсти, черными велюровыми панталонами, белым хлопковым бельем и парой маркинатских сапог.
– Он запрограммировал себя на Селп Дик. Координаты точки прибытия еще можно прочесть… Просто невероятно, что эта рухлядь еще может отправлять к звездам! По виду она никого не перешлет даже на площадь Жачао-Вортлинг!
– Селп Дик? Девица из агентства ГТК была права! – послышался металлический голос.
Скаит-чтец вынырнул из полумрака чердачной площадки.
– Жаль! Мне хотелось бы знать, как его ум, ум весьма посредственный, смог уйти от ментального обследования. Тем хуже для него. Поскольку этот глупец так жаждал добраться до своих друзей-абсуратов, то умрет вместе с ними. Он, сиракузянка и все прочие… Все… И последние следы колдовства исчезнут с лица всех миров… Что касается этих девиц, им придется узнать, что такое помощь врагам императора. Я отдаю их вам на час. Делайте с ними, что хотите. Потом отведете в Круглый Дом. Они примут наказание, предусмотренное для предателей. Как их отец. А машину превратите в пепел.

Когда наемники-притивы насытились Исаликой и Софреной, они бросили их на полу, обнаженных, окровавленных, дрожащих, униженных, похожих на сломанных кукол, потом навели дезинтегратор на черную машину.

Глава 17


Есть лишь одна свобода – свобода души!
Свобода души – ценнейшее сокровище,
Она возвышает творение на уровень творца.
Свобода души – хрупкий цветок,
Он вянет, когда душа попадает в темницу
Суждений и подобий истины.
Свобода души не терпит ограничений
Извне и неподвижности.
Ее нельзя купить, она – не предмет торга.
Тот, кто мутит ее чистую воду,
Сворачивает с тропы интуиции.
Тот, кто забывает о ней, вступает на дороги
Иллюзий и в цикл страданий.

Друзья, ревностно следите за свободой своей души.
Отрывок из проповеди Крейца на дюнах великой пустыни Осгора.
Небольшая книга-фильм, найденная в запретной библиотеке епископского дворца Церкви Крейца

Гаркот-эксперт медленно откинул капюшон пурпурного бурнуса на плечи и внимательно вгляделся в свое лицо, отражавшееся в овальном водозеркале, возвышавшемся посреди бассейна из красного ароматного камня.
Он увидел серо-зеленую кожу, невыносимо шершавую по сравнению с гладкой, шелковистой кожей людей. Эта отвратительная кожа обтягивала неправильный череп с множеством шишек и провалов, напоминая собой выжженные провинции Осгора. Его черно-серые глаза навыкате вызывали невероятное отвращение у людей, особенно женщин, чья чувственность не могла примириться с полным отсутствием выражения в них.
Гаркот не принадлежал ни к одному, ни к другому полу и не был рожден в союзе мужчины и женщины. Он был скаитом, спорой Гипонероса, которая развивалась в матрияном чане. Он был создан властителями Гипонероса и послан в составе еще десяти тысяч карикатур на человека в миры, где обитали люди. Один из тех, кто был частью тайного плана завоевания миров Млечного Пути. Этапы этого плана были известны только Паминксу, скаиту из высших эшелонов власти.
Гаркот не должен был испытывать никаких личных чувств – признательности, зависти, гнева. Его уделом было подчинение коллективным импульсам Гипонероархата, конгломерата спор-прародителей, поступавшим к Паминксу, главному резиденту. А Гаркот страдал, что его физический облик вызывал отвращение, отделяя от остальных неодолимой бездной. Конечно, он ни разу не поделился своими ощущениями с матричными братьями, которых совершенно не волновали подобные состояния души. К тому же они не обладали душой в человеческом понимании этого слова. Он переживал свои страдания, иногда становившиеся настоящей пыткой, в глубинах своего бездушного безмолвия.
Быть может, его мозговые цепи имели дефекты? Обычный скаит немедленно известил бы Паминкса, и тот немедленно отослал бы покаявшегося на Гипонерос: его физическое тело было бы растворено, чтобы извлечь жизненную спору, изучить ее и поместить в другую материальную оболочку или отправить в конгломерат Гипонероса.
Чудовищный облик Гаркота – чудовищный по меркам людей – мешал ему: поверхностное общество Сиракузы никак не хотело признавать его достоинств. А это желание признания личных заслуг свидетельствовало, что он был спорой нетипичной, экстравагантной, неподконтрольной, но какое это имело значение! Он, скаит, хотел, чтобы люди, без всякого стыда опускавшиеся до унизительных просьб защитить их мозг или проникнуть в чужой, приглашали его для участия в своих фривольных играх… Иначе месть его (месть тоже не входила в характеристики скаитов) будет ужасной!
Ибо те же самые люди, которые так его презирали, должны были бояться его как огня. Они не знали, что он вышел из матричных чанов с ментальными способностями, далеко превосходившими способности средних скаитов. Он был любимым учеником Паминкса: именно его выбрал коннетабль для первых опытов в области ментальной смерти, для казни сеньора Ранти Анга, именно его возвел в ранг эксперта и торжественно вручил ему пурпурный бурнус. Люди не подозревали о его истинной силе, сталкиваясь с ним в бесконечных коридорах нового императорского дворца, когда он прятал свою голову от чужих взглядов под просторным капюшоном бурнуса.
Придворные с их глупым тщеславием не подозревали, что он способен спокойно рыться в их птичьих мозгах, что он с невероятной легкостью преодолевал тонкий барьер защиты, создаваемый мыслехранителями, не отстававшими от них ни на шаг. А обосновавшись в их мыслях, мог с помощью малейшего импульса убить любого. Людишки, не сознающие, что над их головой ежесекундно висит топор палача, продолжали хвастаться и чирикать в своих роскошных одеяниях, достойных птичьего двора.
Гаркота не удовлетворяло простое осознание, что он оказался спорой, наделенной необычным даром. Большую часть свободного времени, времени, которое не было посвящено исполнению плана, он без устали исследовал глубины собственного менталитета, пытаясь добраться до неведомых границ, о которых другие думали со страхом. Он создал новые телепатические волны на такой высокой частоте, что они, не оставляя следов, проходили через тончайшие сети его соплеменников-мыслехранителей (защита мысли была плодом гениального прозрения Гипонероархата с целью создания зависимости от скаитов и ослабления психического потенциала человека). Гаркот без всякого смущения – смущение тоже не входило в характеристики скаитов – обследовал головы придворных, ставших живым полем для его экспериментов.
Высшие чиновники двора Венисии, считавшие себя защищенными от любого нежелательного проникновения в их мысли, даже не подозревали, что Гаркот время от времени наносил им тайные визиты. Он наслаждался тем, что знал все их тайны, исследовал их скрытую, отвратительную сторону души, в существовании которой они никогда бы не признались. Он знал практически все, что знать о них другим не полагалось.
Безусловно, тайные действия Гаркота были бесспорным нарушением кодекса чести Защиты, но кодекс, также созданный по импульсу спор-прародителей, был обманом, идеей, призванной успокоить людей. Честь была фиктивным критерием, абстрактным понятием, с которым не стоило считаться.
Его страстью было изучение запутанных лабиринтов человеческого духа, удивительно сложного комплекса, позволявшего каждому публично, а иногда и в частной встрече демонстрировать остальным тщательно выбранные стороны своего облика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74