Ягоды… Запорожец не доложил о задержанном своему непосредственному начальнику Ф.Д. Медведю, который был близок к Кирову, а позвонил в Москву Г. Ягоде… Через несколько часов Ягода дал указание освободить Николаева». Рой Медведев отмечает, что Николаев «через некоторое время… снова был задержан на мосту охраной Кирова, которая вторично изъяла у него все тот же заряженный револьвер… Николаева снова освободили».
На эти и другие обстоятельства убийства Кирова обращал внимание и А. Рыбин, который прибыл в Ленинград вместе со Сталиным на другой же день после убийства: «Среди сотрудников охраны не смолкали разговоры об этом убийстве. Все кляли Николаева. Но спрашивается: кто же вложил ему в руки револьвер? Неслыханное дело: вооруженного убийцу дважды задерживали у подъезда Смольного и во дворе Московского вокзала, но он тут же освобождался Запорожцем! В роковой день Николаев тоже свободно проник в Смольный, целый час болтался на запретном для себя этаже и, сидя на подоконнике, поджидал Кирова. В коридоре не оказалось никого из охраны, обязанной дежурить у кабинета Кирова и его заместителей. К тому же буквально пропал сотрудник, который должен был находиться в коридоре совершенно независимо от того, в Смольном Киров или нет. Словом, как специалисту организации правительственной охраны, мне стало совершенно ясно: тут в каком-то звене были предатели… И получается: личная охрана Кирова не так заботилась о его безопасности, как следила, чтобы не ускользнул от убийцы. Любого».
Не меньшие подозрения вызывает и ход следствия по делу об убийстве Кирова. Начальник охраны Кирова Борисов, арестованный сразу же после убийства, не был доставлен на допрос, в проведении которого должен был участвовать лично Сталин. Утверждалось, что он погиб по пути к месту допроса в результате автомобильной катастрофы.
Эти и другие подозрительные обстоятельства убийства Кирова и следствия по этому делу использовались противниками Сталина для того, чтобы обвинить его самого в организации преступления. Между тем очевидно, что прежде всего подозрения вызывали действия, а точнее бездействие НКВД и его руководства. Рыбин считал виновными в убийстве Кирова Запорожца и Ягоду. При этом он напоминал, что осенью 1934 года Киров, прибыв в Казахстан на уборку хлеба, «столкнулся с варварским отношением органов ГПУ к высланным переселенцам кулацких семей. По возвращении в Москву он указал на эти беззакония Ягоде. Тот воспринял все как удар по собственному престижу и затаил на Кирова уже личную злобу».
Хотя оснований подозревать Ягоду и Запорожца в потакании убийце Кирова более чем достаточно, вряд ли можно «казахстанским» эпизодом объяснить стремление Ягоды разделаться с Кировым. Надо учесть, что отношения между Ягодой и сталинским руководством партии были довольно сложными и противоречивыми. Со времени огласки содержания беседы Бухарина с Каменевым, состоявшейся в июле 1928 года, Ягода и его сторонники вызывали недоверие Сталина. Правда, после осени 1929 года, когда О ГПУ проводило операции против «классовых врагов» в деревне, а также в городе против «вредителей» вряд ли было признано целесообразным осуществлять чистку в верхах ОГПУ. Но в 1931 году Сталин постарался ослабить влияние Ягоды и его сторонников в ОГПУ. С этой целью на должность первого заместителя председателя ОГПУ был назначен заместитель наркома РКИ и член президиума ЦКК ВКП(б) И.А. Акулов. Бывший работник ОГПУ с 1924 года А. Орлов (Лев Фельдбин) утверждал, что Акулова прочили на должность председателя ОГПУ но в 1932 году «Ягоде вскоре удалось добиться дискредитации Акулова и убедить Сталина убрать его из «органов».
Судя по всему, оказавшийся под угрозой опалы Г. Г. Ягода предпринимал меры, чтобы поднять свой авторитет. Для этого он использовал и свои отношения с Максимом Горьким (Пешковым), многие стороны жизни которого до сих пор остаются тайнами. Максим Горький имел большие международные связи, в том числе весьма загадочные. По неясным причинам хранителем иностранных гонораров Горького, которые использовались для финансирования революции 1905 года, оказался авантюрист Парвус (о деятельности которого рассказано в первой книге). Приемный сын Горького Пешков (брат председателя ВЦИ К Свердлова) оказался среди врагов Советской власти и служил сначала советником у Колчака, а затем в министерстве обороны Франции. Есть основания полагать, что руководители ОГПУ, и прежде всего Ягода, использовали широкие международные связи писателя в своих профессиональных целях. (Если это так, то Максим Горький был далеко не первым писателем, который играл видную роль в разведке и контрразведке. Среди таковых были Даниэль Дефо, Бомарше, У.С. Моэм, Грэм Грин, Ян Флеминги другие.)
Впрочем, Ягода активно использовал в своей профессиональной деятельности и других литераторов. В. Кожинов называет писателей, которые сотрудничали с ОГПУ: «И.Э. Бабель, О.М. Брик, А. Веселый (Н.И. Кочкуров), Б. Волин (Б.М. Фрадкин), И.Ф. Жига, Г. Лелевич (Л.Г. Калмансон), Н.Г. Свирин, А.И. Тарасов-Родионов и т. д.». Особую поддержку руководство ОГПУ оказывало руководству Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) во главе с Л.Л. Авербахом. На даче Ягоды часто собирались писатели, критики, драматурги и журналисты. Многие из них стали играть для Ягоды такую же роль, какую играли публицисты из «школы Бухарина» в прославлении своего лидера. Очевидно, что это обстоятельство стало беспокоить Сталина, и он во время личных встреч с группами писателей постарался выяснить их настроения. Следствием этих встреч явилась ликвидация РАППа и создание в 1934 году Союза советских писателей.
Новым поводом для саморекламы Ягоды должна была стать поездка Сталина, Ворошилова и Кирова по Беломорско-Балтийскому каналу, в ходе которой всячески подчеркивалась роль заместителя председателя ОГПУ в организации строительства этого канала усилиями заключенных. Однако сопровождавшие группу многочисленные журналисты и писатели не смогли запечатлеть ни высоких оценок Сталиным и сопровождавшими его членами Политбюро деятельности Ягоды, ни какого-либо существенного эпизода, свидетельствовавшего о близости зампредседателя ОГПУ к Сталину. По словам адмирала И.С. Исакова, на протяжении всей поездки Сталин «отнекивался, не хотел выступать». Единственное же его выступление, в котором он раскритиковал восторженные речи предыдущих ораторов и напомнил о трудностях освоения Севера, внесли диссонанс в торжественные церемонии.
Тем не менее выход в свет к XVII съезду партии книги о Беломорканале, созданной усилиями многих литераторов, в том числе таких как Максим Горький, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Валентин Катаев, Вс. Иванов, Вера Инбер, Лев Никулин, В. Шкловский, Бруно Ясенский, и под редакцией Максима Горького, руководителя РАППа Л.Л. Авербаха и члена коллегии ОГПУ С. Г. Фирина, должна была продемонстрировать огромную роль ОГПУ и лично Ягоды в строительстве социализма. «Перековка» бывших врагов Советской власти изображалась авторами книги как процесс сотворения чекистами новых людей. В уста Ягоды были вложены слова: «Мы в них живую душу вдунем». В то же время в главе, написанной М. Горьким, говорилось: «К недостаткам книги, вероятно, будет причислен и тот факт, что в ней слишком мало сказано о работе 37 чекистов и о Генрихе Ягоде». Писатель объяснял это их «скромностью». Преподнесенная каждому делегату съезда книга размером с большой фотоальбом была проиллюстрирована большими портретами, которые располагались перед отдельными главами в следующем порядке: И.В. Сталин, Г.Г. Ягода, С.М. Киров, К.Е. Ворошилов, Л. М. Каганович. При этом председатель Совнаркома В. М. Молотов был удостоен лишь небольшой фотографии в конце книги.
Возможно, что это был намек на новую иерархию в руководстве страны. Если это так, то оценки руководителей страны в этой книге отчасти совпадали с предложениями участников предсъездовских кулуарных совещаний. Те также предлагали выдвинуть на первый план Кирова и отодвинуть Молотова. Скорее всего предложение о замене Кирова Сталиным на посту генерального секретаря не мыслилось его авторами как свержение Сталина. Трудно поверить, что люди, которые за несколько дней до съезда предложили сместить Сталина, затем стали публично восхвалять его с трибуны съезда и при этом рассчитывали сохранить его доверие, а также поддержку коммунистов страны и миллионов советских людей, буквально боготворивших Сталина.
Даже противники Сталина внутри партии сознавали, что уход его от власти будет таким потрясением для страны, что может привести к крушению Советской власти. Один из корреспондентов Троцкого в России так описывал настроения бывших членов разбитых «оппозиций»: «Они все говорят о ненависти к Сталину… Но часто добавляют: «Если бы не он… все бы развалилось на части. Именно он держит все вместе». По словам И. Дейчера, бывшие вожди «оппозиций» «ворчали, вздыхали и выговаривались. Они продолжали называть Сталина Чингисханом Политбюро, азиатом, новым Иваном Грозным. Их ворчание и эпитеты немедленно сообщались Сталину, у которого всюду были уши. Он знал истинные чувства униженных им противников и цену их публичных славословий. Но он был уверен, что они не пойдут дальше резких устных выражений своего политического бессилия. Правда, у ветеранов оппозиции были туманные надежды на будущее. Тем временем они выжидали и сдерживали своих более молодых и нетерпеливых сторонников».
Тем более нелепо было бы ожидать, что старые «бакинцы», Орджоникидзе и Микоян, участвовавшие во встрече у Петровского накануне XVII съезда, стали бы открыто бунтовать против Сталина. Скорее всего участники этой встречи, обсуждая перестановку в руководстве страны, имели намерение передать Сталину пост, который до самой смерти занимал Ленин. В конечном счете Сталин занял этот пост в мае 1941 года. В то же время назначение Кирова на пост генерального секретаря скорее всего предполагало, что в сферу его деятельности войдут чисто организационные дела партии, какими занимались все секретари ЦК до того, как Сталин стал генеральным секретарем в 1922 году. Таким образом, Киров выдвигался на второй пост в стране, недостаточно важный.
Такой выбор участниками совещаний (Орджоникидзе, Петровский, Варейкис, Орахешвили и другие) вряд ли был случайным. Многие из них знали Кирова по совместной работе. Киров был партийным руководителем во время Гражданской войны на Северном Кавказе, а с июля 1921 года стал секретарем ЦК Азербайджанской компартии. В это время Варейкис был заместителем председателя Бакинского совета. Помимо Орджоникидзе и Микояна, «бакинцем» был также Шеболдаев, который в 1918 году был замнаркома по военным делам Бакинской коммуны. Возможно, «бакинцы» были недовольны тем, что Сталин недостаточно активно привлекал их к руководству страной, и желали поставить близкого к ним человека на важный партийный пост. Вероятно, Киров произвел хорошее впечатление и на бывшего руководителя Грузии Орахелашвили во время их совместной работы по созданию Закавказской Федерации. Видимо, столь же хорошее впечатление осталось от Кирова и у руководителя Украины Петровского в ходе совместной работы по созданию СССР. Не исключено, что многие амбициозные политики рассчитывали, что, избрав Кирова на пост, от которого зависели назначения в партийном аппарате, они с его помощью улучшат свое положение.
В то же время очевидно, что в результате этих перемещений Молотов перестал бы быть вторым лицом в стране. Участников предсъездовских кулуарных совещаний объединяла неприязнь к Молотову. По воспоминаниям Микояна, Орджоникидзе жаловался ему на то, что «в Совнаркоме его Молотов травит. Через всякие инстанции придирается к Наркомтяжпрому и не дает должного простора для работы». К этому времени, по словам Микояна, «закавказские товарищи, которые работали вместе с Серго… были сняты с постов… Орахелашвили, Гогоберидзе и другие». Вероятно, в этом они также винили Молотова и поэтому желали его свержения. Возможно, предложения переговорщиков получили бы поддержку делегатов съезда партии, потому что, как косвенно следует из письма Шолохова Сталину, в это время многие считали, что Молотов является главным проводником неумеренно жесткой линии и защитником «перегибщиков». Таким образом, если и есть основания подозревать влиятельных лиц страны накануне съезда в заговоре, то не в антисталинском, а антимолотовском.
Вероятно, отказ Кирова поддержать «антимолотовский заговор» нанес серьезный удар по планам «бакинцев». Несмотря на свою близость к «бакинцам», Сталин также не поддержал этот план, видимо, не желая ни отстранения Молотова, ни усиления его оппонентов. Следствием этого было не только сохранение Молотова на посту председателя Совнаркома. Косвенным ответом на просьбы о смещении Молотова явилось решение предоставить ему возможность открыть «съезд победителей». Намеки писательского коллектива и руководства ОГПУ также не были приняты во внимание, и Г. Г. Ягода не был избран ни в состав Политбюро, ни даже в кандидаты в члены Политбюро. (Ко всему прочему такое избрание было бы нарушением субординации. В это время председателем ОГПУ оставался В.В. Менжинский, хотя он и был тяжело болен.)
Смерть В.В. Менжинского 10 мая 1934 года автоматически расчистила путь Г. Г. Ягоде на пост председателя ОГПУ. Теперь у него было больше оснований претендовать на место в высшем руководстве партии. Однако ровно через два месяца, 10 июля, ОГПУ перестало существовать, так как было слито с Народным комиссариатом внутренних дел, во главе которого был поставлен Г.Г. Ягода. С одной стороны, такое слияние, казалось бы, расширило сферу деятельности Г.Г. Ягоды, которому теперь подчинялась и милиция. Но, с другой стороны, теперь Ягода должен был отвечать и за борьбу с уголовной преступностью, что вряд ли соответствовало его амбициозным политическим планам. Кроме того, Ягода перестал возглавлять Объединенное государственное политическое управление при СНКСССР, само название которого предполагало значительную роль в политической жизни страны.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16