дуэль окончилась смертью Шрусбери. Король был взбешен. Он запретил дуэли, и Бекингем в тревоге ожидал исхода этой истории. Теперь он совершенно забыл о своем решении продвигать Нелл в Уайтхоллском дворце.
Летом она исполняла роль Джасинты в пьесе Драйдена «Вечерняя любовь, или Мнимый звездочет». Партнером ее был Карл Харт.
Драйден, будучи восторженным поклонником Нелл, всегда имел ее в виду, когда писал свои пьесы, и Джасинта была Нелл, так говорили все.
Король находился в своей обычной ложе и, играя роль, Нелл не могла не поглядывать в его сторону. Возможно, что ее глаза, голос, все ее движения были невольно исполнены мольбы.
«Любовь короля – это настоящая трагедия», – пришла она к заключению. У нее не было возможности быть с ним, если за ней не посылали; невозможно выяснить, чем она не угодила.
Карл Харт в роли Уайлблада ухаживал за ней на сцене, прямо на глазах у короля.
– На что может надеяться джентльмен, ухаживая за вами? – спросил он.
А Нелл, словами Джасинты, должна была отвечать:
– Ему может быть позволено проводить со мной время, пока не найдется кто-то лучший; он может быть самой нижней ступенькой моей лестницы, чтобы по ней я добралась до дворянина, а от дворянина до лорда, а от лорда до маркиза, а от него до герцога, пока не поднимусь так высоко, как смогу.
Публика громко и долго смеялась.
Многие украдкой поглядывали на короля в его королевской ложе и на бойкую Нелл на сцене. У нее был ее лорд, она добралась до своего короля – но она не удержала своего короля!..
На лице короля никак не отразилось его отношение к услышанной бестактности. Но Нелл, всеми помыслами будучи с ним, была уверена, что он недоволен.
В тот вечер после театра она сразу отправилась домой и поплакала, но немножко. Перед людьми ей следует держаться мужественно. На следующий день она снова была веселым сорванцом.
– Нелл… прежняя Нелл… вернулась, – говорили вокруг.
А через какое-то время все забыли, что она была еще недавно другой. Вот она, самое озорное, самое жизнерадостное создание, которое когда-либо играло в Королевском театре, и люди толпами ходили смотреть на нее.
Время от времени в театре бывал король. Изредка он присылал за Нелл. Но Молл Дэвис получила прекрасный дом неподалеку от дворца Уайтхолл и оставила сцену.
Все актрисы говорили о везении, сопутствующем Молл; многие удивлялись, почему хорошенькая и остроумная Нелл нравится королю значительно меньше, чем Молл.
Труппа играла «Каталину» Бена Джонсона. Леди Каслмейн послала за миссис Кори, которая исполняла роль Семпронии – очень непривлекательного персонажа, – и вручила ей определенную сумму денег, чтобы она, исполняя свою роль, передразнивала злейшего в тот момент ее врага – леди Елизавету Харви, муж которой недавно уехал из Лондона в Константинополь в качестве королевского посла.
Во время первого же представления, когда на сцене спросили: «Но что же вы будете делать с Семпронией?», леди Каслмейн вскочила с места и во весь голос крикнула: «Пошлите ее в Константинополь!»
Придя в ярость леди Харви добилась того, чтобы миссис Кори за оскорбление отправили в тюрьму. После этого леди Каслмейн использовала все свое влияние, которое было еще очень велико, чтобы вызволить ее оттуда. И когда миссис Кори в следующий раз играла эту роль, ее забросали всякой дрянью, а несколько человек, нанятых леди Елизаветой, расхватали все апельсины из корзин апельсинных девушек, чтобы швырять их на сцену в актеров.
Каждый вечер в театре возникали перебранки между людьми, нанятыми леди Елизаветой Харви, и людьми, преданными леди Каслмейн. Страдала пьеса и актеры, но театру от этого была одна выгода, так как он был полон каждый раз, когда эта пьеса игралась.
Позже театр поставил пьесу Драйдена «Тираническая любовь, или Королевская мученица», в этой пьесе Нелл играла Валерию, дочь императора Максимилиана, казнившего святую Екатерину. Это была небольшая роль, в конце которой Валерия закалывает себя, потом шел эпилог, ставший ее большим успехом.
Весь день она была возбуждена. Ей наконец удалось выйти из недавнего уныния. Она считала себя дурой за то, что таила такие романтические мечты о короле.
– Нелл, перестань ребячиться, – уговаривала она себя. – Конец мечтаниям! Кто ты ему, кем ты можешь быть для него, как не мимолетным увлечением?
Она лежала на авансцене в роли покончившей с собой Валерии, и, когда санитары с носилками приблизились к ней, она неожиданно вскочила с криком:
«Стойте, я же не мертвец!
Мне еще играть конец».
После этого она подошла к самому краю авансцены – буйная Нелл, самая экспрессивная из всех актрис, прехорошенькая, острая на язык Нелл, завоевавшая сердца публики.
Король, сидя в ложе, подался вперед. Она чувствовала на себе его одобрительный взгляд. Нелл знала, что, как бы ни пытался, он не сможет отвести от нее глаз, и она верила, что ни леди Каслмейн, ни Молл Дэвис не смогут его заставить это сделать.
Она продолжала громко, насмешливым тоном говорить своим звонким голосом:
«Да, господа, превратностями наша жизнь чревата:
Я – призрак той, что звали Нелл когда-то.
Ну-ну, не бойтесь, дамы, я тут меняю лица,
А в жизни остаюсь все той же озорницей…»
Публика вытянула вперед шеи, чтобы слышать, что такое она говорит, так как некоторые уже тряслись от смеха, а другие, боясь пропустить слова Нелл, кричали: «Тише!»
«Как мог придумать ты, поэт, несносный человек,
Чтоб Нелл из-за любви своей сократила век!
К тому ж в разгар весны и в праздник воскресенья;
Уж лучше пудинг я доем и вкусное печенье».
Она откинула назад головку; ее миловидное личико оживилось. У многих перехватило дыхание от необыкновенной красоты изящного маленького создания, а она продолжала:
«Для своего надгробия слова.
Не доверяя никому, я подберу сама:
«Хоть Нелл, лежащей здесь, подчас и приодеться было лень,
Она принцессой умерла, играя роль ее в последний день».
Партер ревел от восторга. Нелл позволила себе бросить взгляд на королевскую ложу. Король по-прежнему сидел, наклонившись вперед, он от души аплодировал, улыбка его была такой сердечной, что Нелл поняла – сегодня вечером он пришлет за ней.
Голова ее закружилась от радости. Она старалась, исполняя эту роль, потому что любила короля. В будущем она станет самой собой. Кто знает, может быть, если бы Карл узнал настоящую Нелл, он смог бы тоже полюбить ее.
Карл действительно послал за Нелл в тот вечер, но тайно. Уилл Чэффинч пришел к ней домой сказать, что Его Величество хочет, чтобы она навестила его через боковой вход.
В приподнятом, хорошем настроении Нелл готовилась к визиту; вскоре она уже поднималась потайной лестницей в королевскую спальню.
Карл был рад видеть ее.
– Мы давно не виделись, Нелл, – сказал он, – в интимной обстановке, но я часто о вас думал и всегда с величайшей нежностью.
От этих слов выражение лица Нелл невольно смягчилось, хотя она и думала: «Правда ли? Или это один из тех случаев, когда его стремление быть добрым заставляет говорить неправду?»
Но, возможно, его величайшее обаяние и выражалось в том, что он мог заставить верить всему хорошему, что он говорил, пока был рядом, и только после расставания с ним начинали появляться сомнения. «Государственные заботы», – с легким сердцем говаривал он.
И на самом деле, размышлял он, то, что не позволяло ему встречаться с Нелл, действительно было делом большой государственной важности: почти все последнее время он проводил с Екатериной, своей женой.
Он выполнил свой долг, решил он, и улыбнулся. Он горячо надеялся, что старания не окажутся бесплодными.
«Мне нужен законный сын», – говорил он себе сто раз на дню. Каждый раз, когда он видел своего брата Джеймса, каждый раз, когда видел своего красивого отпрыска, молодого Монмута, вышагивающего при дворе с желанием, чтобы никто ни на секунду не забывал, что он сын короля, Карл говорил самому себе: «Я должен иметь сына».
Положение дел было явно ненормальным. У него много здоровых детей, среди них есть и сыновья, достигающие зрелого возраста, многие повторяют черты его лица, но все они незаконнорожденные дети. Не было ни одной любовницы, которая не родила бы ребенка, как она божилась, от него. Клянусь, думал он, я настоящий жеребец. И все же в моей законной постели или я бесплоден, или Екатерина. Бедная Екатерина! Ей так же страстно хочется иметь ребенка, как и мне. Почему же, почему, ради всего святого, все наши усилия не приносят успеха?
Подчиняться зову долга – это тяжкий труд; проводить длинные ночные часы с Екатериной – надоевшей, навязчивой Екатериной, когда такие великолепные создания, как Барбара, такие очаровательные, хорошенькие куколки, как Молл Дэвис, и такие необыкновенно миловидные девушки, как эта маленькая Нелл, могут быть доставлены по одному его слову!..
Когда он в тот день видел на сцене Нелл, поднимающейся с носилок и кажущейся воплощением очарования, остроумия и всего самого восхитительного и забавного в этом мире, он решил избежать исполнения долга в ту ночь.
– Моя дорогая жена, – сказал он Екатерине, – я рано лягу сегодня вечером. Я чувствую себя нездоровым.
Как она встревожилась, его бедная жена! Но он никогда не болел. Ни у кого при дворе не было более крепкого здоровья. В игре в теннис он превосходил всех; если после полудня он бывал в театре, а вечером развлекал дам, то утро он часто посвящал плаванию, рыбной ловле или парусному спорту. Он позволял лениться своему уму, телу же – никогда. Он мало спал, утверждая, что часы, проведенные в бессознательном состоянии, являются потерянными часами; он еще не настолько насладился всем тем прекрасным, что может предложить жизнь, чтобы тратить столь длительные периоды жизни на сон. Ему просто не нравилось то, что он называл «эта глупая, грубая штука, полагаемая делом», и он больше предпочитал принимать «свое обычное лекарство на теннисном корте» или на лошади.
Может быть, он поступил неразумно, ссылаясь на здоровье. Екатерина была сама заботливость, простая душа, которой предстояло еще многое узнать о нем, и с его стороны было очень глупо, что он не мог себя заставить сказать, как это обычно говорил милорд Бекингем своей жене, или милорд Рочестер – своей, что ему изредка необходимо побыть в другой компании. Ему приходится лгать, так как, если не лгать, он обидит ее, а видеть, что она обижена – значит портить себе удовольствие; а что он не терпел, так это портить себе удовольствие.
При следующей их встрече она будет надоедать ему своей заботой, а ему надо будет выдумывать боль в голове или в каком-нибудь другом месте и точно запомнить признаки недомогания. Ему, может быть, даже придется согласиться выпить лечебный напиток «поссет», приготовленный ею лично, ибо она, простодушное создание, всегда была готова демонстрировать свою супружескую преданность…
Но довольно этих раздумий; вот она – Нелл, восставшая из мертвых. Прелестнее, чем когда бы то ни было, с глазами, в которых светятся ум и добрый юмор.
Эта малышка Нелл нравится мне все больше, – думал король; убрав с кровати одну из множества болонок, которые всегда находились у него в спальне, он нежно обнял Нелл, и Нелл ответила ему тем же.
Они предавались любви. Потом задремали и, проснувшись, увидели у постели жену Уилла Чэффинча.
– Ваше Величество! Ваше Величество! Прошу вас, проснитесь. Сюда идет королева. Она несет для вас поссет.
– Прячься, Нелл! – велел король.
Нелл выскользнула из постели и как была, нагая, спряталась за балдахином.
Екатерина вошла в комнату, едва Нелл успела спрятаться; с длинными, красивыми волосами, покрывающими плечи, она подошла к постели. Ее бесхитростное лицо было взволновано.
– Я не могла заснуть, – сказала она. – Я только и думала о том, как вам больно.
Король взял ее руку, когда она села на постель и тревожно на него посмотрела.
– О, – ответил он, – о боли можно сожалеть лишь потому, что она нарушила ваш сон. Она прошла. Я уже даже забыл, где она была.
– Я очень рада. Я принесла вам это лекарство. Уверена, что при необходимости оно немедленно вам поможет.
Нелл, слушая, думала: «Вот король и королева Англии, и он обращается с ней так же очаровательно любезно, как и со своими шлюхами».
– А вы, – говорил он, – в это время должны отдыхать в своей постели. Иначе мне придется приносить вам лекарство, если вы будете бродить в одном пеньюаре.
– И вы это сделаете, – ответила она. – Я знаю. У вас самое доброе сердце на свете.
– Прошу вас, не будьте обо мне столь высокого мнения. Я этого не заслуживаю.
– Карл… Я останусь с вами сегодня ночью… Неожиданно наступила тишина, и, не в силах удержаться, Нелл раздвинула складки балдахина и посмотрела в проделанную ею щелку. Она увидела, что одна из королевских болонок вскочила на королевскую постель с ее туфелькой в зубах и положила ее там, как бы предлагая туфельку Нелл королеве Екатерине.
Нелл одним взглядом охватила всю сцену – замешательство короля и лицо королевы, покрасневшее от унижения.
Королева быстро обрела чувство собственного достоинства. Она уже не была той неопытной женщиной, которая когда-то упала в обморок при встрече с Барбарой Каслмейн, когда та в насмешку поцеловала ей руку.
Она сказала резко:
– Впрочем, не останусь. Хорошенькая дурочка, которой принадлежит эта туфелька, может простудиться.
Король ничего не ответил. Нелл услышала, как дверь закрылась. Она медленно приблизилась к постели. Король нежно поглаживал уши той маленькой болонки, которая их выдала… Он задумчиво смотрел перед собой, пока Нелл устраивалась рядом.
Потом он сочувственно обернулся к ней.
– На свете случается много странных вещей, – сказал он. – Многие женщины добры ко мне: я – король, а проявлять доброту к королям выгодно, поэтому тут нет ничего удивительного. Но для меня остается тайной, почему эта добрая и достойная женщина, моя королева, любит меня?
Нелл ответила:
– Могу сказать вам, государь.
И она ему это сказала; ее объяснение было понятным и остроумным. Она помогла ему вновь обрести прежнее добродушие…
Вскоре после этого Нелл обнаружила, что ждет ребенка от короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44