но кто поручится, что новая знакомая не пользуется такими же увлажняющими кремами? Ясно одно: ее ноги ищут мои, отвечают на ласку, такие эрогенные ноги.
Красавица поднимает бокал и предлагает выпить, как и следовало ожидать, за свободу.
– За свободу! – подхватываю я, поднимая свой бокал, и в этот миг до меня доходит: одна нога – Титы, а вторая – красавицы. Конечно! Как я раньше не догадался? У кого-то – изящные ступни, у кого-то копыта, но такого, чтобы большой палец рос на месте мизинца, не бывает: одна нога – одной женщины, а другая – другой.
Открытие вызывает у меня приступ смеха. Обе удивленно смотрят на меня и тоже начинают смеяться. И тут уж закатываются все: и близнецы, и Паулу, и Фернанда, и Жулиу, и Бела – все. Смеются даже официанты-тунисцы. Хохочут от души, сами не зная, над чем. Один даже сгибается пополам от хохота.
Все еще смеясь, красавица наклоняется за сумочкой. Блузка ее полурасстегнута, и в этот момент становится видна идеально очерченная, плавная линия груди. И ожерелья со множеством подвесок: тут и звезда Давида, и фигурки индейцев, ниже, в ущелье меж двух холмов, крошечный бронзовый сфинкс, крылатый конь, распростерший крылья, и кентавр.
Она открывает сумочку. Еще до того, как она успевает слово сказать, еще до того, как говорит о документах, забытых в машине, еще до того, как просит проводить ее, я вскакиваю, я уже на ногах. Еще до того, как Тита, подмигнув мне с улыбкой, говорит, что пора нам в гостиницу, я вскакиваю, я уже на ногах.
Подобно крылатому коню, готовому пуститься в полет к вершине вечного смеха, к лону Авраамову. Подобно коню, готовому оторвать копыта от земли и поскакать по просторам пампасов. Подобно кентавру, готовому перемахнуть через стену сада и устремиться к свободе.




1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30