теперь он встретил его раболепно и,
снабдив запасом бутылок, запер в верхней комнате своего гнусного вертеп
а. По-видимому, долговязый субъект опасался преследования и желал спрят
аться. Много времени спустя Мариани, явившись как-то на борт моего судна,
чтобы получить со стюарда деньги за сигары, сообщил мне, что для этого чел
овека готов был сделать и большее, ни о чем не расспрашивая, в благодарнос
ть за какую-то гнусную услугу, давным-давно оказанную ему долговязым суб
ъектом, Ц по крайней мере так я его понял. Он дважды ударил себя кулаком в
смуглую грудь, выкатил огромные черные глаза Ц в них блеснули слезы Ц и
воскликнул:
Ц Антонио никогда не забудет. Антонио никогда не забудет!
Что это была за грязная услуга, я так в точности и не узнал. Как бы то ни было
, но он предоставил ему возможность обретаться под замком в комнате, где с
тоял стол, стул, на полу лежал матрац, в углу куча обвалившейся штукатурки
; долговязый субъект, отдавшийся безрассудному страху, мог поддерживать
свой дух теми напитками, какими располагал Мариани. Так продолжалось до
тех пор, пока к вечеру третьего дня субъект, испустив несколько отчаянны
х воплей, не почувствовал необходимости обратиться в бегство от легиона
сороконожек. Он взломал дверь, одним прыжком слетел с шаткой маленькой л
естницы, упал прямо на живот Мариани, затем вскочил и, как кролик, метнулся
на улицу. Рано поутру полиция подобрала его на куче мусора. Сначала ему вз
брело в голову, что его тащат на виселицу, и он геройски сражался за свою ж
изнь; когда же я присел к его кровати, он лежал очень спокойно, и в таком сос
тоянии пребывал уже два дня. Его худое бронзовое лицо с белыми усами выгл
ядело красивым и спокойным на фоне подушки; оно походило на лицо истомле
нного воина с детской душой, если бы не странная тревога, светившаяся в ег
о как будто стеклянных блестящих глазах, словно чудовище, молчаливо прит
аившееся за застекленной рамой. Он был так удивительно спокоен, что у мен
я родилась нелепая надежда услышать от него какое-нибудь объяснение это
го нашумевшего дела.
Не могу сказать, почему мне так хотелось разбираться в позорных деталях
происшествия, которое в конце концов касалось меня лишь как члена извест
ной корпорации; членов ее связывает лишь бесславный труд да кое-какие но
рмы поведения. Называйте это, если хотите, нездоровым любопытством; как б
ы то ни было, я, несомненно, хотел что-то разузнать. Быть может, подсознател
ьно я надеялся найти какую-то тайную искупающую причину, благодетельное
объяснение, хотя бы тень смягчающих обстоятельств. Теперь я понимаю, что
надежда моя была несбыточна, ибо я надеялся одолеть самого стойкого приз
рака, созданного человеком, Ц гнетущее сомнение, обволакивающее, как ту
ман, скрытое и гложущее, словно червь, более жуткое, чем неизбежность смер
ти, Ц сомнение в верховной власти твердо установленных норм. С ним тяжел
о бывает сталкиваться; оно-то и порождает панику или толкает на маленьки
е подлости; в нем кроется погибель. Верил ли я в чудо? И почему я так страстн
о его желал? Быть может, ради самого себя я искал хотя бы тени оправдания д
ля этого молодого человека, которого никогда раньше не видал, но одна его
внешность придавала особую окраску моим мыслям, Ц теперь, когда я знал о
б его слабости, и эта слабость казалась мне таинственной и ужасной, словн
о свидетельствовала о судьбе-разрушительнице, подстерегающей всех нас,
Ц тех, кто в молодости был похож на него.
Боюсь, что таков был тайный мотив моего выслеживания. Да, несомненно, я жда
л чуда. Единственное, что кажется мне теперь, по прошествии многих лет, чуд
есным, это Ц безграничная моя глупость. Я действительно ждал от этого пр
ишибленного и подозрительного инвалида какого-то заклятия против духа
сомнений. И, должно быть, я был на грани отчаяния, если, не теряя времени, пос
ле нескольких дружелюбных фраз, на которые тот отвечал с вялой готовност
ью, как и подобает всякому порядочному больному, я произнес слово «Патна
», облачив его в деликатный вопрос, Ц словно опутав шелком. Деликатным я
был умышленно: я не хотел его испугать. До него мне не было дела; к нему я не
чувствовал ни злобы, ни жалости: его переживания не имели на малейшего зн
ачения, его искупление меня не касалось. Он построил свою жизнь на мелких
подлостях и больше уже не мог внушать ни отвращения, ни жалости. Он повтор
ил вопросительно: Ц «Патна»? Ц затем, казалось, напряг память и сказал:
Ц Правильно. Я здесь старожил. Я видел, как она пошла ко дну.
Услыхав такую нелепую ложь, я готов был дать исход своему негодованию, но
тут он спокойно добавил:
Ц Она кишела пресмыкающимися.
Я призадумался. Что он хотел этим сказать? В стеклянных его глазах, устраш
ающе серьезно смотревших в мои глаза, казалось, застыл ужас.
Ц Они подняли меня с койки в среднюю вахту посмотреть, как она тонет, Ц п
родолжал он задумчивым тоном.
Голос его вдруг устрашающе окреп. Я раскаивался в своей глупости. Не видн
о было в палате белоснежного чепца сиделки; передо мной тянулся длинный
ряд незанятых железных кроватей; лишь на одной из них сидел тощий и смугл
ый человек с белой повязкой на лбу, Ц жертва несчастного случая, происше
дшего где-то на рейде. Вдруг мой занятный больной протянул руку, тонкую, к
ак щупальце, и вцепился в мое плечо.
Ц Я один мог разглядеть. Все знают, какой у меня зоркий глаз. Вот, должно бы
ть, зачем они меня позвали. Никто из них не видал, как она тонула, но они виде
ли, как она скрылась под водой, а тогда все заорали… вот так…
Дикий вопль заставил меня содрогнуться.
Ц Ох, да заткните ему глотку! Ц раздраженно завизжала жертва несчастно
го случая.
Ц Должно быть, вы мне не верите, Ц продолжал тот с безграничным высоком
ерием. Ц Говорю вам, по эту сторону Персидского залива не найдется ни одн
ого человека с таким зрением, как у меня. Посмотрите под кровать.
Конечно, я тотчас же наклонился. Хотел бы я знать, кто бы этого не сделал!
Ц Что вы там видите? Ц спросил он.
Ц Ничего, Ц сказал я, ужасно пристыженный.
Он смотрел на меня уничтожающим, презрительным взглядом.
Ц Вот именно, Ц сказал он. Ц А если бы поглядел я Ц я бы увидел. Говорю ва
м, ни у кого нет таких глаз, как у меня.
Снова он вцепился в мое плечо и притянул меня к себе, желая сделать какое-
то конфиденциальное сообщение.
Ц Миллионы розовых жаб. Ни у кого нет таких глаз, как у меня. Это хуже, чем с
мотреть на тонущее судно. Миллионы розовых жаб. Я могу смотреть на тонущи
е суда и целый день курить трубку. Почему мне не отдают моей трубки? Я бы ку
рил и следил за этими жабами. Судно кишело ими. Знаете ли, за ними нужно сле
дить.
Он шутливо подмигнул. Пот капал у меня со лба; тиковая тужурка прилипла к м
окрой спине; вечерний ветерок стремительно проносился над рядом незаня
тых кроватей, жесткие складки занавесей шевелились, стуча кольцами о мед
ные прутья, одеяла на кроватях развевались, бесшумно приподнимаясь над п
олом, а я продрог до мозга костей. Мягкий ветерок тропиков играл в пустынн
ой палате, как зимний ветер, разгуливающий по старой риге на моей родине.

Ц Не давайте ему орать, мистер! Ц крикнула издали жертва несчастного сл
учая; этот отчаянный сердитый крик пронесся по палате, словно трепетный
зов в туннеле. Цепкая рука тянула меня за плечо; он многозначительно подм
игнул.
Ц Знаете ли, судно так и кишело ими, и нам пришлось убраться потихоньку,
Ц быстро залепетал он. Ц Все розовые. Розовые Ц и огромные, как мастифы.
На лбу один глаз, а вокруг пасти отвратительные когти. Уф! Уф!
Он задергался, словно через него пропустили гальванический ток, под одея
лом обрисовались худые ноги; потом он выпустил мое плечо и стал ловить чт
о-то в воздухе; тело его трепетало, как ненатянутая струна арфы. И вдруг уж
ас, таившийся в стеклянных глазах, прорвался наружу. Его лицо Ц спокойно
е, благородное лицо старого вояки Ц исказилось на моих глазах: оно сдела
лось отвратительно хитрым, настороженным, безумно испуганным. Он сдержа
л вопль.
Ц Шш… Что они там сейчас делают? Ц спросил он, украдкой указывая на пол и
из предосторожности понижая голос. Я понял значение этого жеста, и мне ст
ала противна моя собственная проницательность.
Ц Они все спят, Ц ответил я, приглядываясь к нему. Правильно. Этого-то он
и ждал; именно эти слова и могли его успокоить.
Он перевел дыхание.
Ц Шш… Тише, тише. Я здесь старожил. Знаю этих тварей. Надо размозжить голо
ву первой, которая пошевелится. Слишком их много, и судно не продержится д
ольше десяти минут.
Он снова заохал.
Ц Живей! Ц закричал он вдруг, и крик его перешел в протяжный вопль. Ц Он
и все проснулись… их миллионы! Ползут по мне! Подождите! Подождите! Я их бу
ду давить, как мух! Да подождите же меня! На помощь! На по-о-омощь!
Несмолкающий вой завершил мое поражение. Я видел, как жертва несчастного
случая в отчаянии воздела обе руки к забинтованной голове; фельдшер в ха
лате, доходившем ему до подбородка, появился в дальнем конце палаты Ц ма
ленькая фигурка, словно видимая в телескоп. Я признал себя побежденным и,
не теряя времени, выскочил в одну из застекленных дверей на галерею. Вой п
реследовал меня, словно мщение. Я очутился на пустынной площадке, и вдруг
все вокруг затихло; я спустился по блестящим, не покрытым ковровой дорож
кой ступеням в тишине, давшей мне возможность собраться с мыслями. Внизу
я встретил одного из врачей госпиталя; он шел по двору и остановил меня.
Ц Зашли проведать своего матроса, капитан? Думаю, мы можем завтра его вып
исать, хотя эти молодцы понятия не имеют о том, что следует беречь здоровь
е. Знаете ли, к нам попал старший механик с того паломнического судна. Любо
пытный случай. Один из худших видов delirium tremens. Три дня он пил запоем в трактире
этого грека или итальянца. Результаты налицо. Говорят, в день он выпивал п
о четыре бутылки бренди. Изумительно, если это только правда. Можно подум
ать, что внутренности его выстланы листовым железом. Ну, голова-то, конечн
о, не выдержала, но любопытнее всего то, что в бреду его замечается некая с
истема. Я пытаюсь выяснить. Необычное явление Ц нить логики при delirium tremens. По т
радиции, ему следовало бы видеть змей, но он их не видит. В наше время добры
е, старые традиции не в почете. Его преследуют видения… э… лягушечьи… Ха-х
а-ха! Нет, серьезно, я еще не встречал такого интересного субъекта среди з
апойных пьяниц. Видите ли, после такого возлияния ему полагается умереть
. О, это здоровенный парень. А ведь двадцать четыре года прожил под тропика
ми. Право же, вам следует взглянуть на него. И вид у этого старого пьянчужк
и благородный. Самый замечательный человек, какого я когда-либо встреча
л… конечно, с медицинской точки зрения. Хотите посмотреть?
Я слушал его, проявляя из вежливости надлежащий интерес, но потом с сожал
ением прошептал, что у меня нет времени, и поспешил пожать ему руку.
Ц Послушайте, Ц крикнул он мне вслед, Ц он не может явиться на суд. Как в
ы думаете, его показание было бы существенно важно?
Ц Нисколько, Ц отозвался я, подходя к воротам.

6

Власти придерживались, видимо, того же мнения. Судебного следствия не от
ложили. Оно состоялось в назначенный день, чтобы удовлетворить правосуд
ие, и собрало большую аудиторию, ибо привлекло всеобщее внимание. Не было
никаких сомнений относительно фактов, Ц одного существенного факта, хо
чу я сказать. Каким образом «Патна» получила повреждения, установить был
о невозможно; суд не рассчитывал это установить, и во всем зале не было ни
одного человека, которого бы интересовал этот вопрос. Однако, как я уже ск
азал, все моряки порта были налицо, так же как и представители деловых кру
гов, связанных с морем. Знали они о том или нет, но сюда их привлек интерес ч
исто психологический; они ждали какого-то важного разоблачения, которое
вскрыло бы силу, могущество, ужас человеческих эмоций. Естественно, тако
го разоблачения быть не могло. Допрос единственного человека, способног
о и желающего отвечать, тщетно вертелся вокруг хорошо известного факта,
а вопросы были столь же поучительны, как постукивание молотком по железн
ому ящику, с целью узнать, что лежит внутри. Однако официальное следствие
и не могло быть иным. Оно поставило себе целью добиться ответа не на основ
ной вопрос «почему?», а на несущественный «как?».
Молодой человек мог бы им ответить, но, хотя именно это и интересовало всю
аудиторию, вопросы по необходимости отвлекали от того, что для меня, напр
имер, являлось той единственной правдой, какую стоило узнать. Не можете ж
е вы ждать, чтобы должностные лица исследовали душевное состояние челов
ека, задаваясь вопросами: не виновата ли во всем только его печень? Их дело
было разбираться в последствиях, и, по правде сказать, чиновник магистра
туры и два морских асессора не пригодны для чего-либо иного. Я не говорю, ч
то эти парни были глупы. Председатель был очень терпелив. Один из асессор
ов был шкипер парусного судна Ц человек с рыжеватой бородкой и благочес
тиво настроенный. Другим асессором был Брайерли. Великий Брайерли! Кое-к
то из вас слыхал, должно быть, о великом Брайерли Ц капитане всем известн
ого судна, принадлежащего пароходству «Голубая звезда». Он-то и был асес
сором.
Казалось, он чрезвычайно тяготился оказанной ему честью. За всю свою жиз
нь он не сделал ни одной ошибки, не знал несчастных случаев и неудач, в его
карьере не бывало заминок. Он был как будто одним из тех счастливчиков, ко
торым неведомы колебания и еще того менее Ц неуверенность в себе. В трид
цать два года он командовал одним из лучших судов Восточного торгового ф
лота; мало того Ц он считал свое судно исключительным. Второго такого су
дна не было во всем мире; думаю, если спросить его напрямик, он признался б
ы, что и такого командира нигде не сыщешь.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8