Я признателен вам за спасение и в любом случае искал бы возможность оказать ответную услугу, но отданная вами кровь накладывает на меня обязательства. Не просто благодарность, но… если хотите, своего рода зависимость.
– Значит, легенды не врут? – медленно проговорил Курт. – Что значит, зависимость?
– О, никакой мистики! – Драхен вновь улыбнулся, на сей раз веселее. – Просто есть долги, которые я считаю нужным отдавать. Вы правы: об этом легенды не лгут. Почти.

Когда Курт учился на первом курсе, по группе расползся гадкий слушок о нем и дочери одного из профессоров, учившейся двумя курсами старше. Примерно так же, как тогда, Курт почувствовал себя сейчас: раздражение и беспомощность. Раздражение из-за того, что ситуацию нельзя контролировать, и беспомощность от невозможности доказать, что все не так, как выглядит. В общем, плохо он себя почувствовал. Но злость постарался придавить и произнес как можно спокойнее:
– Нет никаких долгов, господин Драхен. Вы спасли нас – мы сделали, что могли, для вас.
– И вам неприятно думать, что я подозреваю вас в корысти, – легко продолжил Драхен. – Ни в коем случае, господин Гюнхельд. Вы были искренни тогда, и сейчас лишь вежливость не позволяет вам просто выставить меня вон. Я уйду, но сначала выслушайте, в чем заключается благодарность Змея.
А на пальцах у него были все-таки когти. Никаких украшений – ни перстней, ни сережек, ни золотого шитья, и уши совсем не такие, как на мозаике в церкви, а на пальцах – когти. Черные. Сейчас Курт мог поклясться, что это не лак.
Драхен усмехнулся, перехватив взгляд собеседника:
– Легенды гласят, что фейри, как бы ни старались они притвориться людьми, всегда выдает какая-нибудь деталь их облика. Я стараюсь придерживаться традиций. Но вернемся к долгам. В благодарность за отданную кровь, господин Гюнхельд, я выполню ваше желание. Любое. Подумайте над тем, чего вы хотите больше всего на свете, или просто подождите несколько лет, возможно, ситуация сложится так, что думать и не придется. Не спешите отказываться, все равно ваш отказ ничего не изменит, и право на желание останется за вами. Повторюсь: я знаю, что вы действовали от чистого сердца, бескорыстно и искренне хотели помочь, но оставьте и мне право на ответную услугу.
– Элис, – тут же вспомнил Курт.
В черных глубоких глазах дрогнули, расширившись, зрачки:
– Что с ней?
– Пока ничего. Могу я пожелать, чтобы вы не причиняли ей вреда? Ни прямо, ни косвенно, ни…
– Оставьте буквоедство, – с досадой попросил Драхен, – я не собираюсь обманывать вас или ловить на неточности формулировок. Нет, господин Гюнхельд, этого вы пожелать не можете, потому что желание бессмысленно. Я ни в коем случае не причиню вреда мисс Ластхоп и постараюсь защитить ее от тех, кто пожелает ей зла. Это понятно? Или нужно разъяснять что-то дополнительно?
Вот, значит, как.
Вот что по-настоящему важно: не сказка, не выполнение желаний – вспышка боли в глазах. Значит, не просто упырь, не просто злой гений, значит, – влюблен, и любовь настоящая. Нечеловеческая, но такая понятная. Если он не лжет, Элис нечего бояться.
– При чем тут честность? – поинтересовался Драхен, щурясь на солнце.
– Вы я вижу, не просто мысли читаете.
– Не просто. До какого-то момента ход ваших рассуждений виден достаточно ясно. Господин Гюнхельд, та, кого мы знаем как Элис Ластхоп, нужна этому миру, от нее многое зависит, в том числе и мое собственное существование, поэтому честность тут действительно ни при чем, равно как и любовь, если уж на то пошло. Правда, вашему возрасту свойственно искать романтику даже там, где действуют совсем иные законы и правила.
В пику упоминанию о возрасте, Курт не стал возражать. Это, говорят, один из признаков взросления.
– Не спешите с решением, – продолжил Змей, – я не жду, что вы определитесь сию минуту, поэтому выбирайте столько, сколько сочтете нужным. Когда решите, просто позовите меня. Не Невилла Драхена, разумеется, а принца Наэйра. Где бы вы ни были, хоть здесь, хоть в своей Москве, я отыщу вас. Только не зовите меня, будучи на освященной земле.
– Или в своем доме?
– Да, – Драхен встал, – выбирайте, решайте и не беспокойтесь об этике. Вы – светлый рыцарь, и никогда не выдумаете ничего по-настоящему некрасивого.
– Подождите, – Курт тоже поднялся, – светлый рыцарь должен убить Змея-под-Холмом. А что, если я пожелаю вам смерти?
– Ваше желание осуществится.
– Но… как?
– Вас ведь не процесс интересует, не так ли, господин Гюнхельд? – Змей говорил вполне дружелюбно. – И не результат – с ним все ясно. Отвечать на ваш вопрос я не буду, замечу лишь, что смерти вы мне не пожелаете, а почему – это вы и так поймете, если немного подумаете. Что касается вашей собственной жизни, то она будет недолгой, такова уж судьба светлых рыцарей. Когда будете выбирать, подумайте еще и об этом. Там, где вам предстоит служить, никого не удивишь бессмертием.

Сын Дракона отдал приказ, и войска поднялись, пошли через Идир, сметая со своего пути всех, кто служил Сияющей-в-Небесах. Владычица не ожидала нападения, воины Полудня готовы были к стычкам с отрядами Полуночи, но никто и помыслить не мог, что Представляющий Силу поднимет армии.
И тем более никто не ждал, что даже стихии объявят войну Полуденному престолу. Народы дорэхэйт, никогда не вмешивавшиеся в противостояние двух сил, заняли сторону Тьмы. Мир скрипел и покачивался, остановилось плавное движение вниз, по склону, в пропасть небытия, а склон становился все более пологим. Война шла по Идиру, и Тьма побеждала Свет.
Земля становилась водой под ногами серебряных рыцарей, вода превращалась в лед, сковывая воинов Полудня, бесплотные тела съедались ядовитыми туманами, а уязвимую плоть поражали огненные дожди и град, тяжелый и острый, как наконечники копий, деревья убивали, корни превращались в капканы, а травы свивались в удушающие петли. Ткали паутины заклятий чародеи Замка Дракона, смерть дарили вороненые клинки воинов, и, унося в бой безжалостных всадников, страшно ржали кони – демоны битв.
Убивали всех. Смерть всем, кто служит Полудню!
Пленных не брали.
Мертвые широким потоком шли и шли в распахнувшиеся ворота владений Смерти. Баэс смотрел на них со своего черного престола. Ему нравилось то, что затеял правнук. Баэс был сейчас там, в каждом бою, в каждой схватке, он был оружием и магией, был травами и дождем, был сизым от туч небом, и молниями, бьющими в землю. Великолепная бойня, где бессмертие сошлось с бессмертием, и умирало каждое новое мгновение. Баэс был доволен. Во всем своем жестоком могуществе пришел он в войну. И чем бы ни закончилась она, именно Смерть станет победителем.

…– Что делается с погодой! – пробормотал Вильгельм.
Курт не понял, удивляется капитан или восхищается, а повод был и для того, и для другого. Из окна гостиницы, со второго этажа, открывался вид на шоссе. Небо там было безоблачным, и длинные тени деревьев стелились по асфальту, пытаясь дотянуться до противоположной обочины. Недавно прошедший дождик прибил пыль, и воздух стал прозрачным, чуть светящимся от чистоты… А любоваться этой мирной картиной, пронизанной теплом и золотым вечерним светом, можно было, лишь когда редела пелена ливня, плотно завесившая округу. Страшным клубком свились тучи над невидимой границей, отделяющей Межу от Тварного мира, и молнии, как вены, непрерывно пульсировали в темно-сизой толще неба.
– Река пересохла, – сообщил Курт, – детишки купались, а она раз – и высохла. Причем, ни рыбы, ни раков. Дно сухое, потрескавшееся, как будто всегда так было.
– Да? – странным тоном произнес Вильгельм, глядя на разверзшиеся небесные хляби.
Курт приехал в гостиницу минут десять назад. Жарко было, как в печке, и листья деревьев на глазах умирали, скручивались желтыми трубочками, сухо осыпаясь на твердую землю. Солнце за какой-нибудь час сожгло траву, но пощадило посевы на полях. И раньше, чем Курт успел осознать это, хлынул дождь.
– Что интересно, – прокомментировал капитан, не глядя на Курта, – карниз до сих пор сухой. И надворные постройки.
Фон Нарбэ ненавязчиво намекал, что желал бы объяснений хотя бы этому факту, раз уж объяснить остальные странности Гюнхельд не в силах.
– Думаю, стены надлежащим образом освящены, – неуверенно предположил Курт. – Честное слово, Вильгельм, больше ничего в голову не приходит. Ясно же, что это не просто дождь!
– Град, – хмыкнул Вильгельм. – Уже град.
Да, это был град. И какой! Не будь дело в Ауфбе, или найдись тут хоть один сторонний наблюдатель, уже завтра о невиданном безумии стихий писали бы все газеты. Льдинки, размером с куриное яйцо, остро заточенные, тяжелые, били по дороге, оставляя в асфальте заметные вмятины. С треском рухнула не выдержавшая ударов деревянная изгородь.
– В такую погоду, только дурак свернет с шоссе.
– На дураков и рассчитано, – объяснил капитан, – если, конечно, этот аттракцион для того, чтобы заманивать приезжих, а не акт отмщения со стороны нашего спасителя. Полиция, правда, насколько я могу видеть, не наблюдает никаких странностей… Может быть, увидеть проселок могут только особенные люди? Экстрасенсы какие-нибудь? Ты веришь в экстрасенсов?
– Мне выбирать не приходится, – ответил Курт, снова выглядывая в окно, – могу поспорить, что и ты веришь.
– С некоторых пор.
А повидать Элис так и не удалось. Проводив Драхена и потребовав, чтобы тот никогда больше не переступал границ его сада (чувствовал он себя при этом крайне неловко, что, кажется, позабавило Змея), Курт дождался окончания вечерней службы и пошел прямиком к дяде Вильяму. Извинился, что заставили беспокоиться, объяснил, что Элис ничего не грозит – перестраховались, бывает.
Пастор резонно заметил, что в подобных ситуациях лучше переоценить опасность, и что сам он, зная исконного врага несколько дольше, чем Курт, считает, что мисс Ластхоп не будет в безопасности, по меньшей мере, до восхода полной луны. Впрочем, решать, конечно, ей самой, но сейчас Элис приняла успокоительное лекарство и спит. Лучше ее, наверное, не беспокоить.
А потом прибежали дети, рассказали о высохшей реке, и стало не до девушек.
Может, Вильгельм прав, и Змей действительно решил отомстить? Уж что-что, а врать-то он наверняка умеет так, что не придерешься. Все-таки – тезка дьявола.
Рассказывать капитану о цели визита Драхена Курт не стал. Ему о многом следовало подумать, прежде чем рассказывать о неожиданном предложении. У Вильгельма, в свою очередь, достало такта не задавать лишних вопросов. Он принял к сведению информацию о том, что живая Элис представляет для Змея большую ценность, чем мертвая, и поинтересовался лишь, есть ли у Курта тому доказательства? Кроме слов самого Драхена?
Доказательств не было. Только интуиция, но Курт умел доверять интуиции. Атмосфера, в которой проходил разговор, боль в глубине черных глаз – боль любви, не ставшей ненавистью. Змей был честен. Что он имел в виду, когда сказал, что от жизни Элис многое зависит? Было это иносказанием? Или ясновидящий Сын Дракона заглянул в будущее единственной наследницы финансового магната? Сколько вопросов следовало задать, а Курта хватило лишь на то, чтобы невразумительно удивляться.
Фрау Цовель постучалась в комнату и уточнила: подавать господам ужин наверх, или они спустятся в обеденный зал?

Курту совершенно не хотелось встречаться с почтительными горожанами, к этому часу заполнявшими ресторанчик внизу. Тем более, в присутствии Вильгельма. Уж этот не преминет отпустить какое-нибудь язвительное замечание по поводу комсомольца на феодальной должности. Что он понимает вообще? Мало ли какие задачи может поставить перед комсомолом партия? В конкретной ситуации, правда, партия совершенно ни при чем.
– Мы спустимся, – ответил Вильгельм раньше, чем Курт принял решение.
В общем, правильно, некрасиво заставлять пожилую женщину подниматься на второй этаж с тяжелыми подносами.
– Ты спросил у своего дяди, что особенного в дне полнолуния? – поинтересовался Вильгельм, пока они спускались. – Почему после него Элис будет в безопасности?
– Спросил, конечно. У них какой-то праздник в полнолуние, и, вроде бы, после этого Змей некоторое время сидит тихо. С одной стороны, сомневаюсь я в этих праздниках: ну, что они такого могут придумать, чтобы Змея хоть на день придавить? С другой – нечисти в городе действительно нет, только бубах у Элис, а там – считай, окраина.
– Это может быть связано с нашим делом?
– Наверняка. Но не представляю, каким образом.
– Побочный эффект? – предположил Вильгельм.
– От праздника? Как это?
Капитан молча пожал плечами.
Появление Курта в зале вызвало оживление, но, к счастью, основная часть присутствующих успела поздороваться, когда он приехал в гостиницу. Поэтому не больше десятка горожан заскрипело стульями, поднимаясь и в пояс кланяясь господину.
Вильгельм хмыкнул.
– Пережитки, – буркнул Курт, – отрыжка монархизма.
– Безусловно.

Спустя некоторое время, разговоры в зале возобновились. За узенькими окнами буднично поливали землю потоки жидкого огня, перемежающиеся молниями и кусками льда. На это не обращали особого внимания. Сидеть в зале, неподалеку от гудящего очага, слушая непрерывный похрипывающий свист чайника, было хорошо и уютно.
– Здесь неплохо готовят, – одобрил капитан, – простовато, но вкусно.
– А тебе бы устриц под белым соусом.
– Что-нибудь более изысканное твоя фантазия измыслить не в силах? Послушай только, о чем говорят твои подданные!
– Знаю я, о чем они говорят. Сегодня из замка случился великий исход, как раз когда вечерняя служба закончилась. Я так понимаю: Змей в отпуск отправился, не дожидаясь бархатного сезона. Ну, и свиту с собой прихватил. Я их своими глазами видел, все куда-то полетели: рыцари, гады, птицы, зверье всякое. Все, как вчера вечером, только тихо, без громов и молний.
– Ну да, ну да, – Вильгельм покосился за окошко. Снаружи грохнуло так, словно небо, наконец, раскололось, не выдержав издевательств над законами природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57