Бога и государство весьма любящих в тайную
(Преображенский приказ) похищали, в смрадных узилищах, в темницах заключали,
гладом морили, пытали, мучили, кровь невинную потоками проливали".
"Сего их обмана народ не знающий помышлял что они делают сие от крайние
верности, а они таким-то безбожным образом и такою-то завесою покровенные люди
верных истребляли. Кратко сказать: всех людей добрых, простосердечных
государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных под равными
претекстами избили, разоряли и во вся искореняли, а разных себе безбожников,
бессовестных грабителей, казны государственный похитителей весьма любили,
ублажали, почитали, в ранги великие производили, отчинами и денег многими
тысячами жаловали награждали".
И это не было преувеличением: местные власти издевались над православным
духовенством как хотели. Архиереи, священники и монахи арестовывались, их
пытали, как уголовных преступников, совершенно не считаясь с их саном. У
монастырей отнимали земли, на монастыри накладывались огромные налоги. Монахов,
заподозренных в недовольстве существующим порядком вещей ссылали в рудники или
отдавали в солдаты.
Каждому монастырю было установлено определенное число монахов и монахинь.
В 1734 году был издан указ, согласно которому в монахи можно было принимать
только отставных солдат и овдовевших священнослужителей. Если обнаруживалось,
что в монахи принят кто-нибудь сверх утвержденного числа монахов, то Архиерей
должен был уплачивать штраф в 500 рублей, постриженный расстригался и жестоко
наказывался, а игумен монастыря расстригался и ссылался на вечную каторгу.
В результате беспрерывного преследования, к концу правления Бирона
православная церковь оказалась в страшном упадке. Синод жаловался, что: "везде в
церковном причте находится крайний недостаток, а определить на место некого",
только в Московских соборах не хватало 60 священнослужителей, в Новгородской
древней епархии не хватало 638 священнослужителей, в Архангельской епархии — 135
и так далее. В Архангельской, Вологодской, Новгородской, Псковской и Тверской
епархиях за отсутствием священников было закрыто 182 церкви.
Монашество уменьшилось почти на половину. Констатируя создавшееся
положение вещей, Синод выражал опасение, что монашество может вскоре совершенно
исчезнуть в России.
Осенью 1736 года злейший враг православия Феофан Прокопович умер. Но
преследование православного духовенства продолжалось облепившими русский трон
немцами с еще большей силой. Авраамова, подавшего Анне Иоанновне проект
восстановления Патриаршества, переводят в Охотск, Харьковского архимандрита
Платона Малиновского тоже ссылают в Сибирь, в Тайной Канцелярии томятся
непреклонные защитники православия. Архиерей Маркелл (Родышевский), Ретилов,
Маський, Чудовский архимандрит Ефимий, Черниговский архиерей Илларион, Псковский
— Варлаам, Новгородский — Досифей.
Если в первой четверти 18 века в России, после предпринятых Петром I мер
к ограничению числа монашества, в России оставалось всего только 14.593 монаха и
10.673 монахини, то в конце правления Бирона число их сократилось еще почти
наполовину. В монастырях, как сообщает А. Доброклонский в "Руководстве по
истории Русской Церкви", — осталось лишь 7829 монахов и 6453 монахини.
Большинство монахов и монахинь были настолько преклонного возраста, что не могли
исполнять необходимых работ, ни производить богослужений.
Раньше большинство доходов с архиерейских домов шло на поддержку духовных
семинарий и приходских школ. Бирон присвоил эти доходы себе и завел на них
конские заводы.
В конце правления Бирона во всех духовных училищах России было всего
только 2589 учащихся.

IX. ПРОДОЛЖЕНИЕ РОКОВОЙ ПОЛИТИКИ НИКОНА И ПЕТРА I ПО ОТНОШЕНИЮ К СТАРООБРЯДЦАМ

Уже царевна Софья и Петр I стали расценивать раскол, как государственное
преступление. Такой же взгляд на раскол продолжал существовать и при его
преемниках.
К великому несчастью русского народа, борьба с расколом путем насилий со
стороны государства и церкви продолжалась и после смерти Петра. Преемники Петра
продолжали роковую политику и Никона и Петра — этих двух чрезвычайно близких по
духовному складу деятелей.
Раскольники правильно тревожились за судьбы Руси: Если Московская Русь —
этот третий Рим — последний оплот православия, если вся православная и
национальная старина оказывается "ересью", как утверждали Никон и его сторонники
— то на что же тогда может опереться русский народ в будущем.
Продолжение борьбы с расколом путем насилия при Петре и после Петра,
принесло очень серьезные исторические последствия, так как отталкивало
значительные и лучшие слои народа от государства, содействуя созданию сект,
начавших отрицать государственную власть — признавших государство "делом рук
Антихриста". Это искажало и ослабляло сильно развитый у русского народа
государственный инстинкт. Идея создания истинного православного царства была
основной религиозно-политической идеей русского народа. Свое выражение она
получила в идее создания "Третьего Рима" — идее стремления к Святой Руси. Измена
древним религиозным традициям воспринималась раскольниками, как измена,
совершаемая государственной властью и церковными верхами идее создания "Святой
Руси ".

X. "ПЕРЕСТАНЬ БЫТЬ РУССКИМ, И ТЫ ОКАЖЕШЬ ВЕЛИКУЮ
УСЛУГУ ОТЕЧЕСТВУ"

Совершенная Петром революция не смогла ни уничтожить духовное своеобразие
Руси, ни превратить ее в европейскую страну.
В результате совершенной Петром I революции, Московское православное
царство, по выражению автора одной из повестей начала 18 столетия, превратилось
в "русскую Европию", в странную и нелепую пародию Европы.
Интересные признания об этой "русской Европии" мы встречаем в книге Д. Д.
Благого "История русской литературы XVIII века" (Москва 1955 г.).
"В первой трети XVIII в. церковь утрачивает не только свое политическое
влияние, но и преимущественное влияние в области идеологии. Заботы о
просвещении, созидании культуры, переходит в руки светской власти."
"...Такие меры, как уничтожение Патриаршества, создание Синода и т. п.,
привели к тому, что над авторитетом церкви непререкаемо стал авторитет
государства. Именно государство, по понятиям большинства людей XVIII века,
являлось высшей не только политической, но и моральной ценностью... "
"...Самое представление о государстве приобретает теперь новый, не
церковный, а вполне светский характер: в основе государственного устройства и
законов, по воззрениям передовых мыслителей и деятелей того времени, лежит не
Божественное предначертание, а "общественный договор" — принципы "естественного
права", т. е. свойства и качества, присущие человеческой природе".
Подчинив церковь государству, превратив крепостную зависимость в
крепостное право европейского типа, внеся чужеродное европейское начало в
русское мировоззрение, Петр внес смертельную заразу в душу народа, расколов его
на два враждебных духовных типа: русских и полуевропейцев-полурусских.
По своим увлечениям культурой Европы и по фантастичности своих замыслов,
Петр был прообразом будущей русской интеллигенции, появление которой он вызвал.
С Петра начинается реакционное западничество, ориентирующееся на германские
народы. По выражению Герцена — Петр является первым "русским немцем", пруссаки —
для него образец, особенно для армии. Английские свободы ему кажутся
неуместными. Он высказывается за немецкий и голландский языки и против
французского. Отталкиваясь от тонкого французского вкуса, он занят "опруссением"
России. Петр хотел, чтобы Россия стала походить во всем на Европу, а русские во
всем на иностранцев.
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: "Петр
I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал русский
народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию
гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно nes plus
ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (intendant),
иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере,
шести поколений, — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь
великую услугу отечеству".
Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает,
что:
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа,
переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается заваливать своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой, — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь, презираемый им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению."
(23)
"Петровская реформа, как морской губкой, стерла родовые воспоминания.
Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на
свет. Забыты века в течение которых этот класс складывался и воспитывался в
старой Москве на деле Государевом." (24)
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на
господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о
взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания.
"Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все та же
пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище, осталось
на той стороне, немецкой, безбожной, едва ли не поганой".
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96
пробы.
"Сейчас едва ли кто станет отрицать, — резонно заключает князь Д. Н.
Святополк-Мирский в книге "Чем объяснить наше прошлое и чего ждать от нашего
будущего", что:
"Главным недостатком общественной и государственной жизни новейшей России
всегда являлась та духовная пропасть, которая существовала у нас между высшими и
низшими классами населения. Начало этой пропасти положено неуклюжими реформами
Петра. Теперь доказано, что Петровские неосмысленные, насильственные,
оскорблявшие национальную гордость и самолюбие реформы не дали России ничего
положительного. Они, понятно, не сделали и высших русских общественных классов
западно-европейцев, так же точно как насильственно надетое на русского
французское платье, вдобавок. еще плохо скроенное, не может сделать из него
француза, но зато эти реформы вверх дном и притом, если, может быть, не
навсегда, то надолго перевернули психику наших высших общественных классов. Не
вступая в неуместные пространные историко-философские рассуждения, скажу по
этому поводу следующее.
Чем самобытнее протекает жизнь народа, тем прочнее и обеспеченнее от
всяких пагубных потрясений его национальный и государственный организм. В
психике народов, как и отдельных личностей, есть свои ярко-определенные
особенности, которые важно знать и понимать и с которыми необходимо считаться.
Особенно резко проявляются и упорно держатся эти особенности в жизни
простонародных масс, духовная близость к которым руководящих общественных
классов есть conditio sine qua non (залог) успешности их руководительской
деятельности. Всякий народ эволюционирует и должен эволюционировать в своих
чувствах и понятиях, но чтобы быть приноровленной к его жизненным требованиям и
запросам и, следовательно, целесообразной и плодотворной, это эволюция должна
быть последовательной и постепенной и, что еще важнее, она должна быть
согласованной и одновременной как в высших, так и в низших общественных классах
данного народа (понятно, с соблюдением той второстепенной разницы в
подробностях, которая вызывается несходством имущественного положения,
умственного развития и т. под.). Там, где нет этой последовательности, а главное
согласованности, теряется точка духовного соприкосновения между высшими и
низшими общественными классами, утрачивается взаимное ими друг друга понимание,
исчезает всякая духовная между ними общность и сродство, а следовательно, весьма
естественно, чрезвычайно затрудняется, вплоть до полной ее утраты, возможность
культурного влияния и воздействия высших классов на низшие.
Старые, или вернее, родные порядки, старые навыки и обычаи, даже старые
предрассудки в том отношении ценны, что они показывают, что присуще именно
данному народу, что именно ему свойственно, а, следовательно, именно для него и
пригодно, и потому и нужно уметь относиться к ним бережно. Огульное подражание
чужеземному по большей части ведет к усвоению данным народом значительной доли
не только для него "чужеземного", но и "чуждого", ему несвойственного, а если
так, то не только для него бесполезно, но даже и вредно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13