Пенелопа в таких случаях, положив локти на стол, слушала, будто в трансе, не отрываясь. И я думала в эти моменты, глядя на дочь, что я бы очень желала, чтобы Филип стал ее мужем. Нужно обязательно рассказать об этом Уолтеру, когда тот вернется.
Некоторые из приключений Филипа были легкими и веселыми, про другие этого нельзя было сказать. В Париже он жил в доме английского посланника, когда случилось несчастье в Варфоломеевскую ночь. По ночам и рано утром он слышал звуки набата, а выглянув в окно, видел расправы католиков над гугенотами, ужасные сцены убийств и кровопролития.
– Та ночь, – говорил Филип, – стала кровавым пятном в истории Франции – и это никогда не забудется.
И Филип искусно обратил эту историю в небольшой урок терпимости к мнению других, а дети слушали так внимательно, что я была изумлена. А затем он рассказал им о празднествах и развлечениях, которые мы только что оставили в Кенилворте: о волшебных ночных зрелищах на озере, о выступлениях мимов и акробатов, танцоров и актеров. Все это было рассказано так, как будто я видела это наяву.
Он часто и с любовью говорил о своем дяде Роберте – Дети и до того нередко слышали о всемогущем графе Лейстере. Имя его было известно повсюду. Я надеялась только, они еще ничего не знали о скандалах, связанных с этим именем, а если слышали, то им хватит разума не говорить об этом при Филипе. Было ясно, что Филип почитал своего знаменитого дядю как божество, и мне было приятно, что такой, безусловно, достойный человек, как его племянник, создаст совсем иной образ Роберта, чем тот, что создают сплетни и грязные слухи.
Он рассказал нам, как искусно обращается его дядя с лошадьми.
– Вы же знаете, он стремянной королевы, и был им с начала ее правления все время.
– Когда я вырасту, – провозгласил мой сын Роберт, – то я буду стремянным королевы.
– Тогда не остается ничего лучшего, чем последовать примеру моего дяди Лейстера, – сказал Филип Сидни.
Он рассказал нам кратко даже об искусстве обращения с лошадьми, которым владел его дядя и которое он мог наблюдать. В практике дяди были специальные французские приемы, доведшие его искусство до совершенства. После Варфоломеевской ночи Лейстер вызвал некоторых французских объездчиков лошадей, которые потеряли в ту роковую ночь и хозяев, и заработок, однако они были, как сказал Роберт, чересчур высокого мнения о себе и требовали чрезмерной платы.
– Тогда, – продолжал Филип, – мой дядя решил поехать за объездчиками в Италию. Они не столь заносчивы, как французы. Во всяком случае, мало есть на свете людей, которые могли бы научить моего дядю обращению с лошадьми.
– Королева собирается выйти замуж за вашего дядю? – спросила вдруг Пенелопа.
Наступила тишина. Филип смотрел на меня.
– Кто мог сказать тебе, что она собирается? – спросила я.
– Ах, миледи, – с укоризной отвечала за нее Дороти, – все об этом говорят.
– О высокопоставленных людях всегда были и будут слухи. Самое достойное – постараться не слушать их и не верить им.
– А я думала, нам следует все видеть и слышать, что нам говорят, и никогда не закрывать ни глаза, ни уши, – настаивала Пенелопа.
– Уши и глаза должны быть открыты для правды, – высказался Филип.
И он продолжил рассказ о своих приключениях в чужих странах, и дети, как всегда, слушали его как зачарованные.
Позже я увидела Филипа с Пенелопой гуляющими в саду и еще раз подумала о том, как они наслаждаются обществом друг друга, несмотря на то, что Филип – молодой человек за двадцать, а Пенелопа – девочка тринадцати лет.
В день ожидаемого прибытия королевы я была в нетерпении. Как только должна была показаться кавалькада – а впереди должны были ехать скауты, чтобы дать мне знать – я с сопровождением должна была выехать вперед.
Я получила предупреждение. Одета я была в красивую накидку из темно-красного бархата и того же оттенка шляпу с пером кремового цвета. Я знала, что выгляжу эффектно, и не только из-за элегантной одежды, но и из-за слабой пунцовой окраски щек и блеска в глазах: мне достаточно было мысли, что вскоре Роберт будет здесь. Я причесалась очень просто, но один локон был спущен на плечо по французской моде и привлекал внимание к естественной красоте моих волос, что было моей гордостью. Это будет контрастировать с напыщенным стилем причесок королевы – завитыми кудрями и шиньонами. Я была намерена выглядеть гораздо моложе и красивее ее, что было несложно, ибо так оно и было, несмотря на все ее великолепие.
Я встретила кавалькаду королевы на полпути к замку. Роберт ехал подле королевы, и я вновь не смогла устоять против его магнетизма – мое желание было превыше всех иных, мне хотелось лишь быть с ним и любить его.
Его камзол в итальянском стиле, украшенный рубинами, накидка на плечах того же глубокого винного цвета, шляпа с белым пером – все было небрежно-элегантно. Я едва заметила фигуру королевы рядом с ним, которая благожелательно мне улыбалась.
– Добро пожаловать в Чартли, Ваше Величество, – сказала я. – Боюсь, вы найдете мой замок убогим после Кенилворта, но мы сделаем все возможное, чтобы развлечь Вас – в манере, возможно, недостойной королевы.
– Ну что вы, кузина, – сказала она, поравнявшись со мной, – вы так хорошо выглядите и, по-видимому, в отличном настроении, не правда ли, милорд Лейстер?
Милорд Лейстер устремил на меня взгляд, который можно было бы перевести единым словом: «Когда?» Вслух он произнес:
– Леди Эссекс действительно прекрасно выглядит.
– Это оттого, что развлечения в Кенилворте оживили и омолодили всех нас, – отвечала я.
Королева нахмурилась: она не любила напоминаний о том, что уже немолода. Ее надлежало воспринимать как вечно молодую. Именно в таких вопросах неожиданно проявлялась ее забавная женская глупость. Я никогда не могла понять этого в ее натуре. Но одно было ясно: она полагала, что если будет вести себя как вечно юная особа и вечная красавица, сохраненная некоей алхимической субстанцией, то весь мир поверит в это.
Я поняла, что должна быть очень осторожна, однако присутствие Роберта действовало на меня как крепкое вино, и это было трудно: я стала беспечна и дерзка.
Мы втроем ехали во главе кавалькады: я – с одной стороны от королевы, Роберт – с другой. Это было символично.
Она задавала мне вопросы о состоянии земель, о моем поместье, что показывало редкий интерес и знания вопроса. Королева была очень любезна и сказала, что замок производит прекрасное впечатление своей ухоженностью и внушительностью башен.
Апартаменты удовлетворили ее. Лучших во всем замке было не найти: мы с Уолтером занимали их под спальню, когда он бывал дома. Полог кровати был тщательно отреставрирован, а настил из душистых трав придавал помещениям свежий аромат.
Еда была великолепна, а прислуга, возбужденная и восхищенная визитом королевы, наперебой старалась угодить ей. Она обращалась с ними, по ее традиции, милостиво, и они готовы были пасть ниц перед ней. Музыканты играли ее любимые мелодии, а я подстраховалась, чтобы пиво было не слишком крепким.
Она танцевала с Робертом. Однако и я, как хозяйка, танцевала с ним несколько раз. Королева не позволила бы ему танцевать сколько-нибудь долго с другой.
Он крепко пожимал в танце мою руку, и его пожатие было исполнено смысла.
– Я должен видеть тебя, – проговорил он, обратясь в то же время к королеве и улыбаясь ей.
С рассеянным выражением я отвечала, что мне также нужно многое ему сказать.
– Ты должна знать укромное место в замке, где мы можем поговорить наедине.
– Есть комната в одной из круглых башен… она западная, ею никто не пользуется.
– Я буду там… в полночь.
– Будьте осторожны, милорд, – язвительно сказала я. – За вами могут следить.
– Я привычен к этому.
– В вас заинтересованы слишком многие. Говорят о вас столь же много, как и о самой королеве… так что ваши имена часто сплетены в узел.
– Тем не менее мне нужно видеть тебя.
Он вернулся к королеве, которая уже в нетерпении стучала об пол ногой. Она желала танцевать – и, конечно, с ним.
Я едва смогла дождаться полночи. Я сняла парадный наряд и оделась в шелковое платье с лентами. Мне нужно было многое сказать ему, но я не обманывала себя в том, что не поддамся своей страсти. Я намеревалась быть соблазнительной и опасной, какой вряд ли была бедняжка Дуглас и никогда не была королева. Я знала, что то была моя сильная сторона, как корона при королеве. Я удостоверилась, что Дуглас не приехала со свитой, вероятно, она вернулась к своему и Роберта сыну.
Он ожидал меня. Как только я появилась, я оказалась в его руках и он сразу же попытался стянуть с меня платье.
Но я была решительно настроена сначала все выяснить.
– Леттис, я схожу с ума от желания, – сказал он.
– Мне думается, милорд, это не впервые, когда вы сходите с ума от желания обладать женщиной, – отвечала я. – Я навела справки о вашей жене.
– Моей жене?! Я не женат.
– Я имела в виду не ту, что умерла в Камнор Плейс. Это – в прошлом. Я имею в виду Дуглас Шеффилд.
– Она рассказала тебе!
– Да, и рассказала много интересного. Ты женился на ней.
– Это ложь.
– Неужели? Непохоже, что она умеет лгать. У нее есть кольцо, подаренное тобой… кольцо, которое предназначалось лишь твоей жене. Более важное доказательство, чем кольцо – у нее есть от тебя сын, юный Роберт Дадли. Роберт, ты – лицемер. Интересно, что скажет Ее Величество, когда до нее дойдет эта история.
Он некоторое время молчал, и мое сердце упало окончательно, ибо я очень желала, чтобы он разуверил меня в правдивости этого.
Кажется, он пришел к заключению, что я знаю слишком много для того, чтобы опровергать, и ответил:
– Да, у меня есть сын, да – это Дуглас Шеффилд.
– Значит, все рассказанное ею – правда?
– Нет, я не женился на ней. Мы встретились в Ратлэнде, и она стала моей любовницей. Бог мой, Леттис, что мне было делать! Я столько лет в неопределенном состоянии…
– …водим за нос королевой, которая никак не может решить, нужен ты ей или нет…
– Я нужен ей, – ответил он. – Разве ты не заметила?
– Ты нужен ей рядом с другими – с Хинеджем, Хэттоном и любым другим красивым мужчиной. Разве это показывает, что она желает выйти за тебя замуж?
– Как ее подданный, я обязан подчиниться, если она пожелает.
– Она никогда не выйдет за тебя, Роберт Дадли. Да и как она сможет, если ты уже женат на Дуглас Шеффилд?
– Клянусь, что я не женат! Я не такой дурак, чтобы покончить с карьерой.
– Если нас обнаружат здесь, то твоей карьере тоже придет конец.
– Я готов пожертвовать ею, чтобы быть с тобой.
– Как ты был готов на риск ради того, чтобы быть с Дуглас Шеффилд, женившись на ней?
– Говорю тебе: я не женился на ней.
– Она утверждает противоположное. У тебя есть ребенок.
– Он не первый, рожденный вне брака.
– А как насчет ее мужа? Это правда, что он грозился разводом из-за связи ее с тобой?
– Чушь! – вскричал он.
– А я слышала, что он обнаружил твое письмо к Дуглас, и у него оказалось в руках доказательство твоей связи, что поставило тебя в крайне опасное положение. И, как только он хотел обнародовать это доказательство, он погиб.
– Бог мой, Леттис! Ты что, предполагаешь, что я его убрал?!
– Весь двор был поражен внезапностью этой смерти. И в такой отчаянный момент.
– Но зачем мне его смерть?
– Затем, чтобы не открылась королеве твоя связь с его женой.
– Все это было неважно.
– Но королева могла бы найти это важным.
– Она бы восприняла это как тривиальное приключение. Таким оно и было. Нет, я не желал смерти Шеффилда. С точки зрения моей выгоды, он был нужен мне живым.
– Понятно, что у тебя такие же виды на лорда Шеффилда, каковы они и не графа Эссекса. Если желаешь связи с женщиной, удобнее, чтобы она была чьей-либо женой, чем вдовой, иначе она начнет мечтать о замужестве.
Он молча положил мне руки на плечи и начал стягивать с них платье. Я ощутила знакомую дрожь возбуждения.
– Но я не Дуглас Шеффилд, милорд.
– Нет, ты моя чарующая Леттис, и здесь нечего сравнивать.
– Полагаю, эти слова никогда не достигали ушей королевы.
– Королева выше всего этого. Но я пойду на риск, чтобы она узнала… ради тебя.
– Роберт, – настойчиво сказала я, – я не женщина легкого поведения, чтобы меня то желали, то бросали!
– Я знаю. Я люблю тебя. Я никогда не забывал о тебе. Что-то должно произойти, но ты не должна верить дурным слухам обо мне!
– А что именно произойдет?
– Настанет день, когда мы поженимся. Я знаю это.
– Откуда тебе знать? Ты приговорен быть с королевой. У меня – муж.
– Но все меняется.
– Ты полагаешь, что королева сменит фаворита?
– Нет, я буду фаворитом, но ты будешь моя.
– И ты думаешь, что она согласится на это?
– Со временем. Она постареет.
– Ты жаден, Роберт. Ты желаешь обладать всем и всеми..Ты не удовлетворяешься своей долей. Ты посягаешь на владения других.
– Я не желаю более того, что в силах завоевать.
– И ты веришь, что сохранишь привязанность королевы меня в придачу?
– Леттис, ты хочешь меня. Неужели ты думаешь, что я этого не знаю?
– Я нахожу тебя достаточно привлекательным и предлагаю это.
– А что твоя жизнь с Уолтером Деверо? Он – неудачник, не подходит тебе. Признай это.
– Но он был мне хорошим мужем.
– Хорошим мужем? Какова была твоя жизнь с ним? Самая красивая женщина двора, прозябающая в деревне!
– Я могла бы быть при дворе, не оскорби я чувств Ее Величества вниманием ко мне ее фаворита.
– Нам нужно быть осторожными, Леттис. Но помни: я женюсь на тебе.
– Как и когда? – Я рассмеялась. – Я больше не наивная молодая дурочка, какой я была. Я никогда не забуду, как ты предал меня и позволил сослать, когда она послала за мною, намекнув, что знает о твоем неравнодушии. Ты повел себя так, будто я – пустое место для тебя!
– Я был глупцом, Леттис.
– О, никогда не поверю! Ты был мудр. Ты хорошо знал, где искать выгоды.
– Она – королева, моя дорогая.
– Не я – твоя дорогая, Роберт. Это – она с ее короной.
– Ты неправа. Она – повелительница, и мы все обязаны ей подчиняться. Поэтому мы должны льстить ей и трепетать перед ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52