Нормально?
— Нормально, — кивнул Уолш.
— Я хотел как-то сгладить инцидент в школе. Подкинул журналистам идею, что к тем детям губернатор относился точно так же, как и к собственному сыну.
— Понятно, — в голосе Уолша звучали нотки нетерпения.
— Помог местной журналистке получить разрешение провести утро с твоей матерью.
— Через Салли? — уточнил Уолш.
— Совершенно верно.
— Ты столкнулся с ней впервые?
— Да.
— Вот уж сука, так сука.
— Полностью с тобой согласен.
— Флетч, я думаю, завтра тебе тоже надо провести какое-то время с матерью. Познакомиться с ней поближе. Понять, что она за человек.
— Конечно, надо.
— Я это устрою.
— У меня постоянно звонит телефон, Уолш. Весь мир желает знать, кто нацелил губернатора на «Новую реальность».
— И что ты им отвечаешь?
— Я говорю каждому, что речь в Уинслоу — плод многолетних раздумий кандидата.
— Это так? — резко спросил Уолш.
— Уолш…
— Так кто все-таки натолкнул его на эту мысль, Флетч?
— Я что-то сказал. Он спросил. Возможно, мои слова оказались той затравкой, на которой выкристаллизовалась речь. Утром, в автобусе. Твой отец поинтересовался моим мнением. Кандидат в президенты. Такое в моей жизни случилось впервые.
— Тебе это польстило.
— Естественно. Разумеется, у меня не было времени продумать идею до конца.
— Ты не спичрайтер.
— А что я мог сделать?
— Спичрайтеры несут ответственность за каждое слово, что слетает с языка кандидата.
— Тем не менее, Уолш, не прошло и двух часов после нашего разговора, как твой папаша выступил в Уинслоу с блестящей речью, развив одну-две высказанных мною идей…
— Он злился на эту бабку из Конгресса. Злился на прессу, выставившую его чуть ли не растлителем малолетних. Вот он и нанес ответный удар. Мы… наверное, я слишком уж надавил на него, требуя от него чего-то существенного, лишь бы попасть в вечерние выпуски новостей.
— А я полагаю, что речь удалась.
— Еще бы. Ты же попал в творцы истории. На вопрос: «Почему Кэкстон Уилер не стал президентом Соединенных Штатов?», — твои правнуки смогут прочитать в книжке следующий ответ: «Потому что в Уинслоу, в снегопад, выступил с неудачной речью, критикуя христианство и демократию».
— Слушай, Уолш, может, я это делаю подсознательно, как только оказываюсь рядом с начальством? Любым начальством. Сразу начинаю закладывать мины. Твой отец — единственный начальник, который мне понравился. Я бы не хотел ставить под угрозу его карьеру.
— Эдипов комплекс. Ты об этом?
— Возможно. Я по натуре бунтарь. Никогда не ладил с начальством. Ты это знаешь не хуже меня. Ты помнишь холм 1918. А я помню, что щедро снабдил весь взвод марихуаной, дабы, накурившись, мы не смогли участвовать в более ранней операции. Я знал, что нас отправляют на смерть.
— Ты был прав.
— А тебя чуть не отдали под трибунал.
— Взвод все равно расчехвостили.
— Слушай, Уолш, я репортер. А не пай-мальчик. И мне чертовски противно говорить этим журналистам, что мне нравятся их статьи, когда они двух слов связать не могут.
Уолш вглядывался в темноту, окружающую пятно света вокруг торшера.
— Может, мне собрать вещи и ускакать вечерней лошадью?
— А зачем ты привел ко мне Бетси Гинзберг?
— Чтобы вы поздоровались.
Уолш покачал головой.
— Вот что еще, Уолш, — продолжил Флетч. — Дама, с которой я познакомился задолго до этой предвыборной кампании, сегодня отказалась поужинать со мной из-за моей работы. Из-за того, что я — пресс-секретарь. Как ты борешься с изоляцией, Уолш?
— Флетч, я думаю, что пока о сексе надо забыть.
— Я могу от этого заболеть.
— Болей на здоровье.
— Другая дама предложила мне свое тело в обмен на интервью с твоей матерью.
— Ты согласился?
— Разумеется, нет.
— Видишь? Ты уже болен.
— Может, мне лучше уехать, Уолш?
Уолш уставился на полированную поверхность стола.
— Ты лишь давал отцу монеты. Детей он одаривал сам. Некоторых детей. Ты лишь поделился с ним своими мыслями. А речь произносил не ты.
Флетч потянулся.
— Может, этим мне и нравится твой отец. У него тоже мятежная натура. Он ищет истину. И доносит до людей то, что считает нужным. Кстати, мне позвонил Джеймс. Он в Айове, на похоронах Вика Роббинса.
— Мерзавец. Он поехал туда в надежде, что Аптон возьмет его в свою команду.
— Я тоже подумал об этом.
— Сомнений тут быть не может.
— Он долго говорил со мной. Давал советы. Отвечал на вопросы.
— Небось, сказал, что любит отца больше, чем себя. Готов на все, лишь бы помочь ему. Предложил звонить в любое время. Я прав?
— Абсолютно.
— Плохо ли ему быть в курсе наших дел. Больше не говори с ним.
— Но я думаю, что он сказал правду. Двадцать три года…
— Ничего не значат.
— Возможно, но…
Уолш махнул рукой, отсекая возражения.
— Он стремился опорочить мою мать. Такое не прощается. Нельзя заявлять о верности моему отцу, предвыборной кампании и подкладывать матери такую свинью.
— Он трактует случившееся иначе.
— Тебе хочется, чтобы Джеймс получил прежнюю работу? Твою работу?
— Наверное, это невозможно.
— Невозможно. Этот подонок сам вырыл себе яму. Ошибки бывают и в нашем деле. Ничто человеческое нам не чуждо. Но, если ты пошел войной на жену кандидата, в избирательной кампании тебе места нет.
— Уолш, послушай меня. — Он говорит, что характер твоей матери становится все хуже. Это начинают замечать люди, журналисты…
Уолш покачал головой, показывая, что не согласен с таким выводом:
— Когда одновременно говорят десять человек, кому-то приходится кричать.
— Эта сцена в спальне твоего отца…
— Ерунда, мама просто стравила пар. Слишком уж велико напряжение, — Флетч всматривался в глаза Уолша. — Разве она причинила хоть какой-то урон? Люди узнали, что кандидат смотрит фильмы Арчи Банкера. Это и хорошо. Всем ясно, что ничто человеческое ему не чуждо.
— Не чуждо, Уолш?
— Естественно.
— Но только Шустрик Грасселли знает, насколько не чуждо, так?
Уолш коротко глянул на Флетча.
— Я вижу, репортеры пристали к тебе с вопросами об отлучках отца. Мне следовало предупредить тебя.
— Ты знаешь, куда он ездит, Уолш?
— Конечно. В один уединенный дом. Принадлежащий приятелю. Приезжает туда, ловит рыбу, отдыхает, читает исторические романы. Вырабатывает политическую стратегию.
— Откуда тебе это известно?
— Он сам сказал мне. Номер телефона не дает никому. Звонит нам сам. Регулярно. Мы его не беспокоим. Он не хочет, чтобы репортеры прознали об этом. Я его понимаю.
— Кто этот приятель?
— Его сокурсник по юридическому факультету. Адвокат.
Зазвонил телефон. Уолш схватил трубку.
— Слушаю… Уже иду, — он положил трубку, поднялся. — Мать.
Флетч остался в кресле.
— Когда ты спишь, Уолш? — спросил он.
— Отосплюсь в Белом Доме, — ответил тот.
Глава 21
Флетч вышел из лифта на пятом этаже и зашагал к своему номеру. В коридоре он увидел человека, стоящего спиной к лифту. Правой рукой человек опирался о стену, левой держался за голову.
Флетч подошел к нему.
— Билл?
Глаза Билла Дикманна застилала пелена. Флетча он не узнавал. Возможно, даже не догадывался, что к нему обращаются.
— Билл…
Колени Дикманна подогнулись. Флетч не успел подхватить его. Все произошло слишком внезапно. Мгновение спустя Билл Дикманн лежал на полу без сознания. С его лица исчезла гримаса боли.
В кармане пиджака Дикманна Флетч нашел ключ от номера 916. Весил Дикманн немало. Но Флетч дотащил его до служебного лифта.
Когда раскрылись двери, перед Флетчем возник Эндрю Эсти: в пальто, со значком «Госпел дейли». В одной руке Эсти держал чемодан, в другой — портативную пишущую машинку.
— Я думал, вы покинули нас, мистер Эсти, — войдя в лифт, Флетч нажал кнопку с цифрой «9».
— Мне приказали вернуться.
Эсти как бы и не замечал Дикманна, навалившегося на спину Флетча.
— Я рад, что вы вернулись.
— Я особой радости не испытываю, — сухо ответил Эсти.
— Но кто-то должен делать эту работу.
— Нужели вы думаете, что мы могли оставить наших читателей в неведении, когда развернута антиамериканская, антихристианская кампания?
Лифт остановился. Двери раскрылись.
— Мы на девятом этаже.
Эсти кивнул.
— Тогда, нам пора, — и, сгибаясь под тяжестью Дикманна, двинулся к номеру 916.
В номере Флетч уложил Дикманна на кровать и взялся за телефонную трубку.
— Что вы делаете? — остановил его голос Дикманна.
Журналист открыл глаза, озираясь по сторонам, не понимая, как оказался на кровати.
— Звоню доктору Тому.
— Как вы оказались в моем номере?
— Вы отключились, Билл. На пятом этаже. Упали в обморок.
— Положите трубку на место.
Телефонистка на коммутаторе еще не ответила Флетчу.
— Может, не стоит?
— Положите трубку.
Флетч подчинился.
— А теперь убирайтесь отсюда.
— Вы могли бы поблагодарить меня, Билл. Все-таки я притащил вас сюда на собственном горбу.
— Благодарю.
— Билл, я вам не жена, босс, брат, друг… и так далее.
— И что?
— Билл, у вас что-то не в порядке с головой. Я уже дважды видел, как вы пытались отвернуть ее. Возможно, завтра вам это удастся.
— Вам до этого нет никакого дела, — Билл сел, опустил ноги на пол, обхватил голову руками.
— Вы мне это уже говорили. Ваше недомогание — не такой уж секрет, Билл. Доктор Том, конечно, не подарок, но он не станет с утра звонить вашему редактору, чтобы доложить о состоянии вашего здоровья. Доктора по-прежнему хранят врачебные тайны, даже доктор Том.
Дикманн вроде бы слушал, а потому Флетч продолжил.
— Представьте себе, что вы сумели отвернуть голову. Подумайте, какое это будет отвратительное зрелище. Вы идете, держите голову в руках на уровне живота. Кровь хлещет из шеи и пачкает костюм. Что будет с дамами? Вы хотите, чтобы такое увидела Фенелла Бейкер? Да у нее со щек облетит вся пудра.
— Уходите, Флетч. Пожалуйста, — Дикманн не отрывал рук от головы. — Беспокойтесь о ком-нибудь еще. Об Айре Лейпине. У него проблемы посерьезней моих.
— А какие у него проблемы?
— Вот у него и спросите.
— Тут вы правы. Но, Билл, вы только что потеряли сознание. Оказавшись не на своем этаже. Вы себя не контролировали, не отдавали отчета, что делаете. Перед тем, как упасть на пол, вы не узнали меня.
— Ладно, ладно. И что мне теперь прикажете делать?
— Обратитесь к врачу. Избирательная кампания не стоит вашей жизни, Билл. Надеюсь, вы это понимаете?
— Я в полном порядке.
— В таком же порядке, как и снеговик четвертого июля.
— Оставьте меня.
— Хорошо. Если вы того желаете, — у двери Флетч обернулся. — Вы уверены, что я ничем не могу вам помочь?
— Можете.
— Чем же?
— Скажите, на того ли я поставил кандидата? Кто выиграет эти чертовы праймери?
— Я не ясновидящий, Билл.
— Тогда пользы от вас для меня ноль.
— Но я могу сказать вам, что это первичные выборы. Не последние. Гонка только началась. Спокойной ночи, Билл.
Глава 22
— Доброе утро. Благодарю, — сказал Флетч в телефонную трубку.
Когда зазвонил телефон, он решил, что телефонистка коммутатора хочет напомнить ему, что уже половина седьмого.
— Вижу, вы уже проснулись, — густой голос кандидата.
Флетч взглянул на часы. Шесть двадцать.
— Доброе утро, — повторил он. Сел. Его плечи, грудь, живот покрывала пленка пота. Батареи жарили, почем зря. А вечером, когда он ложился спать, ему показалось, что в номере холодно. И он даже взял из шкафа лишнее одеяло. Теперь-то одеяла не требовались.
— Вы, должно быть, привыкли подниматься рано.
— Правда?
— У меня сложилось такое впечатление.
— О, да, — не стал спорить Флетч. — Есть у меня такая привычка.
— Голова у вас уже работает?
— Конечно. Загадайте мне загадку. Даже если знаете ответ.
— Послушайте, Флетч, я только что позвонил Ленсингу Сэйеру. Предложил ему поехать со мной в больницу.
— В больницу?
— На утро у меня намечен визит в больницу Фармингдейла.
— Однако. Ну, конечно, сэр.
— Он может взять у меня интервью по пути. Я хочу, чтобы вы поехали с нами. Чтобы не вызывать кривотолков. Не могу же я общаться с прессой через вашу голову.
— Я понимаю.
— Мы отъезжаем в половине девятого. За руль сядет Шустрик.
— Да, сэр.
— Жду вас у входа в отель в половине девятого. Вы не спите?
— Наоборот. Бодр, как снеговик…
— А что вы делали, когда я позвонил? — в голосе губернатора звучал смех.
Флетч провел рукой по груди.
— Потел.
— Молодец, — похвалил губернатор. — Утренняя зарядка — великое дело. Отожмитесь пару раз за меня. У меня сразу прибавится здоровья.
Флетч босиком прошлепал к двери, открыл ее, взял пачку газет, оставленную для него кем-то из добровольцев.
Сверху лежал номер «Ньюсбилл». С заголовком на первой полосе: «СМЕРТЬ УЧАСТВУЕТ В КАМПАНИИ УИЛЕРА».
Флетч просмотрел статью с многочисленными фотографиями, напечатанную на третьей странице.
«Фармингдейл. — Кандидат в президенты и его помощники отказываются отвечать на вопросы, касающиеся двух молодых женщин, убитых в последние семь дней в тех городах, где находилась команда Уилера.
Вторую из них, Элис Элизабет Шилдз, двадцати восьми лет, нашли голой и избитой на тротуаре аккурат под окнами «люкса» на седьмом этаже, в котором останавливался Уилер.
Помощники Уилера не пожелали даже сказать, что ничего не знают ни об этих женщинах, ни об убийствах…»
Написал статью Майкл Джи. Хэнреган.
— Ну, ну, — пробормотал Флетч. — Дамбу прорвало. Теперь кому-то пора браться за швабру.
Глава 23
— Нет, нет, яичницу не буду, — замахал руками Айра Лейпин. Он и Флетч сидели в кафетерии отеля. — Мой доктор предупреждает — холестерина в крови должно быть как можно меньше. И ветчины не надо. Я забыл, какой вред от ветчины. Но что он есть, можете не сомневаться. И, разумеется, никакого кофе, — Лейпин заказал овсянку, гренок без масла и чай. — Чем вот вреден холестерин? Приводит к образованию маленьких бляшек, которые так и норовят оторваться от стенки сосуда и закупорить сердце.
— А я думал он как-то влияет на сосуды головного мозга.
— Этого я не заметил. С головой у меня полный порядок.
Флетч заказал бифштекс, яичницу, апельсиновый сок и кофе.
— Что же творится с нашей молодежью? — пробурчал Лейпин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24