Кеннет не дал чаевых: предполагалось, что обслуживание входит в оплату. Потом, закрыв дверь и поставив замок на собачку, чтобы никто не мог открыть номер ключом снаружи, Кеннет почувствовал себя увереннее: он был в безопасности и устроился даже с некоторым комфортом. У него была собственная ванна, большая белая ванна с душем, чистая раковина с кусочком мыла, завернутым в зеленую бумажку. Кеннет раскрыл чемодан, удостоверился, что деньги на месте, потом принял душ и побрился. В чемодане лежала кругленькая сумма в девятьсот двадцать один доллар, а завтра к ним прибавится еще тысяча долларов. О чем волноваться? Об этом молодом полицейском? Ему его не найти.
Кеннет почувствовал, что проголодался. Надо бы выйти купить какой-то еды. Он задумался над тем, куда спрятать сверток с деньгами. В постель? Но что, если придут менять белье или расстелят постель на ночь, до того как он вернется? Кеннет стащил темно-красное, не очень чистое покрывало и увидел на двух подушках свежие наволочки. Здесь надежнее, чем в чемодане, подумал он, и, взяв деньги, засунул их поглубже в наволочку, а потом аккуратно застелил постель.
В «Говарде Джонсоне», на Шестой авеню, Кеннет съел великолепный гамбургер и выпил кофе, затем направился к телефонной будке на углу и отыскал помер Рейнолдса. Из любопытства он уже находил его несколько дней назад, но забыл. Опустил монетку и набрал номер.
Ответил женский голос.
— Могу я поговорить с мистером Рейнолдсом?
— Минуточку.
Кеннет мог поклясться, что женщина поняла, кто звонит.
— Здравствуйте, мистер Рейнолдс. У меня ваша собака. Лиза.
— Где она... умоляю.
— Она на Лонг-Айленде. С ней все в порядке. Так вот, мистер Рейнолдс, я хочу еще тысячу долларов. Моя сестра настаивает на этом, понимаете? Так что завтра вечером в одиннадцать, на том же месте, те же условия: мелкие купюры, договорились? Через час вы получите свою собаку.
— Хорошо. Но где гарантия, что вы вернете ее мне? Могу я поговорить с вашей сестрой? Где она?
— На Лонг-Айленде. Но она не желает никак участвовать в этом деле. И послушайте, мистер... Рейнолдс, чтобы никого не было с вами завтра вечером. Иначе вы не получите никакой собаки. Понятно?
— Да, конечно.
— Обещаете?
— Да. Откуда вы звоните?
Кеннет повесил трубку. Он улыбался, чувствуя себя победителем.
Деньги все еще лежали в подушке, когда он вернулся в свой номер.
На следующее утро около девяти Кеннет вышел из отеля и пошел по Четырнадцатой улице, разыскивая магазин готового платья. Его серое пальто уже износилось, и он мог теперь выбросить его, подумал он. Кеннет купил себе костюм за сорок пять долларов и девяносто пять центов и пальто из коричневого твида за шестьдесят три пятьдесят и решил вернуться сюда попозже, днем, чтобы забрать костюм, потому что ему должны были укоротить рукава пиджака. Еще он купил черные ботинки за восемь девяносто пять. Твидовое пальто выглядело шикарно и, как все новые вещи, казалось немного жестковатым. Надев новое пальто и ботинки, Кеннет почувствовал вновь презрение к окружающим. Кто такие эти людишки? Послушные винтики сложного механизма, никогда ни о чем не думающие, кроме работы, поглощающие пищу, погружающиеся в сон, размножающиеся. В другом магазине Кеннет купил шляпу. Он любил носить шляпы и без них чувствовал себя неуютно, а его старая темно-серая шляпа в сочетании с пальто выглядела отвратительно.
Кеннет купил «Таймс» и «Пост» и вернулся в отель, чтобы почитать газеты, возможно, вздремнуть, пока не проголодается, но, решив запастись на всякий случай едой, купил себе сосиску с булочкой в кафе, помазал ее горчицей и приправой и завернул в пару бумажных салфеток. В холле гостиницы «Георг» Кеннет огляделся в поисках полисмена или молодого полицейского в форме или в штатском. Но никто не проявлял к нему ни малейшего интереса. Наверное, молодой полицейский перевернул вверх дном его комнату у миссис Уильямс, разыскивая деньги и указание на то, куда он уехал. Флаг ему в руки! И это, конечно, не понравится миссис Уильямс. Прекрасно! Затем Кеннету пришло в голову, что миссис Уильямс должна будет переслать куда-то его ежемесячное пособие по инвалидности. Или ему лучше оставить им адрес своего банка? Времени достаточно, чтобы подумать об этом, до получения пособия еще две недели. Но это проблема. Нескладно. Потому что полиция может выследить его, если возьмет на себя труд выяснить, что у него есть счет в «Юнион Дайм сейвингс» на углу Сороковой улицы и Шестой авеню. Они, возможно, попросят банк задержать выплату пособия, и там всегда есть вооруженная охрана. К счастью, он вполне может пожить какое-то время на деньги Рейнолдса.
Близился вечер, и Кеннет все больше нервничал. Семь часов. Ему хотелось уйти из отеля, казалось, что безопаснее бродить на улицам, но степы комнаты давали некое ощущение надежности, а на улице моросил дождь. Без пяти десять Кеннет, не в силах больше оставаться в номере, надел старый плащ, который унес с собой, уходя от миссис Уильямс. К четырем часам он вернулся в магазин готового платья за новым костюмом, но, поскольку шел дождь, остался в старой одежде.
Он представил, как молодой полицейский рассказывал вчера вечером мистеру Рейнолдсу, что Кеннет Роважински исчез из своей квартиры. Мистер Рейнолдс, должно быть, знал об этом, когда Кеннет говорил с ним. Если так, это, похоже, не повлияло на его решение прийти с деньгами. Кеннет проехал на городском автобусе от Восьмой улицы до Первой авеню, потом пересел в другой автобус и сошел на остановке «Пятьдесят седьмая улица».
Дождь все еще моросил. По Йорк-авеню Кеннет шел не спеша, так же как и в пятницу вечером выискивая повсюду врагов. Но на самом деле он не думал, что Рейнолдс приведет полицию. Рейнолдс хотел вернуть свою собаку. На Пятьдесят девятой улице Кеннет свернул на запад, намереваясь сделать крюк и подойти к условленному месту на Йорк-авеню со стороны центра, скажем, в десять минут двенадцатого. На Пятьдесят девятой улице Кеннет прошел мимо пары патрулирующих полицейских. Те не обратили на него внимания.
Но теперь Кеннету вдруг пришло в голову, что копы устроят засаду. Этого не может быть, сказал он себе, но неплохо подумать об этом заранее, потому что это заставит его вести себя осторожнее. Если он заметит около ограды человека, который покажется ему подозрительным, то уйдет.
Но пока ничего подозрительного не было. Кеннет не доверял своим часам, поэтому заглянул по дороге в бар, затем в бакалейный магазин: тот был закрыт, но Кеннет увидел часы на стене и разглядел, что стрелки показывают пять минут двенадцатого. Кеннет перешел на восточную сторону Йорк-авеню и направился к центру. Вот и высокая ограда, утопленная в цементном основании в несколько футов высотой. Кеннет пошел вдоль нее, стараясь как можно меньше хромать. Его маленькие серые глазки шныряли по сторонам. Рейнолдс должен был принести деньги и уйти. Кеннет пытался сосчитать столбы, но этого не требовалось, потому что еще за десять футов он увидел белый сверток. Не останавливаясь, Кеннет протянул руку и взял его. Сверток оказался толще, возможно, потому, что Рейнолдс из-за дождя накрутил на него больше бумаги. Кеннет держал его в правой руке, под плащом. Он пересек Шестидесятую улицу, высматривая такси. За это время на своей стороне Йорк-авеню он встретил только двух прохожих: молодого человека, который шел быстрым шагом, насвистывая какую-то мелодию, и женщину, даже не посмотревшую на него.
На Пятьдесят седьмой улице Кеннет поймал такси.
— Отель «Георг», — сказал он, — Университетская площадь. Не доезжая до Четырнадцатой улицы.
Теперь все в порядке. Щелчки счетчика отмеряли мили между ним и опасностью, оставшейся позади. Расплачиваясь с шофером, Кеннет положил сверток на колени, потом опять спрятал его под плащ. Вошел в вестибюль. Там все было спокойно.
— Вы совсем промокли, — сказал чернокожий лифтер, когда они поднимались наверх.
— Люблю немного прогуляться, — буркнул Кеннет. Он не одобрял панибратства.
Войдя в свой номер, Кеннет запер дверь на двойной оборот, спустив собачку замка, потом снял ботинки и переодел мокрые носки. В этот момент у него возникла идея, замечательная идея. Можно устроить ловушку для молодого полицейского, на случай, если тот снова отыщет его. В конце концов, коп позволил ему уйти, разве не так? Кеннет решил заявить, что коп согласился отпустить его, потребовав взамен долю от второго выкупа. Эта мысль не обрела еще четких очертаний, но Кеннет чувствовал, что сама по себе идея неплоха. Чтобы все выглядело более достоверно, Кеннет намеревался сжечь какую-то часть денег. Он не спускал глаз с пачки, завернутой во влажную бумагу, которая лежала на круглом деревянном столе, пока он рассуждал о том о сем. Он оттягивал самый приятный момент — увидеть деньги. Наконец Кеннет вымыл руки в ванной, вытер их чистым полотенцем и вскрыл пакет. Вот они: пачки зеленых бумажек, по десять долларов каждая!
Он собирался сжечь пятьсот долларов. Это было странно, но Кеннет не стал раздумывать дальше (он был уверен, что прав), а снял упаковку с двух пачек и отсчитал десять десятидолларовых купюр из третьей пачки. Сначала он попытался сжечь деньги в пепельнице, но дело двигалось медленно, и он решил воспользоваться раковиной в ванной комнате.
Банкноты горели плохо, но ему все-таки удалось сжечь пять или шесть штук. Потом пришлось сделать передышку и собрать пепел в кусок газеты. На то, чтобы сжечь все намеченное, у него ушло около четверти часа, и это было удивительно волнующее зрелище: все эти деньги, эта власть, эта свобода улетучивались вместе с дымом, превращаясь в ничто. Кеннет почистил раковину и открыл оба окна — в ванной и в спальне, чтобы выветрился запах дыма. Его радовал дым, но он не хотел, чтобы жильцы отеля подумали, что начался пожар.
При этой мысли он кинулся к лежавшим на столе деньгам и поспешно убрал их и те, что остались от предыдущего выкупа, на случай, если кто-то захочет войти в номер. На этот раз он завернул деньги в свитер и засунул его в один из ящиков, поскольку, решил он, в его отсутствие может прийти горничная, чтобы убрать постель. Но, засыпая, он думал о том, что разумнее было бы держать деньги в наволочке.
Стрелки часов показывали пять минут первого. Кеннет представил, как Эдуард Рейнолдс ждет на углу Йорк-авеню и Шестьдесят первой улицы свою собаку. Под дождем. Сколько он будет ждать? Кеннет слегка улыбнулся, не чувствуя никакой жалости. Пусть сноб купит другую собаку. Он может себе это позволить. Рейнолдс действительно чокнутый, если заплатил две тысячи долларов. Эта мысль заставила Кеннета почувствовать свое превосходство. У него, возможно, нет таких денег, как у Рейнолдса, но совершенно ясно, что у него больше мозгов.
Глава 8
Новый график дежурства Кларенса, с восьми вечера до четырех утра, оставлял свободными на следующие три недели вторник и среду. Во вторник днем он позвонил в полицейский участок, чтобы узнать, не поступало ли каких-нибудь известий от Эдуарда Рейнолдса. Дежурный офицер, чей голос Кларенс не узнал, ответил, что нет.
— Вы уверены? Это об украденной собаке. Выкуп.
— Точно нет, приятель.
Кларенс сидел в квартире Мэрилин. Она ушла в десять часов утра на Перри-стрит, где ей предстояло печатать под диктовку. У Кларенса не было никаких определенных планов на день, потому что Мэрилин не знала, выкроит ли она время для ленча. Он приготовил себе яичницу, потом прогулялся по Виллидж, дошел до Десятой улицы, наконец, сел на Шестой авеню в автобус, направлявшийся в центр, и всю дорогу смотрел в окно, выискивая взглядом невысокого, коренастого, прихрамывающего человека, похожего на Роважински. Кларенс доехал до Сто шестнадцатой улицы, а оттуда пошел пешком в свой участок спросить, не выяснилось ли что-нибудь относительно сестры Кеннета Роважински.
Молодой полицейский, которого Кларенс видел до этого только пару раз, нашел поступившее для него сообщение и сказал:
— Одна сестра по имени Анна Готштейн. Живет в Дойлстауне, штат Пенсильвания.
Кларенс поблагодарил и записал адрес и номер телефона, который был зарегистрирован на имя ее мужа, Роберта Л. Готштейна.
Значит, Пенсильвания, а никакой не Лонг-Айленд.
Кларенс доехал до центра на метро, всю дорогу внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Что еще он мог сделать?
Он подумал, не позвонить ли часа в четыре на работу Эдуарду Рейнолдсу, чтобы спросить, что слышно о Роважински, но побоялся, что мистер Рейнолдс в конце концов сочтет его слишком надоедливым. Он ведь ясно дал понять, что обойдется без полиции, даже если Роважински свяжется с ним и попросит вторую тысячу.
В начале пятого зазвонил телефон, и Кларенс взял трубку. Это была Мэрилин.
— Мама хочет увидеться со мной сегодня вечером, Клар, — проговорила она. — Понимаешь... я обещала. Я звонила ей, но не сумела отвертеться.
Это означало, что Мэрилин придется ехать в Бруклин-Хейтс. Вечером во вторник она всегда обедала с матерью, так что Кларенсу не за что было на нее обижаться, и все же он был задет.
В 6.30 вечера Кларенс снова позвонил в полицейский участок. Дежурил лейтенант Сантини, и Кларенс поговорил с ним. Сантини сказал, что от Эдуарда Рейнолдса ничего не было.
Кларенс снова подавил горячее желание позвонить Рейнолдсам домой. Возможно, Роважински не отважился попросить вторую тысячу. Но если так, как он вернет собаку? И жива ли она вообще?
Мэрилин отправилась прямо со своей дневной работы в Бруклин-Хейтс. Она сказала, что вернется домой к полуночи, и надеялась, что Кларенс дождется ее. В семь он написал:
"Дорогая,
волнуюсь насчет сегодняшнего вечера и Рейнолдсов. Не знаю, что может стрястись. Позвоню тебе между одиннадцатью и двенадцатью. Тебе звонили: я все записал.
Люблю тебя.
Клар".
И положил записку на подушку. Звонок был от женщины, сдававшей в аренду квартиры в Виллидж. Ей нужно было кое-что напечатать.
Кларенс прошел по Восьмой авеню до Двадцать третьей улицы, съел гамбургер, выпил кофе и купил билет в кино только для того, чтобы убить время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34