https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumba-bez-rakoviny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 





Михаил Рощин: «После дуэли»

Михаил Рощин
После дуэли



OCR Busya
«Михаил Рощин «Пьесы»»: Искусство; Москва; 1980
Аннотация Пьеса о Лермонтове Михаил РощинПосле дуэлиПьеса о Лермонтове 1. Пятигорск, дом Чиллева Крыльцо в четыре ступеньки, ведущее на маленькую терраску, – дом Чиляева вообще весьма мал. Сад, солнечный день, черешни, вишни, птицы поют. На ступеньке сидит человек с опухшим от слез лицом, убитый горем, – он и теперь плачет. Это дядька и камердинер Лермонтова Соколов, тарханский дворовый человек. Ему под сорок, но выглядит он стариком. Одежда его в беспорядке, волосы и бакенбарды свалялись. Перед ним стоит босая хозяйская девочка, в длинном платье и платочке, ест вишни, смотрит жалостно. В открытую дверь дома неясно доносятся голоса; один из присутствующих там офицеров выходит на террасу выбить трубку и вновь скрывается. Девочка. Дяденька, а сказывают, не чечены твово барина-то убили?Соколов. Барина-то? Убили, дитятко, убили!.. Господи! (Плачет.) Кабы чечены! И чечена не дождалися – сами управилися! (Плачет.) Ходил, пил, ел! Мишенька-то его все: Мартыш, Мартыш! Вот тебе и Мартыш!.. Господи, как же бабушке-то скажем, как барыне-то на глаза? В пыли ползти… Не уберег, скажет, Андрюшка, как же не уберег-то, окаянный?…Девочка. Военных завсегда убивают, ты не плачь!Соколов (не слыша). А где ж уберечь? Сам всюю жизнь на рожно, всюю поперек.Девочка. У нашей Марьи тож сына Акима в весну убили, она слезьми-то ослепла. Ты не плачь.Соколов. Барина не уберег Андрюшка, не уберег! И мне б, дитятко, темпу стать! Глаза на свет-то на бел не глядят! За что ж зло-то такое, господи? Пулями зло летит-то, как убережешь-то?… Пауза, и в нее осторожно вступают два голоса Первый принадлежит принимающему информацию, второй – передающему ее. Первый голос начальственный, второй – быстрый, услужливый голос филёра. Впредь мы все время будем слышать этот жандармский комментарий, изменятся, повышаясь, лишь ранги и звания обладателей голосов. Второй. Это, вашество, Андрей Иванов Соколов, дворовый человек, камердин убиенного…Первый. Усопшего.Второй. Так точно, усопшего. Нянька его, дядька, простой человек, интереса имеет мало. Убивается день и ночь, не спит, бродит. Окромя его, погибший…Первый. Усопший.Второй. Так точно, усопший, имел конюха Ивана Вертюкова, повара своего и нанятого слугу Христофора, гурийца, из местных. Жили широко, открыто, стол держали дома, все вроде весело, дружно, ссор не слыхать было. Разговоры, натурально, имелись вольные…Первый. То-то что вольные… Пока идет этот разговор, у крыльца появляются двое военных, полковник и подполковник. Соколов встает им навстречу, девочка отходит в сторону. Один из военных изящен, подвижен, нервен, другой чуть тучноват, сед, держится, однако, довольно изысканно, статно. Обоим жарко. Второй. Это, вашество, подполковник Пушкин, Лев Сергеевич, брат известного сочинителя, – имел много общения с усопшим…Первый. Как похода нет – все в Пятигорск! Откуда болезней наберут!Второй…А это полковник Голицын, командующий кавалерией на левом фланге линии. Ермоловец, вашество, шумный человек. Представлял Лермонтова к золотому оружию, приятельствовал. Перед самым, однако, дуэлем имели размолвку: по случаю устройства увеселения восьмого июля, которому душой был Лермантов…Первый. Довеселились.Второй (несколько робко, но не в силах удержаться). Красота была отменная, фонари, танцы, ужин накрыт в гроте Дианы, Лермантов с мадмезелью Мусиной-Пушкиной, а также…Первый. Вот-вот, все удовольствий ищут! Дианы, понимаешь… Не части!..Пушкин. Все плачет дядька… Плачь, старый, плачь, вся Россия заплачет, как узнает… Есть кто? Поди скажи: Голицын с Пушкиным… (Голицыну.) Говорят, не ожидали похорон таких, третий день опомниться не могут, даже у генеральши языки прикусили, оставили Мишеля грязью поливать…Голицын (чуть оглянувшись). Ну уж, оставили! Генеральша Мерлини – мразь, о ней вся правда впереди… Ихний кружок два месяца на него шипел за насмешки да эпиграммы…Соколов (бормочет). Как не плакать! Не уберегли… (Приглашает проходить.) Просим. Цельный день народ.Пушкин. У нас уберегут! Если только в крепость посадят, – там, гляди, спасешься. (Смеется своей шутке.) Как спасся? – В крепость посадили. (Смеется.) Голицын (оглядываясь). Полно, Лев Сергеич! Весь Пятигорск – жандарм на жандарме, по бульвару – на каждой скамейке голубой мундир. А один – сам видел, вот крест – «Княжну Мэри» читает.Пушкин. Армия плачет, литература плачет, а наша курочка свое кудахчет.Голицын (в тон). Снесу, мол, вам яичко, не золотое, а простое.Пушкин. Вот то-то, с простым-то просто: стук, да выпил. А в золотым-то, кто его знамо, что да куда?Голицын. Взойдем, Пушкин! Поднимаются. Пушкин (на ходу). Читают жандармы? Печорина? Ха!.. Но поразительно бывает, из ума не идет: Александр смерть свою загодя описал, и он тоже. Дуэль-то? В «Герое-то нашего времени»? Фатум, фатум! Я верю!.. Уходят в дом. Соколов. Идут, идут, полон дом, а пусто, не приведи бог! Войдем и мы за Пушкиным и Голицыным. Это «зало», здесь два окна, двери па террасу и в комнату Лермонтова; обеденный стол, ломберный, преддиванный столик и диван, накрытый ковром. Стулья, кресло. На столе известный портрет трехлетнего Лермонтова в платьице, – рамка повязана крепом, – бог весть как он сюда попал, но нам он нужен. Зеленый свет из сада, со двора, звуки летнего жаркого дня контрастируют с сумраком и духотой комнаты, с тяжестью разговора. В комнате сидят, стоят, ходят кроме вошедших сюда Пушкина и Голицына следующие лица: Алексей Столыпин-Монго (25 лет) в домашнем сюртуке и черном распущенном галстуке; Сергей Трубецкой (26 лет) в расстегнутом кавалерийском армейском мундире, – несколько месяцев назад он был ранен в горло, и ему трудно говорить и поворачивать голову; крепко пьяный и злой Р у ф и н Дорохов в белой рубахе; и юнкер Константин Бенкендорф (22 лет). На столах бутылки, бокалы, остатки закуски, раскрытые книги, подсвечники с оплывшими свечами, шахматы. Где валяется сабля, где фуражка. Почти все курят – Столыпин из предлинного чубука. Голицын, сняв фуражку, уже сидит в кресле, Пушкин разводит вино водою и глядит на портрет, который прямо перед ним на столе. Дорохов (перед диваном). Будто сейчас только здесь сидел, смеялся, я ему еще говорю: «Больно ты весел, Миша! К чему бы?»… (Навзрыд.) Эх, Миша, Миша! Пауза. Бенкендорф. А мы скакали с ним последний раз, оп на своем Черкесе далеко вперед ушел, а потом…Столыпин. Оставьте вы, господа! Ей-богу!..Пушкин (перед портретом). Просто девочка, дитя. Вот генеральше бы Мерлинп снести, показать, она все твердит, что на нем врожденное злодейство отпечатано было…Трубецкой (мрачно, медленно). Или не притихли сплетни? Я слышу, опять вальс Авроры на бульваре играют, у Найтаки в ресторации шумят, англичанин Генри Мильс банк мечет, – жизнь кипит, как нарзан, как ни в чем не бывало.Столыпин (горько). А что! Что не кипеть! Кому дело! Всем жарко, а Столыпин как бы в ознобе. Бенкендорф. «Очарователен кавказский наш Монако! Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы: в нем лихорадят нас вино, игра и драка. И жгут днем женщины, а по ночам – клопы». Пауза. Никто не смеется. Второй жандармский голос (шепотом). Юнкер Бенкендорф. (Успокоительно.) Нет-с, однофамилец. Вольнодум.Трубецкой. Проклятый город!Голицын. У Верзилиных все траур, не принимают.Пушкин. Врут!Столыпин. Ну, они-то при чем? (Дрожит.) Пушкин. Как же! У них ссора-то случилась! Там испугу больше, чем трауру. Унтилов, следователь, снимал, говорят, с них показания, так Марья Иванна ответила, что вообще ничего не знает и ссоры не слыхала, а Эмилия будто бы показывает, что один Лермонтов во всем виноват. Дура подлая!Столыпин (усмехаясь). La rose de Caucase! Роза Кавказа (франц.).

He подлей всех иных.Трубецкой, Мишель теперь всегда будет виноват.Столыпин. Бросьте! Им еще спасибо сказать! Принимали два месяца нас, грешных, да Мишеля с его-то репутацией!Бенкендорф. Отцы дочерям Печорина читать не велят, мужья – женам. Барков второй!Трубецкой. Читать! А слушать прилично?Голицын. Но Эмилия же будто сказала, что когда выговаривала Лермонтову, что тот Мартынова за кинжал дразнит, то Лермонтов будто посмеялся только: не беда, мол, завтра помиримся.Дорохов (надрыв опять). Смирилися!.. Эх, Миша, чистая душа!..Столыпин. Так и было, я знаю. Не кричи, Дорохов!Дорохов (хромает по комнате). Одного не пойму, одного: как не схватили подлеца! Как не убили на месте, не вызвали, не растерзали! Вы, князь! И ты, Монго! Эх!.. Секунданты! Друзья изнаилучшие! (Берет саблю Лермонтова.) Голицын. Тише, Дорохов! Они и без того на волоске. Будто не знаешь! Не дай бог, дойдет до государя, что они тоже там были… Васильчикова папа вытащит, Глебову по младости сойдет, а им?…Трубецкой. Да уж! Нас по головке не погладят.Столыпин. Как назло! Еще два-три месяца – я в отставке! И – «прощай, немытая Россия»! Бонжур, Пари! Дорохов ало глядит на ближайших друзей Лермонтова. Трубецкой (горько усмехаясь). Да, Мишель, как всегда, думал, главное, о себе. Дорохов, с саблей Лермонтова, рычит. Ну-ну, Руфин Иваныч, не заруби невзначай…Столыпин. Пойди усни, Дорохов, какую ночь не спишь!.. И оставь саблю Мишеля!Дорохов. Я не усну! Никогда теперь не усну!.. Погиб поэт!.. К чему теперь рыданья… и похвалы… пустые похвалы…Бенкендорф. Пустых похвал ненужный хор.Дорохов. Да, так, юнкер! Давай! Пустых! Правильно… Ну!..Бенкендорф. И жалкий денет оправданья.Дорохов. Вот! Жалкий! лепет! оправданья! (Пьет и разбивает бокал.) Второй жандармский голос. Как похоронили, третий день вот так, вашество. То молчат, то таково наберут, не приведи бог! Ушам стыдно. В рубахе – это Дорохов, на весь Кавказ забияка, известное лицо, сам четырнадцать дуэлев имел, в рядовые дважды разжалован, казак, бретер, из одного котла с солдатами хлебает. В этот круг сроду бы ходу не имел, да Лермантов приятельствовал ему, – в прошлом годе, как воевали вместе в отряде его превосходительства генерала Галафеева, да как Дорохова поранило, – вон и по сей хром, – то Дорохов Лермонтову свою сотню охотников под команду сдал, – тот, убиенный-то, сказывают, в деле бедовый был офицер…Первый. Ладно. Не части, сказал! Все они бедовые. Друг в дружку палить!.. Голицын достает из сюртука бумагу. Второй. Голицыну бумажку передал лекарь пятигорского госпиталя Иван Егорыч Барклай де Толли. Человек сам тихий, но в недавности замечен также примкнувшим к Лермонтову, как обожатель его сочинений.Первый. Почему Барклай на дуэль не поехал? Почему вообще картель без врача был?Второй. Не могу знать, вашество. По нашему уму, дуэль шутейный составлялся, никак не мог у нас дуэль быть. А тот – возьми да и убей!Первый. Убей, убей! Правила соблюдай, так и виноват не будешь!..Голицын. Спасибо, вот доктор скопировал. Дуэль есть дуэль, noblesse oblige, Положение обязывает (франц.).

тут виноватить некого, еще не такие люди под дуло ставали. Но тут вопрос, как обстояло-то на самом поединке…Дорохов. Вот! Вот оно! Почему, я спраши…Все. Да погоди, Дорохов!– Руфин, уймись!– Тише!Пушкин (Голицыну). Читай.Голицын (читает). «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра… (останавливается и показывает, куда и как попала и шла пуля), при срастании ребра с хрящом, пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны (опять повторяет и показывает) и при выходе прорезала мягкие части левого плеча; от которой раны поручик Лермонтов мгновенно на месте поединка помер…».Столыпин (показав точнее). Вот здесь. (На себе.) Вот так. Тяжелая пауза. Трубецкой. Мы подбежали, а он уж и слова не мог, глаза стиснул.Дорохов. Еще не стиснуть! (Хватает пистолет.) Кухенрейтер на десяти шагах лошадь валит!.. Зачем тяжелые пистолеты брали? Зачем на три выстрела уговаривались?… Чтоб не первым, не вторым, так третьим положить?… Зачем доктора не взяли?… Меня зачем обманули! Уж я бы! Эх!.. Бенкендорф, Пушкин, Трубецкой бросаются к нему: «Дорохов! Дорохов!» Столыпин встал, побледнев. …Не тронь меня! Зачем он первым? Первый стреляя? Чей вызов был? Мартышки? Что ж он противника не ждал?… Противник стрелять не стал, а он пошел? Да бахнул?… Это картель? Убийца! Подлец! А вы? Может, вы, как Печорину, и пистолет ему не зарядили?…Столыпин (задохнувшись). Отве… отве… тишь!Дорохов. На месте б! Тут же!.. Дорохова хватают и выволакивают со словами: «Облить его! Водой! Да тише ты!» Голицын. Эк его! Кругом уши да глаза, а он на весь город!.. Ну-ну, Столыпин, не принимайте близко к сердцу. Дает Столыпину вина. У того стучат зубы. Пауза. Столыпин. Это правда, комендант приказ дал: офицерам Пятигорск покинуть и в части следовать?Голицын. Так и есть. Многие уж и поехали. Вы-то, между нами, что медлите? Ему уж не помочь, а сами… (Тише.) Есть слух, Васильчиков и Глебов из-под ареста Мартынову бумагу послали, как стряпчему отвечать. Чтоб расхождения в ответах не случилось. И будто Унтилов особо пытает: как ехали? Потому, мол, если секунданты в одних дрожках сидели, то походит на заговор… Мартынов каждый день из-под гражданского следствия просится, чтобы в военный суд дело отдали, там у него легче пойдет…Столыпин (усмехаясь горько). Отставной майор Мартынов просится под военный суд? Нда. Я все думаю, Владимир Сергеевич: не пойти ли к коменданту? Что теперь таиться? Пусть, как хотят…Голицын. Тем, что себя погубишь, его, говорю, не вернешь. Сами знаете, у них обойдется. А вам к чему? Езжайте себе, хлопочите отставку. Офицер убил офицера, эка невидаль! Да где! У нас, на Кавказе, когда всякую минуту под богом ходим! Да еще офицера опального… Столыпин усмехается. …Нет, я-то понимаю, Мишель не простой офицер, – уж слава богу! – но официально-то так пойдет…Столыпин (вдруг, думая о своем). Катрин Быховец, помните? Давеча-то?Голицын. Да-да, это прям по сердцу было. Только девочка так могла… Открыто кричала, так плакала!..Столыпин (опять горько). И что его царь не любил, и великий князь не любил, и что жить было неохота. Вот девочке-то можно закричать. Пауза. …Он с ней провел последние часы-то.
1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я