Он молчал, скрестив руки; голова его находилась в тени абажура. Почему он не протестовал?
Ренин с уверенностью продолжал:
— Существует лишь одна версия. Пятого сентября в восемь часов господин д'Эглерош покинул свой замок, объяснив, что он отправляется в погоню за беглецами. Он уехал, оставив все на местах и захватив только ружье. В последнее мгновение перед отъездом из понятной предосторожности он бросил подзорную трубу в ящик стенных часов. Случаю было угодно, чтобы труба остановила ход маятника. Это обстоятельство должно было выдать его через двадцать лет. Удары мои, когда я стучался в двери, чтобы открыть их, видимо, освободили маятник. Часы пошли, пробили восемь раз… И разгадка была в моих руках.
Гортензия прошептала:
— Но доказательства! Доказательства!..
— Доказательства? — энергично продолжал Ренин. — Их много, и вы это знаете. Кто мог убить на расстоянии восьмисот метров? Только отличный стрелок, такой страстный, как вы, граф… Доказательства?.. Почему ничего не было взято из замка, исключая ружей? Эти ружья вам дороги, граф, и мы их находим у вас в полном порядке. И разве не доказательство тот факт, что каждое пятое сентября, то есть то число, когда совершилось убийство, граф, мучимый угрызениями совести, не находит себе места и, невзирая на свою обычную воздержанность, напивается и старается забыться в разных развлечениях. Сегодня пятое сентября! Какие же еще доказательства? Ведь достаточно взглянуть на графа в эту минуту.
И Ренин указал рукой на графа д'Эглероша, который в эту минуту с подавленным видом опустился в кресло, закрыв лицо руками.
Гортензия молчала. Она никогда не любила дядю своего мужа. Она мысленно согласилась, что Ренин прав. Прошла томительная минута. Граф налил себе вина и один за другим опорожнил два стакана.
Потом он встал и обратился к Ренину:
— Так ли это или не так, но нельзя назвать преступником мужа, уничтожающего свою преступную жену.
— Нет, — возразил Ренин, — но я рассказал только одну версию этой истории. Есть и другая, более серьезная и… более правдоподобная, которую распутает тщательное следствие.
— Что вы хотите сказать?
— Вот что: дело, возможно, не в оскорбленном муже. Быть может, вся суть в том, что разоренный человек хотел присвоить состояние и жену своего друга? Для этого он увлекает своего друга и свою жену, посоветовав им посетить упомянутую развалившуюся башню. И потом выстрелом из ружья убивает их.
— Нет, тысячу раз нет, — запротестовал граф, — все это ложь.
— Возможно, что я ошибаюсь, но почему тогда эти угрызения совести?
— Убийство — тяжкое бремя.
— Почему вы, граф, женились потом на вдове вашей жертвы? Все ведь дело в этом. Тут возникает ряд вопросов: богата ли была вдова убитого, вошла ли она в предварительное соглашение с убийцей?.. Я этих вопросов еще не выяснил, но их легко может выяснить судебная власть.
Граф пошатнулся. Он оперся на стул и с ужасом пролепетал:
— Вы предупредите власти?
— О нет, — объявил Ренин, — ведь судебная давность уже прошла. К тому же убийца уже достаточно наказан угрызениями своей совести в продолжение двадцати лет. И не следует устраивать публичного скандала, который может отразиться на племяннице господина д'Эглероша. Нет, не будем раскрывать все эти мерзости.
Граф пришел несколько в себя и прошептал:
— В таком случае, к чему все это?
— Почему я вмешался в это дело? Конечно, у меня есть известная цель. Но не бойтесь, граф, вы дешево отделаетесь.
Борьба кончилась. Граф понял, что ему приходится принести известную жертву, и он проговорил не без иронии:
— Сколько же?
Ренин расхохотался.
— Отлично, мы поймем друг друга. Но вы в некотором заблуждении: я работаю не ради денег, а ради славы.
— Говорите яснее.
— Речь пойдет о возвращении присвоенного.
— Что такое?
Ренин повернулся к письменному столу и проговорил:
— В этом столе хранится документ, который вы должны подписать. Дело касается состояния вашей племянницы Гортензии Даниель. Ее состояние было растрачено, и вы являетесь ответственным лицом. Подпишите эту бумагу.
Граф вздрогнул и сказал:
— Вы знаете цифру этого состояния?
— Мне этого знать не надо.
— А если я откажу?
— Тогда я поговорю с вашей супругой.
Без дальнейшего колебания граф вынул из стола официальный документ и подписал его.
— Вот, — заявил он, — и я надеюсь…
— Вы надеетесь, что между нами впредь не будет ничего общего. Я в этом уверен. Я уезжаю сегодня вечером, а ваша племянница, вероятно, завтра. Прощайте!
В гостиной, где никого не было, Ренин передал документ Гортензии. Она была ошеломлена. Больше всего ее поразила дальновидность и изумительная ловкость князя, восстановившего с такой неумолимой логикой все подробности ужасного преступления.
— Довольны вы мною? — спросил он ее.
Она протянула ему обе руки.
— Вы меня спасли от Росиньи. Вы мне дали свободу и независимость. Я вас благодарю от всей души.
— О, я не требую благодарности. Я просто хотел развлечь вас. Ваша жизнь так однообразна. Сегодня это однообразие было нарушено. Не так ли?
— Как вы можете об этом спрашивать?! Я пережила сегодня бесконечно много.
— Вся жизнь наша такова: надо только уметь найти. Везде, если у вас есть охота, можно сделать добро: спасти жертву, восстановить справедливость.
Она с изумлением проговорила:
— Но кто вы такой?
— Я просто авантюрист, любитель приключений. В приключениях заключается весь смысл моей жизни. Сегодняшнее приключение вас особенно взволновало, так как оно касается вас. Но и приключения других людей также интересны. Хотите испытать?
— То есть как?
— Будьте моей спутницей во время моих приключений. Если кто-либо меня призовет к себе на помощь, спасайте его вместе со мной. Если случай натолкнет меня на следы преступления, будем сообща это преступление раскрывать. Хотите?
— Да, — ответила она, — но…
Некоторое колебание охватило ее. Она не понимала хорошо смысл предложения князя.
— Вы, — продолжал он с улыбкой, — сомневаетесь во мне. Вы не знаете, куда я вас поведу. Вы опасаетесь, что в конце концов я потребую от вас гонорар. Вы правы. Нам надо условиться.
— Конечно, — шутливо проговорила Гортензия, — говорите.
Он задумался и сказал:
— Сегодня, в день нашего первого приключения, часы Галингра пробили восемь раз. Хотите, чтобы в течение трех месяцев мы совместно еще семь раз участвовали в каком-либо приключении? И когда кончится наше восьмое приключение, тогда…
— Что?
Он остановился.
— Заметьте, что во всякое время вы можете меня покинуть на полпути, если я вас не заинтересую. Но если вы последуете за мной до конца, если вы разрешите с вами начать и кончить восьмое приключение, тогда пятого сентября, когда старые часы пробьют восемь раз… тогда вы должны…
— Что? — с некоторым волнением спросила она.
Он замолчал. Взглянув на красивые губы молодой женщины, поцелуи которых он хотел получить в награду, Ренин сообразил, что Гортензия вполне поняла его и нет смысла высказываться яснее.
— Одно удовольствие вас видеть для меня достаточно. Ставьте сами свои условия. Что вы потребуете?
Она была благодарна ему за его чуткость и ответила с улыбкой:
— Что я потребую?
— Да.
— Могу я потребовать нечто очень трудное?
— Все легко для того, кто хочет победить.
— А если исполнить мою просьбу невозможно?
— Только невозможное меня интересует.
Тогда она сказала:
— Я требую, чтобы вы мне вернули старинную застежку из сердолика в филигранной оправе. Я получила ее от моей матери, которая получила ее от своей матери. Она приносила счастье и им и мне. Все это знали. С того времени, как она исчезла, я сделалась несчастной. Верните ее мне, добрый гений!
— Когда ее у вас похитили?
Она рассмеялась:
— Семь лет тому назад… или восемь… или девять… хорошо не знаю… Ничего не знаю по этому поводу…
— Я ее найду, — серьезно проговорил Ренин, — и вы будете счастливы.
Графин воды
Через четыре дня после своего переезда в Париж Гортензия условилась встретиться с князем Рениным в Булонском лесу.
В одно великолепное, ясное утро они расположились за отдельным столиком, стоящим несколько в стороне на террасе ресторана «Империал».
Молодая женщина находилась в превосходном настроении.
Сегодня она была особенно привлекательна. Чтобы не испугать ее, Ренин ни одним словом не напоминал ей о том условии, которое они заключили.
Она рассказала о своем отъезде из Марэз и заявила, что с тех пор о Росиньи ничего не слыхала.
— А я, — сказал Ренин, — слышал о нем.
— В самом деле?!
— Да, он мне послал своих секундантов. Сегодня утром у нас с ним состоялась дуэль. Для Росиньи все обошлось царапиной в плечо. Дело это закончено. Будем говорить о другом.
О Росиньи разговор более не возобновлялся.
Ренин предложил Гортензии участвовать в двух приключениях.
— Лучшее приключение, — объяснил он, — то, которого не ожидаешь. Оно является совершенно неожиданно, никто и ничто о нем предварительно не сообщает, надо уметь вовремя угадать его. Минута колебания — и уже слишком поздно. Особенное чутье, как у охотничьей собаки, подсказывает нам, где именно мы можем найти искомую дичь.
Вокруг них терраса начала наполняться публикой. За соседним столом какой-то молодой человек с бесцветным лицом и длинными усами читал газету. Откуда-то доносились звуки оркестра. В зале танцевало несколько пар.
Гортензия наблюдала за всеми этими лицами, надеясь найти какой-нибудь признак, свидетельствующий о внутренней драме, или о несчастной судьбе, или преступных наклонностях.
Вдруг в то время, когда Ренин платил по счету, молодой человек с длинными усами подавил крик изумления; подозвав лакея, он с испугом спросил:
— Сколько я вам должен?.. У вас нет сдачи?.. Господи! Поторопитесь же…
Без колебания Ренин схватил газету, которую читал молодой человек. Взглянув на нее, он вполголоса прочитал:
— «Господин Дурлен, защитник Жака Обриё, был принят в Елисейском дворце. Мы можем сообщить нашим читателям, что, насколько нам известно, президент отклонил просьбу о помиловании, и казнь совершится завтра».
Когда молодой человек прошел через террасу и очутился у ворот сада, мужчина и дама преградили ему путь.
— Извините, — проговорил мужчина, — я заметил ваше волнение. Дело ведь идет о Жаке Обриё?
— Да, да… о Жаке Обриё, — проговорил молодой человек. — Жак — друг моего детства… Я бегу к его жене… Она, вероятно, подавлена несчастьем.
— Могу я предложить вам свою помощь? Я князь Ренин, я и моя спутница рады были бы увидеть госпожу Обриё и предложить ей свои услуги.
Молодой человек, казалось, от волнения ничего не понимал. Он неловко представился:
— Дютрейль… Гастон Дютрейль…
Ренин сделал знак своему шоферу Клеману, посадил Дютрейля в автомобиль и спросил:
— Адрес? Адрес госпожи Обриё?
— Проспект Руль, 23 бис…
Ренин помог Гортензии занять место, сказал адрес шоферу и в пути начал расспрашивать Дютрейля.
— Я плохо знаю это дело. Объясните мне все в двух словах. Жак Обриё убил своего близкого родственника? Не так ли?
— Он не виновен, — ответил молодой человек, видимо не способный толком все объяснить. — Клянусь, что он невиновен. Я уже двадцать лет его друг… Он не виновен… и было бы чудовищно…
От него трудно было добиться чего-либо. Вскоре, впрочем, они были у цели. Дютрейль позвонил у маленького одноэтажного домика.
— Госпожа в гостиной со своей матерью, — доложила горничная.
— Я хочу их видеть, — сказал Дютрейль, пригласив своих спутников следовать за собой.
Они вошли в элегантную и довольно вместительную гостиную, которая раньше, вероятно, была кабинетом.
Там сидели две женщины в слезах. Одна из них, более пожилая, с седеющими волосами, поднялась навстречу Дютрейлю, который объяснил ей цель прихода Ренина.
— Муж моей дочери не виновен, — воскликнула старушка, — наш Жак прекраснейший человек, у него золотое сердце! Как он мог убить своего кузена!.. Он же горячо любил его. Клянусь вам, что он не виновен. И вот собираются совершить преступление — казнить его! Это убьет и мою дочь!..
Ренин понял, что все эти люди в течение долгих месяцев пребывали в полной уверенности, что невиновный не может быть казнен. Известие же о предстоящей неизбежной казни приводило их в состояние, близкое к безумию.
Ренин подошел к несчастной молодой блондинке, на лице которой выражалось глубокое горе. Гортензия села около нее, стараясь ее утешить. Князь проговорил:
— Сударыня, я еще не знаю, что я могу для вас сделать. Но честью моей ручаюсь, что если кто-либо может помочь вам, так это я. Я вас умоляю ответить ясно на мои вопросы, чтобы я мог проникнуться вашей точкой зрения относительно Жака Обриё. Ведь он, по вашему мнению, невиновен?
— О, конечно! — горячо вырвалось у нее.
— Так вот эту уверенность, которой вы не могли заставить проникнуться судебную власть, вы должны передать мне. Я не требую от вас подробностей, но прошу лишь ответить на ряд моих вопросов. Хотите?
— Спрашивайте.
Она была побеждена. Несколькими фразами Ренин заставил ее отвечать на вопросы. Гортензия лишний раз убедилась в том, какой способностью убеждать, подчинять и покорять обладал Ренин.
— Чем ваш муж занимался? — спросил он, предложив остальным хранить полное молчание.
— Он был страховым агентом.
— Хорошо шли его дела?
— До прошлого года хорошо.
— В последние же месяцы возникли денежные затруднения?
— Да.
— Когда совершено преступление?
— В марте, в воскресенье.
— Жертва?
— Дальний кузен, господин Гильом, живший в Сюрэсне.
— Какая сумма похищена?
— Шестьдесят тысяч, которые накануне этот кузен получил от старого должника.
— Ваш муж это знал?
— Да. В воскресенье об этом кузен ему сообщил по телефону, и Жак настаивал на том, чтобы эти деньги кузен не оставлял у себя, а положил на следующий день в банк.
— Это было утром?
— В час дня. Жак как раз должен был отправиться к Гильому на своем мотоцикле. Но он устал и предупредил его, что не выйдет. Весь день он оставался дома.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4