Если только это не атавизм. То есть могло быть и так, что на самых ранних по
рах аппарат действовал, а когда мы познали речь и когда усложнились чело
веческие отношения, он автоматически отключился.

* * *

Его книги (Герцен, Эренбург, Вересаев…) насквозь рациональны, но читать их
все-таки интересно, потому что он умен. Страшно, когда рационален глупец.


* * *

На каждом вечере меня спрашивают, как я отношусь к Евтушенко.
Я отвечаю очень просто: все, что написал я, я не променяю на все, что написал
он.

* * *

Лучше всего исполнять какую-либо должность можно тогда, когда не боишьс
я ее потерять.

* * *

Сомневаясь в чувствительности растений, указывают прежде всего на отсу
тствие того, что у людей и животных называется нервами.
В самом деле, нет не только нервов, но и мозга, то есть места, органа, командн
ого пункта, пульта управления, куда сбегались бы по нервам все раздражен
ия.
Если, рассматривая человека (или кролика) и удивляясь сложности, точност
и и целесообразности его действий и действий каждого органа в отдельнос
ти, мы все же можем сказать, что всем заведует мозг, то глядя на растения и у
дивляясь сложности, точности и целесообразности его действий, мы вынужд
ены удивляться еще больше, не находя главного, командного органа, подобн
ого мозгу.
Однако представим себе существо (марсианина, что ли?), считающее, что музык
а обязательно связана со струнами, а всякий музыкальный звук Ц со звуча
нием струны. Когда такому существу попал бы в руки предмет, не имеющий стр
ун, он не узнал бы в нем музыкального инструмента и стал бы утверждать, что
никакой музыки тут быть не может.
А предмет этот был бы духовым инструментом: флейтой, фаготом, гобоем, труб
ой.

* * *

Популярная песенка «С чего начинается Родина».
Перечисляются разные факты и вещи, с которых Родина якобы могла бы начат
ься: футбольный мяч, пенье птички, школьный двор и что-то еще другое.
Но существует большая разница между родными местами и той Родиной, котор
ую мы пишем всегда с заглавной буквы.
Поэт Алексей Смольников рассказывает о себе и о том городке, где он родил
ся: «…Я никогда не чувствовал волнения, подъезжая к этому городку, меня ув
езли оттуда двухлетним… Моими стали другие берега Ц обские и иртышские
».
Получается Ц где родился, там и Родина. Да нет же, не Родина, а родные места
. Ибо как же быть тогда, например, с армянами-репатриантами, которые плака
ли, возвратившись на землю своих предков, которую сами они никогда не вид
ели.
Можно не чувствовать волнения, подъезжая к городку, из которого увезли д
вухлетним, но будешь волноваться, подплывая с чужбины к никогда не виден
ным берегам Балтийского либо Охотского моря.
Ни с какого футбольного мяча и скворца Родина начинаться не может. Любов
ь к родным местам действительно возникает по мере накопления личных жиз
ненных впечатлений.
Любовь же к Родине и само чувство Родины возникает и сотворяется по мере
проникновения в ту культуру, в сокровищницу понятий и чувств, преданий и
сказок, песен и языка, поэм и архитектуры, легенд и старины, городов и подв
игов, которые Родина сотворила за все предшествовавшие века своего суще
ствования, своей истории.

* * *

Большая ошибка людей состоит в том, что от человека, одержимого страстью,
они ждут тех же поступков, что и от неодержимого, и чаще всего меряют его п
оступки по себе, то есть по своему хладнокровному здравому поведению.

* * *

Яркий образ в стихотворении создает как бы непростреливаемую мертвую з
ону. После него сознание читающего не воспринимает несколько последующ
их строк или воспринимает вскользь, поверхностно. Следовательно, эти стр
оки могут быть ослабленными, малозначащими, проходными, связующими, врод
е соединительной ткани.

* * *

Один директор музея говорил своей сотруднице-экскурсоводу:
Ц Понимаете, в вашей беседе с экскурсантами есть все, как в печке, котору
ю начали топить: есть дрова, растопка, поддувало, труба, огонь. Но нет тяги.

Этот очень точный образ применим ко многим книгам. Все как будто в них ест
ь: и герои, и язык, и сюжет, и ум автора, и знание им жизни. Нет только тяги. И во
т дрова не пылают, а шипят, чадят, едва прогорают. И читать такие книги нет н
икакой возможности. Нет тяги.

* * *

Моя новая повесть была написана на три четверти, когда мне понадобилось
съездить в Москву. Я показал матери на стопу исписанной бумаги, то есть на
рукопись, и попросил, чтобы в случае пожара она спасала прежде всего эту б
умагу, а не остальное барахлишко. У матери сначала не могло уложиться, как
это стопа бумаги может быть дороже всего добра: одеялишек, подушек, перин
ы, рубашек, пальто и даже самого дома.
Потом она поняла, завернула бумагу в шаль и бережно, как если бы живое или
стеклянное, понесла к себе под подушку.

* * *

Общественную атмосферу я ощущаю так же явственно, как и физическую. То ст
ановится тягостно и душно, то легче, то как бы перед грозой.

* * *

Когда неприятель атакует окопы, то солдаты, сидящие в обороне, палят чере
з бруствер, почти не целясь. Общая масса летящих пуль наносит урон против
нику, но каждый солдат в отдельности палит приблизительно, наугад.
Снайпер сидит тут же, в своем гнезде, и стреляет по выбору. Пока те палят по
десять раз, он успевает выстрелить только однажды, но зато наверняка. При
том твердо зная, в кого именно он попал.
Писать тоже можно либо как стреляют солдаты, вразброд, либо как стреляет
снайпер, на выбор, без суеты.

* * *

В его стихах нет ощущения противника.

* * *

Обогащение писательского языка должно идти по способу, которым металлу
рги обогащают руды. Они берут трехпроцентную руду и начинают ее обогащат
ь. Что же, может быть, они добавляют в нее металл? Нет. Они отнимают, убирают
пустую породу. И вот руда содержит уже не три, а сорок процентов полезного
металла.
Руда обогатилась.
Обогащение языка писателя методом флотации!

* * *

Когда слова, что пишутся на бумаге, не обеспечены определенным количеств
ом искреннего, неподдельного чувства, наступает инфляция слов.

* * *

Твардовский рассказывает про мастера-столяра, оборудующего комнату:
Ц Я ему говорю: вон в том углу нужно прибить планку. «Хорошо, Ц отвечает м
астер, Ц прибью. А чем я ей отвечу в другом углу?»

* * *

У альпинистов есть золотое правило: нельзя терять высоту.
Крив, сложен, извилист путь к намеченной вершине. Иногда приходится идти
как бы от вершины в противоположную сторону, петлять, двигаться, не видя с
амой вершины за другими скалами.
Все можно. Нельзя только одно Ц терять высоту Каждый шаг должен приподн
имать тебя над предыдущим и тогда, если даже ты идешь как бы и не к вершине,
все равно ты становишься выше, то есть ближе к цели. Итак, нельзя терять вы
соту!

* * *

Этот человек Ц дрожжи. Он мне необходим. Он всем необходим. Дрожжи нужны д
ля брожения, чтобы в тесте (в среде) возникали и происходили определенные
процессы.
Но есть дрожжи в чистом виде не так-то легко. Попробуйте поставить гостям
тарелку чистых дрожжей!

* * *

Какой-то американский миллиардер, видимо Рокфеллер, одряхлел, и ему стал
о вредно волноваться. Читал же он всегда одну и ту же газету. Чтобы не волн
овать миллиардера разными биржевыми и прочими неприятностями, выпуска
ли один особый экземпляр газеты и клали ему на стол. Таким образом, жизнь ш
ла своим чередом, а миллиардер жил в другом, иллюзорном, специально созда
нном для него мире. Это забавно, но не страшно.
Было бы страшнее, если бы вся пресса, вся литература, кино, театр, живопись
Ц если бы все это уподобилось одному специальному экземпляру газеты.

* * *

Говорят об упадке гуманитарных интересов среди сегодняшней молодежи и
о преобладании интереса к технике. Пресловутые «физики и лирики». Но это
глубокое заблуждение. Убедиться в этом можно очень просто. В залах, где вы
ставлены искусственные спутники Земли, нормальное количество посетите
лей и ни разу еще не бы «конной» милиции. Залы, где проводятся вечера поэзи
и (с участием хороших поэтов), переполнены и около подъездов Ц толпа.

* * *

Пришвин всегда достоверен. Если у него написано, к примеру, что на опушке л
еса пахло клевером, значит, там действительно пахло клевером, и ничем ины
м.
Паустовский более романтик. Он не заботится о достоверности. Если он нап
ишет, что от далекого ледника смутно тянуло горными фиалками, то это еще н
е значит, что запах фиалок действительно был слышен на расстоянии нескол
ьких километров. Но все же мы сразу слышим горный холодок и аромат, сразу в
идим соседство сурового льда и нежных ярких цветочков.
Или вот фраза (речь идет о том, что пароход остановился у Сухуми, в двух кил
ометрах от берега): «С берега наплывали терпкие запахи, сливаясь с чуть ощ
утим шелковистым веянием роз. Запахи то сплетались в ту клубок, сжимая во
здух до густоты сиропа, то расплетались на отдельные волокна, и тогда я ул
авливал дыхание азалий, лавров, эвкалиптов, олеандров, глициний и еще мно
жества удивительных по своему строению и краскам: цветов».
Все это, конечно, выдумка романтика. Лавр, например не пахнет даже вблизи.
Нужно растереть листок в пальцах, чтобы услышать запах лавра. Но на это ка
к-то не обращаешь внимания. Город нарисован очень точно, потому что перво
е впечатление от такого города, как Сухуми, Ц пряные запахи разнообразн
ых цветов и деревьев. Разве не безразлично, к какому приему прибегнул худ
ожник, чтобы написать выразительную картину?

* * *

Человек проходит только один жизненный цикл: детство, юность, первая люб
овь, жена, дети, внуки, старость…
Интересно, что у птиц иначе. Каждую весну все начинается сначала: выбор по
други, любовь, пенье в честь подруги, кладка яиц, птенцы, взрослые птенцы…
Казалось бы, все Ц цикл закончен. Но приходит новая весна, и все идет снов
а, как бы опять с молодости.
И, таким образом, много законченных циклов за одну жизнь. Как бы несколько
жизней, прожитых с начала до конца.

* * *

Когда пишешь длинную поэму, написать две-три строфы ничего не стоит. Если
же две-три строфы Ц самостоятельное стихотворение, то это целое событи
е. Вероятно, это потому, что в стихотворении на каждый, если можно так сказ
ать, квадратный сантиметр площади на каждую строку приходится неизмери
мо большая нагрузка, чем в поэме.

* * *

Писать продолжение книги уже вышедшей, нашедшей своего читателя, книги,
так сказать, состоявшейся, Ц дело очень рискованное и с точки зрения иск
усства (а не размера заработка) чаше всего бесполезное. При выходе продол
жения получается не новая книга как явление, но прежней книги становится
в два раза больше.
Но ведь если винодел вывел новый сорт вина, разве важно, сколько у него это
го вина получилось: одна бочка или тысяча тонн. Важно, что создан новый сор
т.

* * *

Гений Ц завершающий штрих, шпиль на здании культуры народа или целой ци
вилизации. Естественно, что шпиль не может повисать в воздухе, он опирает
ся на здание, а здание покоится на прочном, в плане культуры, многовековом
фундаменте, основании.

* * *

Родная природа для нас не только то, что невольно видит и невольно воспри
нимает взгляд. Дело в том что мы постепенно прошли хорошую школу пониман
ия и восприятия родной природы. Воспринимая и любя ее, мы приводим в движе
ние эмоциональные резервы, накопленные нами при чтении русских писател
ей и поэтов, при слушании русской музыки и при созерцании картин живопис
цев.
Другими словами, чувство родной природы в нас организованно и культурно.


* * *

Когда начинается разговор о благах, принесенных человечеству цивилиза
цией, то в первую очередь приходят на ум совершенно необыкновенные спосо
бы передвижения, удобства транспорта.
Начать с малого. Город одним уж тем отличается от деревни в лучшую сторон
у, что в нем можно пользоваться удобными троллейбусами, автобусами, а в не
которых городах и метро.
Но нетрудно заметить, что это удобство пришло к людям лишь с необхо
димостью ими пользоваться. В самом деле: троллейбус нужен ли
шь потому, что далеко до места работы, до кинотеатра, до магазина, до рынка.
Зачем в деревне троллейбус?
Говорят: до Хабаровска теперь вы можете долететь за восемь часов а ваш де
д не мог. Но деду не нужно бы лететь в Хабаровск. У него пасека была на задво
рках, поле в двух километрах, а в гости он ездил, запрягая тарантас если на
Успеньев день, и санки, если на масленицу.
Вглядываясь пристальнее в другие разнообразные блага современной жизн
и, замечаешь, что все они служат лишь для погашения не всегда приятных нео
бходимостей и, таким образом, не имеют права называться благам. В конце ко
нцов благо и пенициллин, но для того, чтоб он воспринимался как благо, нужн
а, увы, болезнь. Для здорового же человека это совершенно излишний предме
т.
Кстати, о метро. Конечно, оно прекрасно. Но ведь только от горькой нужды мы,
люди, должны лезть под землю, чтобы там передвигаться. Человеку было бы бо
лее свойственно неторопливо ходить или ездить там, где растет трава, где
плавают облака и светит солнце.

* * *

В Солотче я пошел гулять в лес. Догнал пожилую женщину. Скрипя валенками п
о снегу и переговариваясь, мы шли километров около трех и дошли до какого-
то села. Это село было целью женщины, а я от крайнего дома повернул обратно
. И вот я понял, что мое поведение для женщины Ц чистая нелепость.
Совсем уж дошел человек до села и повернул. Забыл, что ли чего?
А у нее все проще: есть дело в другом селе, иди туда по этому делу. Нет дела
Ц сиди дома, делай что-нибудь другое.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4