В мае 1929 года был утвержден план создания 102 машинно-тракторных станций (МТС), строительство их началось осенью того же года.
Сначала предполагалось, что коллективизация единоличных хозяйств будет осуществляться агитационно-демонстрационными методами. Такую роль играл, например, созданный в Сальских степях совхоз «Гигант», на полях которого работали 342 трактора, 9 комбайнов, 63 грузовых автомобиля. Только в 1929 году более 50 тысяч крестьян Северного Кавказа, Поволжья и других регионов ознакомились с условиями труда и жизни в этом показательном совхозе. Аналогичную роль выполнял и ряд других колхозов и совхозов, вооруженных современной сельскохозяйственной техникой. Предполагалось, что по мере роста производства сельскохозяйственной техники, химических удобрений и увеличения числа агрономов и других квалифицированных тружеников села деревня будет постепенно коллективизироваться. За пять лет намечалось коллективизировать до 5-6 миллионов крестьянских хозяйств, к концу пятилетки должно было сохраниться до 19–20 миллионов единоличных хозяйств.
Однако по мере выполнения заданий пятилетки по развитию индустрии стало ясно, что при сохранявшемся объеме сельскохозяйственной продукции многие стройки могут остаться без необходимого сырья, а трудящиеся быстро растущих городов – без продовольствия. Темпы развития колхозов и совхозов были меньше, чем темпы роста промышленного производства и городского населения. Поэтому «чрезвычайные меры» по изъятию хлеба, начавшие практиковаться в 1928 году, в 1929 году ужесточились. Постановлениями ВЦИК и СНК РСФСР от 28 июня и 5 августа 1929 года сельским Советам разрешалось в административном порядке накладывать на кулаков, отказывавшихся продавать излишки хлеба государству, штраф в размере пятикратной стоимости подлежащих сдаче продуктов. При неупдате штрафа их имущество конфисковывалось, а сами они подлежали выселению. Результатом этих мер было изъятие у кулаков 3,5 миллиона тонн хлеба, что и обеспечило выполнение плана по хлебозаготовкам к 20 декабря 1929 года.
Изъятие «излишков хлеба» и экспроприация имущества богатых крестьян сопровождались ускоренной коллективизацией. За июнь – сентябрь 1929 года число крестьянских хозяйств, вошедших в колхозы, возросло почти вдвое – с миллиона до 1,9 миллиона. Несмотря на очевидную неподготовленность мер по «социалистическому преобразованию деревни» в техническом и организационном отношении, 12 августа 1929 года Отдел сельского хозяйства ЦК ВКП(б) провел совещание, на котором было принято решение об ускоренной коллективизации. Уровень коллективизации в стране вырос с 3,9% в начале 1929 года до 7,6% к концу года. Таким образом, более трети задания пятилетнего плана было выполнено уже к концу сентября 1929 года. Сначала массовая коллективизация распространилась в тех районах страны, где еще в 1928 году были государственные или кооперативные МТС и окрепшие колхозы. К началу октября 1929 года в стране было 25 районов, где было обобществлено 80% земли и объединено более половины всех крестьянских хозяйств. Особенно активно коллективизация проводилась на Северном Кавказе, Среднем и Нижнем Поволжье, Украине, то есть в житницах. Здесь в колхозы вступило от 8,5 до 19% крестьянских хозяйств, что означало почти полное выполнение пятилетнего плана по коллективизации для всей страны.
В своей статье «Год великого перелома», написанной к XII годовщине Октябрьской революции, Сталин уверял, что «в колхозы пошел середняк», что «крестьяне пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами». Однако он игнорировал то обстоятельство, что многие крестьяне шли в колхозы под сильным давлением или даже под угрозой насилия. Неудивительно, что коллективизация стала вызывать активное сопротивление со стороны не только богатых крестьян, но и середняков, которые к тому же никогда не были уверены в том, что и они не будут зачислены в «кулаки». Среди задержанных за теракты против колхозов «кулаки» составляли лишь половину, а остальными были середняки и даже бедняки. Поданным многотомной «Истории КПСС», в Ленинградской области только за сентябрь и октябрь было совершено 100 террористических актов; в Средневолжском крае – 353, в Центрально-Черноземной области с июля по ноябрь – 749, в том числе 44 убийства. Только в Российской Федерации в 1929 году было зарегистрировано около 30 тысяч поджогов колхозного имущества. В различных районах страны создавались организации сопротивления коллективизации. Только на Северном Кавказе возник ряд подпольных организаций: «Союз хлеборобов», «Союз борьбы за освобождение крестьян», «Добровольно-освободительная армия» и другие. На Украине повстанческая организация готовила одновременное выступление в 32 селах разных районов республики. Эти организации выступали под лозунгами: «Ни одного фунта хлеба Советской власти», «Все поезда с хлебом – под откос».
В Кабардино-Балкарской и Чеченской автономных областях сопротивление коллективизации переросло в вооруженные восстания. Это не было удивительно, так как в этих областях Северного Кавказа постоянно сохранялись вооруженные формирования, выступавшие против властей. Крупное восстание произошло в декабре 1929 года и в Красноярском округе. Мятежники захватили ряд населенных пунктов страны. Там, где они временно установили власть, Советы были разгромлены, а многие партийные и советские активисты убиты. Власти принимали меры по подавлению вооруженного сопротивления. Все шире применялись и «профилактические» меры: семьи кулаков выселяли в Сибирь и на Север Европейской территории страны. Как сообщалось на январском (1933) пленуме ЦК ВКП(б), к октябрю 1930 года в северные районы страны была выслана 115 231 семья. (Скорее всего эти данные были заниженными.)
Хотя еще в октябре 1927 года Сталин решительно осуждал «политику раскулачивания», «политику восстановления комбедов», «политику восстановления гражданской войны в деревне», в поддержке которой он обвинял лидеров объединенной оппозиции.
Правда, состояние гражданской войны в стране фактически не прекращалось. Нэп был лишь формой перемирия между силами социализма и капитализма, а поэтому вопрос «кто кого?» никогда не снимался с повестки дня. Сталин имел основания заявлять, что «партия не отделяет вытеснения капиталистических элементов деревни» (которая, по его словам, велась на протяжении 1920-х годов) «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, от политики ограничения капиталистических элементов деревни». При этом экономическая, или «холодная» война между городом и деревней то и дело перерастала в горячую войну. Описывая положение в деревне в середине 1920-х годов, Сталин в октябре 1927 года говорил: «Наших председателей волостных исполнительных комитетов и вообще сельских работников не всегда признавали и нередко подвергали террору. Селькоров встречали обрезами. Кое-где, особенно на окраинах, мы имели бандитские выступления. А в такой стране, как Грузия, мы имели даже восстание». «Умиротворение деревни», о котором говорил Сталин осенью 1927 года, было кратким и фактически прекратилось к концу этого же года, когда крестьяне стали отказываться сдавать хлеб по невыгодным для них ценам и оказывать сопротивление властям. По мере распространения с начала 1928 года принудительных хлебозаготовок сопротивление крестьянства властям возрастало и к концу 1929 года вылилось в многочисленные, хотя и разрозненные вооруженные восстания.
«Союз рабочих и крестьян», который, по словам Сталина, являлся одним из принципов ленинизма и политики Советского государства, подвергался серьезному испытанию. Этот принцип подчеркивал коренное отличие российских большевиков от западноевропейского социализма, рожденного в городской среде и сохранившего характерное для потомственных горожан отчужденное отношение к крестьянству. Сталин осуждал позицию партий II Интернационала за их «равнодушное, а то и отрицательное отношение к крестьянскому вопросу». Сталин противопоставлял этому отношению, позицию Ленина, который, по его словам, исходил из «признания в рядах большинства крестьянства революционных способностей и… возможности их использования в интересах пролетарской диктатуры».
Вместе с тем было очевидно, что, отдавая должное революционным возможностям крестьянства, Ленин и Сталин видели в нем неравноправного союзника. Сталин писал: «Прав ленинизм, рассматривающий трудящиеся массы крестьянства, как резерв пролетариата». Таким образом, в союзе с крестьянством рабочий класс играл ведущую, руководящую роль, а крестьянство – ведомую, подчиненную роль «резерва пролетариата», или, по другому высказыванию Сталина, роль «материала для экономического сотрудничества с пролетариатом».
Поскольку крестьянство рассматривалось как вспомогательная сила, формы союза с ним не раз пересматривались руководством партии в зависимости от конкретных ситуаций. В своей работе «О трех основных лозунгах партии по крестьянскому вопросу» Сталин имел основания заявлять, что союз со всем крестьянством отвечал лишь задаче борьбы за свержение царизма и победу буржуазно-демократической революции. Как подчеркивал Сталин, после начала Февральской революции 1917 года этот союз перестал распространяться на всех крестьян. Тогда был выдвинут лозунг: «Вместе с беднейшим крестьянством, против капитализма в городе и деревне при нейтрализации среднего крестьянства, за власть пролетариата». Лишь в 1919 году на VIII съезде партия отказалась от политики «нейтрализации середняка» и приняла лозунг «опираясь на бедноту и устанавливая прочный союз с середняком – вперед за социалистическое строительство». В то же время этот лозунг предполагал сохранение враждебного отношения к части деревенского населения – «кулакам».
Выдвигая в 1920-е годы лозунги «лицом к деревне» и «смычка с деревней», руководство партии стремилось ослабить влияние кулаков на остальную часть крестьянства. В то же время скрытое недовольство Советской власти в деревне или открытые выступления крестьян против нее в 1920-х годах свидетельствовали о том, что середняк идет за кулаком, и это способствовало недоверию властей к крестьянству в целом. Это недоверие проявлялось в классовом составе партии. Несмотря на то что более 80% населения страны было сельским, а горожане составляли менее 20%, подавляющее большинство ВКП(б) были жителями городов. При этом доля крестьян в партии год от года сокращалась: в 1921 году – 26,7%, в 1925-м – 24,6%, в 1929-м – 19,4%. Такое сокращение происходило прежде всего за счет того, что доля крестьян, вступивших в партию в годы Гражданской войны во время службы в Красной Армии, уменьшалась по мере роста числа городских рабочих после «ленинского призыва».
Политическая база партии в деревне была слабой. Выражая беспокойство в связи с этим обстоятельством в октябре 1924 года, Сталин признавал: «Есть тоненькая ниточка партийных ячеек в деревнях. Затем идет столь же тоненькая ниточка беспартийных крестьян, сочувствующих партии. А за ней тянется океан беспартийности, десятки миллионов крестьян, которых не связывает и не может связать с партией тоненькая ниточка беспартийного актива. Этим, собственно, и объясняется, что ниточка эта не выдерживает, рвется нередко, и вместо соединяющего моста образуется глухая стена между партией и беспартийными массами в деревне». На 1 июля 1929 года на 25 миллионов крестьянских дворов приходилось менее 340 тысяч коммунистов. В некоторых местностях одна партийная ячейка приходилась на три-четыре сельсовета. При этом 45% деревенских коммунистов в 1929 году составляли либо колхозники – меньшинство среди крестьян, либо городские рабочие, проживавшие в сельской местности.
Однако руководство партии исходило из того, что даже крестьянами-коммунистами надо руководить из города. После XV съезда партии на постоянную и временную работу в деревню было направлено около 11 тысяч партийных, советских и кооперативных работников. После ноябрьского пленума 1929 года в деревню было командировано еще 27 тысяч партийцев (их называли «25-тысячниками») для того, чтобы они возглавили создаваемые колхозы и МТС. В течение 1930 года в села сроком на 1-2 месяца было направлено около 180 тысяч городских рабочих. Получалось, что 340 тысяч деревенских коммунистов рассматривались как второсортные партийцы, неспособные проводить политику партии в деревне самостоятельно, без руководства коммунистов из города. В романе «Поднятая целина» Михаил Шолохов верно показал расстановку сил в казацком селе, где двумя местными коммунистами Разметновым и Нагульновым руководит рабочий-партиец Давыдов, приехавший из города.
Не умаляя энергии этих представителей динамичного рабочего класса страны и самоотверженности профессиональных партийных работников, направленных в деревню, следует учесть, что эти люди, как правило, либо уже оторвались от крестьянской жизни, либо, будучи потомственными рабочими, никогда ее не знали, а потому им надо было многому учиться, прежде чем они смогли бы разбираться в сельском хозяйстве. В то же время в своем отношении к крестьянам они нередко вели себя как спесивые и самоуверенные менторы. Многие советские горожане, командированные для проведения коллективизации, даже те, кто сравнительно недавно обрел городскую прописку, ощущали себя в деревне без удобств урбанизированной жизни как белые колонизаторы, оказавшиеся в краях, населенных дикими людоедами. Хотя многие из горожан лишь недавно стали атеистами, они видели в религиозности крестьян проявление диких суеверий и старались направить верующих на «путь истинный», закрывая церкви, мечети или иные помещения религиозного культа. Чтобы доказать нелепость религии, командированные горожане нередко издевались над верой людей, снимая кресты с церквей или совершая иные кощунства.
Не скрывая своего отвращения к «отсталости» крестьянской жизни, многие горожане, поражались в деревне обилию и доступности продовольственных продуктов, приобретение которых в городе требовало немалых усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16