» Весь букет этот ты имеешь в нашем доме, Игореша! Выбирай! Все, все, все! (Стоит у окна, плачет).
ИГОРЬ.Что?
ГАЛЯ. Ах, это Миня! Миня! У него отрицательное биополе! Заражает…
ИГОРЬ (помолчал). Правда, что ли?
ГАЛЯ. Правда, что ли… (Молчит). По поводу тонкости в тебе – ошибка в гороскопе. Это не про тебя. Лучше бы ты молчал и хлопал ушами дальше… Хватит, отдай. Ну?
ИГОРЬ. Нет, мне интересно, тут про тебя теперь! «Женщина-Близнец мечтает об ухаживании скромного молодого человека…»
ГАЛЯ. Слушай, ты заткнешься или нет?
ИГОРЬ. Сама дала читать…
ГАЛЯ. Не тыкайте мне! Не тыкайте! Не тычь! Понял?! Понял?! Понял?!
ИГОРЬ. Что?
ГАЛЯ рыдает. Выскочила в коридор, оттуда на улицу. Встала на крыльце, всматривается в темноту сада.
ГЕОРГИЙ зажигает спичку. Спичка гаснет.
ГЕОРГИЙ (АНЕ). …Чтобы был дом, чтобы был в доме абажур… Старенький. Желтого цвета. И вся комната – желтая-желтая. Мы сядем, поедим и ляжем спать. У каждого ребенка будет своя комната. У каждого! Утром встанем, пойдем на работу, будем работать быстро-быстро, будем торопить время, чтобы вечером придти вместе в наш дом… Дом! Дом! Как я хочу иметь свою конуру, свой дом, чтоб сбежать от всех, спрятаться и сидеть в своем добром старом доме, в желтом свете лампы под абажуром. Сидеть, сидеть и никуда не выходить. Как я хочу этого! Только бы вот это и больше ничего мне не надо. Мне снится мой дом. Высокие потолки с лепниной, большие комнаты, везде мягкие ковры…Ставни закроем, чтобы ни один звук из этой проклятой жизни не долетал до нас… И будем жить, жить, жить…
АНЯ. Я тоже хочу дом… Свой дом… Детей хочу в доме…
ГЕОРГИЙ. Ты – другое. Ты – женщина, баба. Тебе не надо строить, тебе надо только войти в дом, в готовый дом и в нем чистить, наводить порядок, уют… А я его должен построить. Вот этими руками… Понимаешь?
АНЯ. Я одна понимаю. Ты корень. Ты сильный. Ты хороший… Такой хороший…
ГЕОРГИЙ (зажигает спичку). Не горит. Нет костра. Сыро. Посидим в темноте. Так лучше?
АНЯ. Может… сразу пойдем туда, ко мне…
ГЕОРГИЙ. Давай сюда, во флигель… Я там место знаю…
АНЯ. Нет, нет… ты там был… я не хочу там… я знаю…
ГЕОРГИЙ. Нет, нет… быстренько пойдем туда… Быстренько… (Прижал АНЮ к себе).
АНЯ. Ты меня возьмешь строить свой дом, да? Я с тобой пойду… на край света… строить дом… я тебе в нем уютно сделаю, приберу, вычищу…
ГЕОРГИЙ. Возьми, возьму… пойдем, быстрее, хватит…
ГАЛЯ сбегает с крыльца. Быстро идет по саду, падает, поднимается. Ветки цепляются за ее платье.
ГАЛЯ (кричит). У кого это, у кого это, у кого это так в темноте глаза фарцуют, что за километр видно, у кого это? А, вот тут кто! Воры! Воры! Помогите! На помощь!…
ГЕОРГИЙ. Иди в дом. Пошла отсюда. Иди, ну? Кому сказано?
ГАЛЯ. Не кричи на меня! Не кричи на меня! Не кричи! Посмотрите, посмотрите, что делается! Не кричи на меня! Не кричи!
ГЕОРГИЙ схватил ГАЛЮ за руку, тащит к крыльцу.
ГЕОРГИЙ (в свете фонаря). Ну? Все? Ты что орешь?
ГАЛЯ (быстро, шепотом). Георгий, Георгий, ты не хочешь со мной разговаривать? Я почти сутки, как приехала, а ты не говоришь со мной? Ты с ней, с дурой с этой говоришь? Почему? Отчего? Что случилось, Георгий? Мы не чужие, нет, не чужие ведь!
ГЕОРГИЙ. Слушай, чего ты хочешь? Чего ты орешь? Кто ты такая? Мы чужие. Иди в дом. Не мешай мне. Я тебя вижу в первый раз.
ГАЛЯ. Ты обещал жениться. Ты обещал. Я была девочкой! Я беременна. Ты развелся с женой? Почему ты не отвечал на мои письма и телеграммы? Я с ума схожу! Ты решил поглумиться надо мной? Обмануть меня? Ты обманул меня, налгал! Негодяй!
К крыльцу идет АНЯ.
АНЯ. Георгий, что тут такое? Мы идем или нет? Георгий, ну?
ГАЛЯ. Я убью себя! Я убью себя! Я дом подожгу! Я кричать буду! Помогите! Караул! Ты женишься на мне!
ГЕОРГИЙ. Молчать, молчать… Тише, тихо… Ну?
ГАЛЯ. На помощь! Сюда! Идите все сюда! Помогите мне! На помощь!
На крыльцо из дома выскакивают ФЕКЛА, МИНЯ, ИГОРЬ.
Смотрите, смотрите на него! Это он обесчестил меня! Я была девочкой! Я в милицию заявлю на него! Слышите?! Феоктиста Михайловна, вы подтвердите! Вызывайте милицию! Экспертиза! Игорь, ты подтвердишь! Слушайте! Он, он обещал мне! Я беременна! Помогите! Он виноват! Ты, ты виновата, ты!!!
Вцепилась АНЕ в волосы. Та визжит. Драка.
АНЯ. Потаскушка! Идиотка! Дура! Не тронь меня!
ГАЛЯ. Спасите меня! Я убью себя! Он обещал мне!
ИГОРЬ. Перестаньте, перестаньте придуриваться, цирк, тише, хватит!!!
ГЕОРГИЙ. Дура, артистка нашлась вшивая, хватит, к черту!
ФЕКЛА и МИНЯ молчат. ИГОРЬ увел ГАЛЮ в ее комнату, ГАЛЯ упала на кровать, рыдает. АННА убежала в свою комнату за печку, рыдает. ГЕОРГИЙ стоит на крыльце, курит. ИГОРЬ постоял в комнате ГАЛИ, ушел к себе.
ФЕКЛА и МИНЯ взялись за руки, пошли в большую комнату, села за стол под абажур. Посидели, помолчали.
ФЕКЛА (МИНЕ). Ну, читай. Достань книжку и читай. Все сговорились. Нет сил. Читай.
МИНЯ (достал книгу, читает). «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне.»
ФЕКЛА. Дальше. Дальше.
МИНЯ. «Ты все пела, это дело. Так пойди же попляши. И.А. Крылов.»
ФЕКЛА. К чему ты это?
МИНЯ. Написано раз. Мысль такая. Мудрая.
ФЕКЛА. Ну, дальше тогда.
МИНЯ. «Голос соловьиный, да рыло свиное. Русская пословица.»
ФЕКЛА. А это ты к чему?
МИНЯ. Сама написала. Мудрая мысль такая. Кладезь. Великий русский язык.
ФЕКЛА. А-а. Дальше давай. Успокоительное что-нибудь найди…
МИНЯ. «Для человека, привыкшего уважать себя, смерть – гораздо легче унижений. Н.Г. Чернышевский.»
ФЕКЛА. Вот уж точно, Николай Григорьевич, ох, Николай Григорьевич, ух, Николай Григорьевич… Вот уж точно…
МИНЯ. «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно…»
ФЕКЛА. Вот это хорошая. Читай давай с чувством.
МИНЯ. «Не было мучительно больно!! Больно!!! За бесцельно прожитые годы!!! Чтобы не жег позор!!! За подленькое!!! И мелочное!!! Прошлое!!! Эф. Эм!!! Достоевский!!!…»
ФЕКЛА. Хорошая, хорошая… Читай..
МИНЯ что-то бубнит.
Все в разных углах дома.
Темнота.
Конец первого действия.
Второе действие.
Через сутки. Дело к вечеру. Все тоже в доме и вокруг него. Снова подъезжает автобус. Теперь ЭКСКУРСОВОДША говорит не так скучно, как вчера, а всерьез, быстро, со злостью и гневом:
ЭКСКУРСОВОД. …Вот как быстро меняются в наше время времена. Наверное, ваша группа одна из последних, товарищи, которая подъезжает к этому гнусному дому. Потому будьте особенно внимательны. Дело в том, что в ближайшее время, думаю, этот дом вычеркнут из всяких планов экскурсий и вообще к чертовой матери снесут. Извиняюсь! Вы смотрите и видите на доме доску: «Здесь жил известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев». Мало того, рядом другая доска: «Здесь работал известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев.» У меня многие экскурсанты спрашивают его имя-отчество, а я, честно признаться, имени-отчества этого широкомалоизвестного писателя не знаю даже. Да кто он такой, товарищи, чтобы ему доски вешать на каждом заборе? А? Я вас спрашиваю? Зачем нам такие кумиры, товарищи, верно? Тут только третьей доски не хватает: «Здесь жил и работал И.Ф.Бородаев!» Фамилия какая-то скользкая, гнилая, придуманная. Небось, псевдоним! А на самом деле какой-нибудь Шницельблюм! Еще надо проверить его вклад в наше с вами светлое будущее, да ведь? А то досок понавесили, а экскурсоводам за экскурсию платят – шесть рублей сорок копеек, вы представляете? Задавиться можно! Колбасы на завтрак не купишь! А вы думаете, легко с вами? Ага, как же! Людям платят все меньше и меньше, а на содержание вот таких вот домов, которых тут понатыкано Бог знает сколько, уходят все городские деньги! Мы мантЫлим с утра до ночи, а они… У нас хозрасчет и рынок! Надо беречь каждую копейку! Вчера вот в «Рабочем Дощатове», товарищи, была статья «Ненужные кумиры». Там вот как раз про этого Бородаева, что никакой революции он не делал, а наоборот – был агент царской охранки! Правда, я толком не прочитала, мне муж рассказывал, но могу сказать точно, что вдарили ему там в газете крепко! Пусть знает. Так ему и надо. Ну кто, кто из вас его книжки читал? Да никто. А прямо молимся на него. Деньги вон какие на доски угрохали. Много у нас в жизни негативного, товарищи, и не будем на глаза надевать шорты, не будем прятаться от всего, бьющего прямо в глаза наши своей неприглядностью и негативной очевидностью. Прям писателей развелось до чертовой матери, извините, товарищи, прям, сейчас все грамотные такие, прям, плюнуть нельзя, –обязательно в писателя попадешь. И всем – доски подавай! А тут, наверное, его родственники живут и тоже, наверное, агенты царской охранки. Паек получают, пенсии от государства получают ни за что, ни про что, а вот экскурсоводам за всю эту бодягу – шесть рублей сорок копеек… Поехали, Коля, отсюда, вон там за Зеленой Рощей к церкви подъедешь, мы лучше там выйдем, церковь посмотрим. У меня, прям, товарищи, на этого Бородаева-Шницельблюма злость, прям, такая, я всю ночь, прям, не спала… Извините, что вам так все высказываю, но ведь правда: зачем нам такие кумиры?! Ненужные они нам совсем, ненужные нам такие кумиры! Поехали, Коля, заводись, ну?!
Автобус взревел, покатил по улице от дома. ФЕКЛА была на крыльце, слушала ЭКСКУРСОВОДШУ, затаив дыхание. Зажала рот рукой, кинулась, как ошпаренная, к воротам, распахнула их. Кричит, задыхаясь от пыли:
ФЕКЛА. Нет! Нет! Что ты, дура, несешь ахиллесову пяту?! Сволочь ты!!! Нет! Не-ет! Неправда! Не дам топтаться по святыням, не дам! Неправда! Великий он был, великий! Нужен он всем нам! Нужен! Змеючи твои ноги, гадюча голова! Миня! Миня! Сынок! Иди к маме… Сыно-о-к!!!.. (Села на землю у ворот, рыдает). Разбили мою жизнь ничего не оставили… Одним махом разбили, сволочи такие, перестроились… Иван Федорович, слышишь?! Что она о тебе говорит?! Разрази их громом, Иван Федорович, покарай их! Слышишь, покарай?! Ай-ай-ай!!!
Из дома на крыльцо выскочил МИНЯ.
МИНЯ. Мама, ты что?
ФЕКЛА. Сынок, принеси тряпку мне, водой намочи ее… Там на столе, на кухне лежит, быстрее, быстрее, ну?!
МИНЯ убегает в дом, возвращается. Смочил тряпку под рукомойником, несет к матери.
Да не на голову мне, дурак! Стой! Иди, поддержи меня, я пойду, пойду, доски пойду протирать, пыль сотру с досок, со вчерашнего дня не протирала… На тебе половину тряпки, ты иди сотри пыль с «Жил», а я пойду сотру с «Работал»…
Ушли на улицу.
Тишина.
Возвращаются.
ФЕКЛА схватилась за бок, присела у ворот.
МИНЯ. Что, мама?
ФЕКЛА. Сынок, помоги матери. Встать помоги. Паралик расшиб.
МИНЯ. Болит, мама?
ФЕКЛА. Сердце болит. Сыночек, ты хорошо протер «Жил»?
МИНЯ. Хорошо, мама.
ФЕКЛА. А слышал ты сейчас что-нибудь?
МИНЯ. Ничего не слышал, мама. А что, мама?
ФЕКЛА. Ничего, сынок. Ничего. Не слушай никого. Никого, кроме матери. Только мне верь. И запомни, кто бы тебе что не говорил, запомни: Иван Федорович Бородаев, Бо-ро-да-ев – великий был человек. Величайшего ума был человек. Гений он был, гений. Борец за правду народа он был. Пусть говорят. Врут. Туз – он и в Африке туз. Был, есть и останется. Жалко только, что кто-то поверит. Благодаря ему только, Ивану Федоровичу Бо-ро-дае-ву, мы с тобой сегодня так хорошо живем, понял? Да помоги мне дойти до качалки…
МИНЯ. Помогу, мама…
ФЕКЛА. Запомни, сынок, что Иван Федорович Бородаев был самый-самый лучший человек на земле. Ты вот книжку читай. Все хорошие слова, какие там есть – все к нему относятся. Ему жизнь давалась один раз и он ее прожил так, что ему не было мучительно больно. Его не жег позор! Понял ты меня или нет?
МИНЯ. Я знаю, мама. Он хороший был. Он оперу написал. А ты в этой опере пела, когда молодая была. В хоре в опере пела ты…
ФЕКЛА. Какую он оперу написал?
МИНЯ. Оперу «Бедная мать, обосранные дети» он написал…
ФЕКЛА (пораженно). Кто тебе это сказал?
МИНЯ. Мне Георгий сказал.
ФЕКЛА. Я вот ему язык отрежу за такие слова. А Георгия твоего выгоню. Уедет вот сегодня-завтра – и чтоб ни ногой. Охальник. Ребенка таким словам учит… Оперу… Я вот дам тебе оперу…
МИНЯ. А есть такая опера?
ФЕКЛА. Какая?
МИНЯ. Про бедную мать и про обосранные дети?
ФЕКЛА. Замолчи! Иди в дом отсюда! Такую оперу покажу тебе сейчас… (Села в качалку. Молчит).
МИНЯ пошел на крыльцо. Собирает цветы, что-то мурлыкает.
Стой! Что ты делаешь?
МИНЯ. Цветочки собираю, мама.
ФЕКЛА. Зачем?
МИНЯ. Пойду, Гале подарю. Она мне ребеночка родит. Я его буду нянькать… Она моя жена.
ФЕКЛА. Ребеночка тебе… (Молчит). Ну-ка, иди в дом, позови мне ее… Галю, Галю позови сюда! Буду с ней разговаривать. Понял? Надо делать что-то, а не сидеть, понимаешь?
МИНЯ. Понимаю.
ФЕКЛА. А меня паралик расшиб, не могу ни рукой, ни ногой… Слышишь? Зови ее сюда, быстро, ну?!
МИНЯ. Галя-маля, Галя-маля! Я Галю люблю! У-у-у, мягкая какая, мягкая!… Иду, иду, цветочки несу-у-у! Ту-ту! Паровоз!.. (Ушел в дом).
ФЕКЛА (сидит в кресле, тяжело дышит, долго молчит). Теперь они начнут… Они теперь заклюют меня… Мучать меня будут… Они теперь дом снесут, меня на сто первый километр, на сто шестой этаж, в пятьсот седьмую квартиру заселят… Все разбили! Ненужные кумиры! Галя, иди сюда, быстренько, иди, иди, ну?!
Из дома вышла ГАЛЯ. У нее опухшее от слез лицо. Стоит на крыльце. МИНЯ выглядывает из-за ее спины. ГАЛЯ молчит. Смотрит на сад, вздыхает.
Иди в дом, Миня… Мне поговорить надо. Не подслушивай, ну? Иди!
МИНЯ. Пошел, мама. (Быстро ушел в большую комнату, сел за стол).
ГАЛЯ. В магазин? Уже поздно.
ФЕКЛА. Там в комнатах такой раскардаж после вчерашнего, прибрала хоть немного, нет? Совсем завшивели, загадились… Устроили тут мне!
ГАЛЯ. Кто завшивел? Я пошла…
ФЕКЛА. Прибери, говорю, в комнатах!
ГАЛЯ. Везде чистота-порядок.
ФЕКЛА. Иди сюда, ближе, что я – орать буду, что ли? Ишь, помощница моя…
ГАЛЯ идет по саду, вздыхает.
ГАЛЯ. За все лето, гляжу, никто ни одного сорняка не вырвал. Хоть бы один уголочек, на который можно было бы поглядеть, порадоваться… Один бурьян, сплошной репейник… Хоть бы картошку посадили, чтоб облагородить это все… На пойду дальше, репей цепляется, потом колючки не отодрать, я платье новое надела…
ФЕКЛА. Кто ж вырвет мне, помощница моя… Иди, иди…
ГАЛЯ (злится, идет). Я все брошу. Возьму вот и брошу. Кто меня заставит? Уеду, куда глаза глядят.
1 2 3 4 5 6 7