– Я не собираюсь пикироваться с тобой прилюдно, так что попридержи на время свой язычок!
Но разъяренная красавица была слишком не в себе, чтобы выполнить это пожелание своей наставницы. На протяжении всей дороги до «Королевской Головы» она не умолкала ни на секунду. Ее обличительная речь была столь же пространна, сколь и абсурдна. Мисс Трент не дала втянуть себя в пререкания, однако ей очень хотелось хорошенько отшлепать свою избалованную воспитанницу. Она заметила Теофании, что та привлекает к своей персоне недоуменное внимание со стороны тех прохожих, до слуха которых долетают обрывки ее исполненной страсти тирады. Теофания стала говорить тише, однако не умолкла окончательно.
Кое у кого, возможно, и создалось бы впечатление, что энергия ее эмоций иссякнет по мере приближения к «Королевской Голове», но это было ошибочное предположение. Мисс Вилд отличалась гибкостью натуры и упрямством характера, так что измотать ее было трудно. Мисс Трент, во всяком случае, хорошо знала, что перечисление обид и горьких упреков по адресу всех без исключения ее спутников по поездке в Лидс было только прелюдией к настоящей буре, которая, как подсказывал мисс Трент ее опыт общения с Теофанией, разразясь, накроет всех людей, находящихся в пределах досягаемости голоса ее подопечной, и кульминацией которого станет взрыв всесокрушающей истерики. Мисс Трент хорошо знала, что взывать к разуму Теофании – бесполезная затея.
Поэтому она торопилась завезти свою подопечную под крышу «Королевской Головы». Когда они подошли к зданию, она тут же потащила Теофанию в ту гостиную, которую на весь день снял Линдет. Оставив ее там в одиночестве, мисс Трент ушла, соврав, что нужно найти нюхательную соль. Теофания перед самым уходом своей гувернантки уже начала весьма угрожающе всхлипывать. Но мисс Трент твердо верила в то, что Теофания не доведет себя до истерики, находясь одна в гостиной. Ей обязательно нужна была аудитория, которую потрясли бы ее рыдания и которая почувствовала бы себя виноватой перед девушкой. Свидетелей не было, значит, и истерика была маловероятна. Хотя, находясь в столь возбужденном состоянии, Теофания могла и без всякой истерики выкинуть любую глупость. Мисс Трент трезво взвесила все обстоятельства и успокоилась, решив, что самое худшее, на что могла решиться в такой ситуации Теофания, так это пойти к тетушкиному кучеру и приказать ему седлать лошадей, так как-де немедленно возвращается в Степлз. Кучер Джон, разумеется, откажет ей в этом, как он всегда поступал в подобных ситуациях. Тогда Теофании не останется ничего другого, как вернуться в гостиную и разбить несколько фарфоровых вещиц, которые украшали собой каминную полку. На большее в центре Лидса подопечная мисс Трент, по здравому размышлению, была не способна.
Мисс Трент ничего не помешало столь практично взглянуть на ситуацию и предсказать возможное ее развитие, однако в душе она была гораздо больше взволнована, чем хотела это показать Теофании. Разумеется, ее первейший долг состоял в присмотре за этой непримиримой девицей, но даже в самом буйном вихре воображения невозможно было оправдать этим долгом тот выход, который бы решил все проблемы: взять Теофанию вместе со всеми в трущобы. С другой стороны, когда миссис Чартли отпустила в Лидс свою дочь, она подразумевала, что за Пейшенс там будут также осуществляться надлежащий присмотр и опека. Ни она, ни мисс Трент, конечно, не могли знать заранее, что произойдет этот нелепый случай на дороге, который сделает для гувернантки выполнение ее долга столь трудной задачей. Мисс Трент чувствовала, что не может оставить мисс Чартли на попечение одного только лорда Линдета. Если бы она так сделала, всякий мог бы с полным основанием заявить, что она поступила предосудительно. Нет, о том, чтобы бросить Пейшенс, не могло быть и речи.
Как-то надо было увязать концы с концами и выполнить обе части долга. Но как?..
Все попытки найти выход из сложившейся ситуации упирались в личность сэра Уолдо. Вот и мисс Трент не смогла придумать ничего лучшего, как обратиться к нему за помощью, как и предлагал Линдет. Если удастся уговорить его развлечь чем-нибудь Теофанию до тех пор, пока протеже мисс Чартли не будет водворен к себе домой, весь этот неприятный эпизод еще может закончиться благополучно.
Так что мисс Трент спешно покинула гостиную вовсе не для того, чтобы достать нюхательную соль для перевозбудившейся Теофании. Мисс Трент намеревалась со всех ног броситься в лазарет, откуда она хотела отослать Линдета на скорейшие поиски его кузена.
Но все случилось иначе. Сэр Уолдо как раз входил в «Королевскую Голову» в тот самый момент, когда мисс Трент выбегала из него. Никогда еще ее не посещало такое всеобъемлющее облегчение, никогда еще она не чувствовала такой благодарности к человеку только за сам факт его появления. Она порывисто воскликнула:
– О, как я счастлива видеть вас! Сэр Уолдо, вы единственный человек, который способен оказать мне помощь в моем затруднительном положении! И я умоляю вас не отказываться!
– Можете не сомневаться в том, что я не стану отказываться, – ответил он, глядя на нее с некоторым недоумением, однако не изменяя своему традиционному спокойствию. – Что это за затруднительное положение, в которое вы угодили? И что я должен сделать для того, чтобы вытащить вас из него?
Она невесело рассмеялась.
– О, Господи! Представляю какое впечатление я сейчас произвожу на вас! Прошу прощения! Я вам сейчас все объясню, только…
– Одну минуту! – прервал он ее. – Вам известно, что на вашем платье следы крови?
Она оглядела себя мельком.
– Да? Ага, вижу! Но это сейчас неважно!
– Что ж, поскольку не видно, что вы ранены, я верю вам на слово, – отозвался он. – Чья это кровь?
– Не знаю… То есть я хочу сказать, что не знаю его имени.
Мальчишка! Ребенок! Но я должна вам сейчас рассказать, что произошло!
– Рассказывайте!
Как можно более сжато она посвятила его в существо дела, назвав важнейшие факты и не делая попыток скрыть, что в такое волнение ее привел отнюдь не сам несчастный случай на дороге, а ужасное поведение Теофании.
– Я знаю, вам, наверно, кажется невероятным, что она впала в свой очередной припадок в такой момент, – горячо говорила мисс Трент. – Но вы же знаете, что это за девочка!
– Еще бы я не знал! Между прочим, ничего другого я от нее и не ждал в такой момент! Да и как ей оставалось реагировать на то, что лавры героини в этой драматической сцене были украдены у нее, а она предстала в лучшем случае рядовой зрительницей? Где она сейчас?
– Наверху, в гостиной, где мы ели. Причина, конечно, была, но я не знаю, что разозлило ее больше: то, что ваш кузен не обращал на нее никакого внимания, или реплика этого господина Бэлдока, который сказал, что не понимает, с чего это ей вдруг падать в обморок, если она все время стояла в стороне. Да, вам хочется смеяться, сэр! Я бы сама сочла все это смешным, если бы это столь непосредственно не касалось меня. Теперь понимаете, в каком затруднительном положении я оказалась? Я не могу здесь бросить Теофанию, но не могу бросить и мисс Чартли. Никогда еще я не пребывала в таком смущении! Но ваш кузен сказал вдруг, что вы являетесь как раз тем человеком, который может помочь нам в этой ситуации. И хотя меня немного удивило то, что он сказал это, я сразу поняла, что он абсолютно прав! Поэтому я и прошу вас, сэр Уолдо, не будете ли вы так любезны, чтобы побыть немного с Теофанией… Отвлеките ее чем-нибудь!.. А я в это время съезжу с Пейшенс туда, где живет этот мальчишка.
– Не думаю, что Линдет это имел в виду, – суховато отозвался сэр Уолдо. – Но я, разумеется, готов присмотреть за Теофанией. Как вы думаете, она сейчас в истерике?
– Нет. Я ушла прежде, чем она успела даже расплакаться как следует. А когда нет никого вокруг, нет никакого смысла впадать в истерику. Вы же знаете ее…
Он улыбнулся и сказал:
– Остается только надеяться, что она в назидание не обрушит на меня свой буйный припадок. Но если это произойдет, я буду в совершенной растерянности…
– Не произойдет, – уверенно сказала мисс Трент. – Побольше лести – это главное. Да что вам объяснять такие вещи, вы и сами лучше меня это знаете.
– Полагаю, я смогу уговорить ее поехать со мной домой в Степлз, – проговорил он. – Это было бы лучшей услугой, какую я мог бы оказать вам. Тогда вам бы не пришлось вообще беспокоиться на ее счет.
Встревоженная морщинка, пролегавшая между ее бровей, тут же исчезла. Она с благодарностью сказала:
– Да, действительно! Тогда я не буду волноваться! И против вашего предложения трудно что-либо возразить… В открытой коляске все-таки, да и грум будет сзади!
– Да, в таких обстоятельствах мне придется сдержать свои намерения, которые я могу испытывать относительно того, чтобы насильственно склонить ее к любви со мной, – согласился он вежливо.
Она рассмеялась.
– Да, только я хотела сказать вам совсем другое. Я отлично знаю, что в вашей голове не было подобных мыслей.
– Огромное спасибо за доверие! Так, надо выяснить еще одну вещь, прежде чем мы расстанемся, мэм! Насколько я понял, этот воришка происходит из трущобных районов города. Либо из восточной окраины, где расположены красильни и большинство мануфактур, либо с южного берега реки.
– Боюсь, да. Вы собираетесь сказать, что мне не следует разрешать мисс Чартли отправляться в эти районы? Я знаю, что мне придется ее уговорить.
– Но я собирался сказать вам вовсе не это. Вы должны обещать мне, мисс Трент, что не станете выходить из коляски. Насколько мне известно, пока в этих районах не свирепствует никакая эпидемия, но основная часть жилищ являют собой жалкое и убогое зрелище, и грязь там такая, что погружаться вам в нее было бы очень нежелательно и неблагоразумно. К мисс Чартли это относится, разумеется, в равной степени.
Она с интересом взглянула на него.
– Я никогда не бывала в беднейших частях города. А вы?
– Бывал, так что можете смело верить в то, о чем я говорю. Так вы обещаете мне?
– Конечно. Я ни за что на свете не стану подвергать риску мисс Чартли!
– Хорошая девочка! – с улыбкой глядя на нее, сказал он. – Скажите Джулиану, что я поручаю ему вас под его ответственность и… что я вывел вас из затруднительного положения!
Он протянул ей руку, а когда она протянула свою, он быстро поднес ее к губам и оставил на кончиках ее пальцев след мимолетного поцелуя.
10
Теофания не встретила сэра Уолдо истерикой, но зато рыдала злыми слезами, над которыми уже была не властна. Он воспринял это как знак, предупреждающий о том, что перед ним стоит задача гораздо более щекотливая, чем он надеялся. Словно ребенок, страдающий от перевозбуждения, она была несчастна и одновременно раздражена. Стоило ему только подать знак, и она бросилась бы со своими рыданиями ему на грудь и выплакалась бы ему в жилетку. С подлинным мастерством ему удалось предотвратить такое развитие событий, причем незаметно для нее самой. Он захотел было воззвать к ее разуму, но скоро понял, что это бессмысленная и даже рискованная затея.
Та история, которую она выплеснула на него тут же, весьма мало напоминала тот беспристрастный рассказ, который он услышал от мисс Трент на улице. Теофания никогда намеренно не лгала, просто сегодняшние события она видела исключительно через призму своих представлений, а это неизбежно вызвало серьезное искажение правды. Любой человек, не знакомый с фактами, выслушав ее версию, решил бы, что сначала Пейшенс, удовлетворяя свой невероятный эгоизм, таскала своих спутников за собой по всему городу в поисках нужных только ей покупок, затем стала кокетничать с Линдетом, что было бы занимательно, если бы не было так неприлично, и, наконец, горя единственным желанием стать центром всеобщего внимания, она состряпала дешевую сцену, бросившись на дорогу для того, чтобы эффектно «спасти» мальчишку, которому совершенно ничего не угрожало. По мнению Теофании, этот отвратительный малолетний воришка находился вне опасности, но Пейшенс снискала лавры героини, чем ввела в полное заблуждение Линдета, равно как и господина Бэлдока, который на поверку оказался весьма низким и вульгарным типом, обладающим такими отвратительными манерами, которых Теофании никогда не приходилось видеть раньше.
Было еще много чего в том же духе. Главным пунктом обвинения всех спутников Теофании было их хладнокровное – даже не позаботились о том, чтобы хоть формально спросить разрешения! – присвоение ее коляски. И хотя на самом деле коляска принадлежала ее тетушке, та поручила ее Теофании, а вовсе не Пейшенс. И на этой коляске предполагалось отвезти домой грязного и оборванного воришку, которого следовало на месте преступления передать в руки констебля. Это оскорбление венчало собой все остальные, и глаза Теофании полыхали огнем, когда она рассказывала о нем. Она не отрицала, что не смогла сдержать своих чувств. Все обиды она снесла без единой жалобы, но когда дело дошло до ее коляски… Это было уже слишком!
Улучив крохотную паузу в обличительном монологе Теофании, Совершенный тут же воспользовался этим редким случаем и сказал, что это действительно переходит все границы. Он сказал, что потрясен известием о том, что у Линдета и мисс Трент оказалось так мало понятий о приличиях, которые бросили Теофанию на произвол судьбы в «Королевской Голове», а сами отправились кататься по городу с грязным и оборванным воришкой в том, что безусловно является коляской Теофании. Он сказал, что их следует проучить как следует. И достаточным наказанием для них будет обнаружить по возвращении в «Королевскую Голову», что птичка вылетела из клетки.
– Да! – согласилась Теофания, все еще икая от рыданий. – Только если я прикажу Джону седлать лошадей, он не подчинится. Потому что он достойный презрения старикашка и всегда относился ко мне как к малолетнему ребенку.
– Я сам отвезу вас домой, – с ослепительной улыбкой предложил Совершенный.
Она взглянула на него, выпучив глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46