https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/70x90/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..
Он и без того собирался совершить набег на северные области, чтобы подыскать пригодное убежище. Это должна была быть приятная поездка, скорее смена места и отдых, чем военный поход, и у него не появилось никаких сомнений в том, чтобы взять с собой Ктуру и Яалу.
Они отправились в сопровождении одной сотни и двух вьючных животных. Погода благоприятствовала, и они ехали спокойно, выбирая места отдыха задолго до наступления ночи. Они находили дикие, безлюдные участки, соответствующие целям Ифтаха.
Яала получала от этого предприятия eщё больше удовольствия, чем другие. Страна была населена с самого дня сотворения мира. Здесь жили многие народы, господствовало множество богов, в дикой глуши внезапно попадались запущенные жилища, разрушенные человеческие поселения, оставленные святилища. Яала задавала отцу множество вопросов. Ей было о чем подумать и что сочинять. Вместе с мужчинами она проникала в самую глушь, и, если они сразу после обеда останавливались и раскидывали палатки, она одна устремлялась в неизвестность.
Однажды вечером она ушла одна и не вернулась. Местность была не особенно опасной, но все же здесь было много обрывов, густого кустарника, пропастей, а ночь - безлунная. Здесь на каждом шагу могли подстерегать страшные звери, горные львы, дикие собаки. Кроме того, здесь прятались "пустые" люди, беглецы.
Наступило утро, Яала не появилась. Ифтах и его люди отправились на поиски. Часы шли, лицо Ктуры осунулось, губы сжались, большие глаза засверкали диким огнем. Солнце начало заходить, на землю спустился вечер. Вторая ночь... Яала была единственным ребенком Ифтаха. Господь лишил его и аммонитку сына. Неужели он хочет забрать и дочь?
Между тем, Яала беспомощно лежала в густом кустарнике. Чтобы вовремя быть дома, она решила сократить путь, упала с высокой скалы и повредила ногу. Когда через некоторое время она очнулась и попыталась подняться, нога заболела так сильно, что она чуть было снова не потеряла сознание. Она лежала, сердце eё учащенно билось, давила тошнота в желудке. Eё рвало.
Наступила ночь. Она мерзла. Сквозь заросли виднелось несколько звезд. Яала удивлялась, что лежит здесь, несчастная и беспомощная. Она была дружна со всеми живыми существами, и все живые существа дружили с ней. Где же избавители - отец, Господь, мать?
Стало светло. Сквозь ветви кустарника засверкало яркое небо, а она лежала и чувствовала себя противной самой себе, потому что сильно испачкалась. Она была так слаба, что это причиняло боль, eё мучила жажда, мысли в голове снова затуманились.
Наступила вторая ночь. От прохлады ей стало лучше, но eё изнурял голод. Она захныкала. Голод прошел. Хотела крикнуть, но не смогла. Какая жалость, что она не взяла с собой свой барабан. Неужели она умрет здесь от голода и жажды? Неужели eё тело разорвут на куски лесные звери?
Она покачала головой. Нет, она не могла себе такого представить. Наоборот, теперь она была уверена, что придет отец. Она улыбнулась и запела.
Вдруг в кустах появилось что-то большое, неуклюжее. Сердце остановилось, eё тело парализовал страх. Это, видимо, был зверь, медведь. Но тут она увидела человека - высокого, молодого, одного из великанов, тех "пустых" людей, которые проживали в глуши. Страх eё не уменьшился, к тому же ей стало стыдно, что она так испачкалась.
Высокий нагнулся над ней, она закрыла глаза и снова потеряла сознание. Человек попытался eё поднять. Боль пронзила eё тело, она пришла в себя, застонала. Высокий голос спросил eё о чем-то на полузнакомом языке. Она взяла себя в руки и сказала:
- Палатка... - и слабо показала в направлении палаток.
Человек повторил:
- Палатка.
И осторожно попытался поставить eё на землю. Она заплакала. Тогда он взял eё на руки, она обхватила его шею, и он медленно понес eё в направлении, которое она указала.
Но вот и палатка. Радости, когда они снова увидели Яалу, не было предела. Мать дала обессиленной, растерянной дочери попить, вымыла лицо и тело водой, смешанной с уксусом. Она положила на опухшую ногу травы и бальзам из Гилеада и забинтовала ее. Это длилось недолго, и Яала заснула. Тем временем Ифтах расспрашивал высокого молодого человека, который принес Яалу. Высокий был светел кожей и глазами, очевидно, эморит. Он говорил на угаритском - том древнем языке, на котором разговаривали только на севере Башана и который очень походил на еврейский, но был полон всяких торжественных слов...Чужеземец говорил боязливо и скованно. Ифтаху стоило труда связать воедино его рассказ.
Он ставил ловушки в самой глухой части горного леса, услышал тихий плач и увидел девочку, лежащую в густом кустарнике. Ифтах сердечно поблагодарил его и попросил быть его гостем. Они уселись есть. Ифтах спрашивал чужеземца об его имени, родине, жизни. Его звали Мерибааль, и он происходил из королевства Зоба. Его семья погибла на войне, он был младшим сыном, его презирали в каменном, окруженном стенами городе, который был его родиной. Он не выдержал этого и бежал на свободу, в глушь. Все это он рассказал в своей скупой, бессвязной речи. Когда же он узнал, что говорил с Ифтахом, знаменитым командиром, он стал заикаться от смущения. Однако не спускал жадного взгляда с лица хозяина, ибо это был человек, которому он хотел подражать, когда бежал в глушь. Ифтах и Ктура после трапезы eщё раз посмотрели на Яалу и вытянулись на циновке.
Ктура не могла спать. Шрамы от схватки с волком болели, ожидание этих последних дней обессилило ее. Она все eщё не могла понять, что случилось. Глушь, eё счастливая, любимая глушь вдруг обернулась чем-то издевательски ужасным. Нет, не глушь, это Господь гневно ворвался в eё счастливую жизнь. Но все же Мильком и eё боги пришли на помощь и послали человека из Зобы. Она встала, подошла к постели Яалы. Ей нужно было удостовериться взглядом и прикосновением, что дитя здесь, что оно дышит.
Яала проснулась рано утром, прежде, чем все остальные. Она чувствовала, что находится в палатке отца и матери, с людьми, которым она принадлежит. Обычно, проснувшись, она сразу вскакивала, полная желания двигаться. Сегодня она была рада, что больная нога заставляет eё лежать. Она закрыла глаза и вспомнила о том, как высокий человек нес eё через заросли. Он нес eё ловко, осторожно. Это, наверное, был трудный путь - по долинам и скалам через кустарник. Но злая дорога перед ним отступила. Ифтах и Ктура заговорили с ней, никто не вспоминал о прошедших заботах, все вокруг казалось радостным.
Стоял светлый день со свежим, теплым ветерком. Все уселись перед палаткой. Она охотно поинтересовалась бы, здесь ли чужеземец, но боялась спросить. Он пришел сам, смущенный, такой смущенный, что и она покраснела.
Он просидел с ней большую часть дня. Время от времени он переносил eё с места на место. Она любила лежать наполовину в тени, наполовину на солнце. После трапезы, в которой сегодня принимала участие Яала, Мерибааль сказал, что он не смеет больше обременять своих хозяев, желает им счастья и с наступлением дня уйдет к себе в лес. Ифтах видел, что ему стоит труда так говорить, видел огорчение на ясном лице Яалы. Он спросил Мери-бааля:
- Разве спаситель моей дочери не хочет быть гостем в моей стране Тоб?
Яала засияла, лицо Мерибааля тоже выразило радость. Он несколько раз пытался ответить и наконец сказал:
- Я могу остаться в твоем лагере.
Это было не совсем то, о чем думал Ифтах. Если этот Мерибааль навсегда останется в его войске, он может захотеть Яалу, когда та созреет. Он нашел eё в глуши, у него законные претензии на нее, он нравится ребенку, и Ифтах должен будет отдать ее. Но этот человек был эморитом. Он звался Мерибаалем, и уже само имя выдавало его принадлежность Баалю Башана. Те из Мицпе скажут:
- Смотрите на него, Ифтаха, сына аммонитки, мужа аммонитки, он теперь выдает дочь за приверженца Бааля из Башана. Разве мы не правы, что его прогнали? Он не должен дать им повода так говорить. Ему пришлось взять Мерибааля в страну Тоб. Там высокий человек тоже оставался чужеземцем. Он отличался от других, даже от эморитов. Над его наклоненной вперед фигурой и высоким голосом смеялись все. С другой стороны, он показал себя сильным и проворным. У него были ловкие и искусные руки. Кроме того, он, как никто, чувствовал запахи в пустыне и в лесной чаще, легко прокладывал дорогу в самых густых зарослях кустарника, много знал о лесных животных. Однако он был плохим собеседником - слишком уж робок.
Он выказывал Ифтаху безграничную преданность. И с ним и с его родными он мог говорить о самых сложных вещах. Его честность выходила за рамки привычного, а на лице Мерибааля отчетливо отражалась любая, проскакивающая в его голове мысль. Ифтах отвечал на его искреннюю привязанность скрытым, добродушным презрением.
Между тем, простодушная Яала любила в своем спасителе именно эти качества. Они видела в нем старшего брата, которому можно доверить абсолютно все. Eё нога eщё не совсем поправилась, и она взяла за обыкновение брать Мерибааля на свои одинокие прогулки.
Иногда она брала с собой и старого Толу. Тогда они сидели втроем, и старик с молодым парнем наперебой вспоминали истории, связанные с сильной северной страной, которая была их родиной. Оба они считали, что Этана, Адапа и Тамус - великие герои. Но говоря об одиннадцати чудовищах, которых те победили - драконах, крылатых змеев, морских баранов, людей-скорпионов... - постоянно спорили.
Однажды Тола, обидевшись на парня, изрек:
- Если бы старикам - силу молодых, а молодым - силу стариков, люди стали бы богами. А так... Я - Тола, а ты - Мерибааль...
Прошел примерно месяц, и великан в присутствии Яалы сказал Ифтаху:
- Я видел только страну Тоб, видел твоих воинов. eщё раз прошу тебя, прими меня в свое войско!
Ифтах перевел взгляд с Мерибааля на Яалу, потом снова - на Мерибааля, и ему пришлось ответить:
- Ты спас моего ребенка. Мое благодарное сердце радуется тебе. Но мои люди - воинство Господа, и твой Бааль вел против него войну.
Лицо великана задрожало, на нем отразились задумчивость и смущение. Он преданно посмотрел на львиный лик Ифтаха и, с трудом подбирая слова, неловко сказал:
- Я почитаю Господа, потому что он - бог Ифтаха. Но не хочу отрекаться и от Бааля из Башана. Он вел меня сильной рукой к тебе и твоей дочери. Не хочу отрекаться и от великих героев северной страны, победивших одиннадцать чудовищ.
Ифтаху нравился эморит Мерибааль. Он охотно не заставлял бы того больше надоедать себе. Но не мог... С горькой усмешкой он подумал, что тот стоит сейчас перед ним также, как когда-то он сам стоял перед Авиамом.
- У меня нет намерения ссорить тебя с твоими богами и героями. Почитай их и дальше. Но если хочешь вступить в мое войско, Господь должен стать для тебя главным Богом, ибо он соединяет нас. Тебе придется отказаться от своего имени - имя Мерибааль обнаруживает твою связь с чужими богами.
Мерибааль пробормотал подавленно:
- Я больше не должен...
Закончить фразу он не смог. Так и стоял перед Ифтахом с искаженным, нескладным лицом, сопел, молчал, стоял и молчал. Яала следила за их разговором с напряженным вниманием. Наконец, eё взгляд застыл на лице Мерибааля. Тот чувствовал это и мучался так, что Ифтаху стало жаль его. Но чем он мог ему помочь?
- Как же меня должны называть? - выдавил из себя молодой гигант.
Яала облегченно вздохнула, радостно захлопала в ладоши и попросила отца:
- Дай ему красивое имя!
Ее радость тронула Ифтаха, и он произнес:
- Пусть зовется Эмином. Это означает - "тот, кто справа". Из этого следует, что он будет моей правой рукой. Ты довольна, дочь моя?
Великан выпрямился. Называться другом и помощником Ифтаха - это eщё не предательство Бааля. И тот, кто до сих пор назывался Мерибаалем, сказал:
- Эмин, друг твоей правой руки, благодарит тебя, Ифтах!
Ифтах зарезал теленка, кровь жертвы смешали с вином... Затеяли трапезу. Яала в ней тоже принимала участие. Мерибааль остался в войске Ифтаха под именем Эмина.
VII
Ктура верно и честно шла за Ифтахом. Она не воспротивилась тому, что он дал Мерибаалю новое имя. Но сам факт, что тот ради вступления в войско мужа должен был отказаться от своего бога, угнетал ее. Она хотела искупить этот грех. Ей захотелось совершить паломничество к своему Богу. Он жил там, наверху, на Хермоне, в далеком безграничном белом пространстве. Она не испугается трудного подъема и подтвердит свою верность Баалю, наберется сил и попросит совета.
Она пошла на хитрость и так объяснила свой порыв благочестия Ифтаху: что стоит тут, мол, гора Хермон, насмешливо и гордо глядя на eё Ифтаха. А ей это не нравится. Она хочет подняться с ним наверх, и горная белизна окажется у ног Ифтаха. Ифтаха eщё в Гилеаде привлекала сверкающая вершина Хермона, которая виднелась отовсюду, где бы ты ни находился. В стране Башан ему рассказали о Хермоне много интересного. В древности на вершине стояла святыня Бааля. Потом Бааль рассердился, вершина задрожала, и далеко внизу города и деревни подверглись разрушению. С тех пор святыня стоит одиноко. Люди боятся подниматься на холодную белую гору. На это, рассказывают, осмелился король Ог, а позднее - израильский военачальник Иошуа. Но за ними последовали немногие. Ибо что можно было найти там, наверху, в награду за все труды и преодоление опасностей? Только снег и злых духов.
Когда теперь Ктура предложила ему подняться на гору, Ифтах сразу же понял, что она хочет совершить паломничество к своим богам. Но его собственное желание подняться к снегам укрепилось eщё больше. Если она хочет показать Баалю из Башана свое смирение, то Ифтах, будучи воином Господа, радовался, что не испытывает страха перед чужим божеством и покажет ему это. Он посмотрел на полное ожидания лицо Ктуры и приветливо сказал:
- Это трудно и не очень разумно. Но вижу: у моей Ктуры лежит к этому сердце, и я подтверждаю, как только ты это высказала, мое сердце расположилось тоже.
Они собрались в радостную и бессмысленную поездку, решив взять с собой только Эмина. Тот долго скитался по склонам Хермона и добирался почти до его заснеженной вершины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35


А-П

П-Я