Быть может, потом…
– Потом будет поздно, – отрезала раздраженно Уорден. – У меня есть один замысел, и главный расчет в нем – на вас.
Лайам обреченно вздохнул.
– Говорите.
Пацифик тоже вздохнула, но – с облегчением, так, будто ей таки удалось сговориться с упрямцем, хотя тот своего согласия еще ни на что не давал.
– Все достаточно просто. Вам нужно снестись с Ауриком и назначить ему встречу в таком месте, где я и абсолютно надежный свидетель могли бы подслушать ваш разговор. Предложите ему купить у вас Панацею. Он, естественно, согласится, но королю ее не доставит, давая тем самым мне повод взять его под арест. Ничего сложного. Справитесь?
Вопрос был задан таким пренебрежительным тоном, что Лайам не удержался от шпильки.
– А вы?
Она негодующе вздернула подбородок, но Лайам еще не договорил.
– Вами упущен из виду немаловажный момент. Заполучив Панацею, лорд Аурик непременно меня убьет.
– Я возьму с собой надежных людей.
– Да, конечно, если таких найдете. Но есть и еще один момент: лорд наверняка уничтожит и Панацею. Вы его арестуете, но король-то умрет. Вариант, при котором мы с Никанором уходим из жизни, меня почему-то не очень устраивает.
Надо отдать Уорден должное: она тут же поняла свои промахи и не стала цепляться за никудышный план.
– Значит, сделаем по-другому. Панацея останется при вас. Или в том месте, в каком вы ее спрячете. Вы же при встрече с лордом должны будете повернуть разговор так, чтобы заставить его упомянуть о своей измене. При наличии соответствующего свидетеля это явится доказательством виновности Аурика, и я его арестую. Нужен только свидетель, в чьей честности не усомнится никто.
– И где же вы такого найдете?
Новый план Лайама также не грел, однако что-то в нем все-таки было.
Уорден на миг призадумалась.
– Придворные отпадают, – сказала она. – Нам нужен жрец. Из какого-нибудь почитаемого храма.
– Лаомедона! – предложил Лайам, пацифик кивнула. Жрецов бога мрака, повелителя серых земель, весьма уважали в народе.
– А встречу можно устроить в каком-нибудь храме!
«И зачем ты лезешь во все это, дуралей?»
– Как насчет священной долины? – небрежно спросил Лайам. Раз уж его втянули в историю, надо, по крайней мере, блюсти свою выгоду. – Ведь завтра туда хлынут все.
– Прекрасно! – воскликнула Уорден, и лицо ее на миг озарилось улыбкой, которая, однако, тут же исчезла. – А-а, понятно! – протянула она. – Вот, значит, где вы должны встретиться с принцем казны.
– В святилище Тьмы.
– Чья это идея, его или ваша? Впрочем, неважно: храм нам годится. В его полумраке удобно как наблюдать, так и подслушивать.
Лайам видел, что для себя она уже все решила.
– Вам легко говорить! А я буду вынужден отдуваться. Сколько у вас надежных людей?
Уорден, нахмурившись, подсчитала.
– Тех, в ком я точно уверена, – дюжина.
Теперь подсчитывать принялся Лайам.
– Значит, на девятьсот восемьдесят семь стражей порядка положиться нельзя. Да меня изрубят на фарш, прежде чем вы с вашей дюжиной явитесь мне на выручку.
– У вас есть фамильяр, – возразила Уорден. – И потом, в священной долине носить оружие запрещено.
– Тогда из меня сделают отбивную, – вздохнул Лайам. – Ладно. Я пошлю вашему лорду письмо. Предложу ему встретиться в десять утра. Ровно в десять, вам ясно?
– В десять, – кивнула Уорден.
– Надеюсь, ваши люди уже будут там, и жрец тоже. Если не найдете жреца или вообще окажетесь не готовы, зайдите в святилище и предупредите меня. Потому что если Северн придет, а вы нет, я продам ему Панацею. И вся ответственность, таким образом, ляжет на вас.
– Вы так не поступите, – возразила Уорден. И с той же раздражающе безапелляционной уверенностью добавила. – Но я буду там. Со своими людьми и с надежным жрецом.
– Ну, смотрите!
Один из миротворцев снова зашевелился. Лайам знаком велел Фануилу его усыпить. Когда тот затих, он наклонился и принялся стягивать со спящего куртку.
– Что вы делаете? – Лайам поднял глаза.
– Хочу приодеться. А заодно прихватить его кошелек. Возможно, вы не обратили внимания, но мой – весь в крови.
– Ренфорд, это же воровство!
Лайам досадливо мотнул головой – что за женщина! – и вновь склонился над миротворцем. Уорден пожевала губами, однако сдержалась и промолчала.
Лайам содрал с себя липкую рвань, размотал одеяло и, словно бы между делом, спросил, не может ли пацифик убрать с Молитвенного тракта охрану. Или хотя бы поставить там своих доверенных лиц.
Уорден ответила не сразу. Похоже, беззастенчивый грабеж, творящийся у нее прямо под носом, вверг ее в состояние, близкое к шоку.
– Нет, – буркнула она наконец. – Это опасно. Есть риск, что кто-нибудь из моих подчиненных донесет о том Аурику, и тот заподозрит неладное. Пусть все остается как есть. Держитесь, кстати, подальше от гостиниц и постоялых дворов. Хозяевам вручены ваши портреты.
– Жаль.
Лайам покосился на свой бок. Тот самый, где еще четверть часа назад зияла свежая рана. От нее не осталось и следа, если не считать полосок запекшейся крови. Он осторожно погладил нежную новую кожу, потом тихонько присвистнул и натянул на себя куртку мирно храпящего миротворца.
– Ладно, управлюсь сам.
Он снял со спящего ремень с кошельком. Уорден, досадливо передернувшись, отвернулась.
– Наймите лодку, так будет проще. Она переправит вас через гавань. Там нет дополнительных патрулей.
– Рад это слышать.
Лайам аккуратно пересыпал содержимое окровавленного кошелька в новый. Руки его были в темных потеках, штаны липли к ногам.
– Мне бы надо отмыться и раздобыть другую одежду. Что там с моим лицом?
– Крови, похоже, нет, – сказала Уорден. – Впрочем, вы так разрисованы, что об этом трудно судить. Это ведь только роспись, а не наколка?
– Роспись. Хотя я подумываю ее закрепить.
– Не делайте этого. Татуировка вас изуродует.
– Благодарю за совет! – Лайам коротко хохотнул. – А как быть с этими молодцами? – Он указал взглядом на спящих. – Они ведь следили за мной. И знают, как я теперь выгляжу.
Синие глаза льдисто блеснули.
– С ними я разберусь. Их, как изменников, будут держать в самом глухом каземате вплоть до очной ставки с главой преступного клана.
– Ну-ну…
Лайам вздохнул.
– Что ж, мне пора. Увидимся завтра. Смотрите же, не опаздывайте, не то я и впрямь продам Панацею!
Она покачала головой и вновь заявила все с той же ошеломляющей безаппеляционностью:
– Не продадите.
Лайам нахмурился. Нет, она все-таки штучка. То носится за ним по всему городу, не давая вздохнуть, то вдруг отпускает на все на четыре – без каких-либо гарантий и обязательств.
– Откуда вам знать? А вдруг я сбегу? Сяду сейчас на корабль и исчезну? Чтобы избавить себя от лишних хлопот?
Уорден пожала плечами.
– Я перечла письмо герцога. И кое-что поняла.
– Хм… – Лайам прокашлялся. – Когда все закончится, хотел бы и я взглянуть на это письмо.
Она промолчала. Лайам нахмурился, почесал подбородок. Все вроде бы сказано. Пора уходить… Он потоптался на месте, поддал ногой камешек.
– Ладно, леди. Я ухожу… – Ответом был короткий кивок.
Он повернулся и торопливо пошел к выходу из тупичка, гонимый странными ощущениями, главными из которых были неловкость и непонятное сожаление.

16

Через пяток кварталов он остановился возле фонтана, чтобы помыть руки. Большая часть крови тут же сошла, остались лишь коричневые следы в складках ладоней да бордовое окаймление под ногтями. Лайам из осторожности полусогнул пальцы, насколько возможно упрятал их в рукава и двинулся дальше.
Солнце стояло уже высоко, близился полдень. Сообразив это, Лайам ускорил шаг, потом махнул рукой – спешить было некуда. Он твердо знал свой маршрут (переправиться через гавань, затем подобраться к Молитвенному пути) и все-таки ощущал себя словно бы не в своей тарелке. Ожидание, опять ожидание… Ему предстояло бездельничать почти целые сутки… «Найди другое убежище, купи новые брюки, тунику, поешь!»
Ладно, однако на сутки этих занятий не хватит. Кроме того, его грызла тайная неуверенность как в успехе задуманных предприятий, так и в людях, от которых зависело, пройдет ли завтра все гладко. Взять Катилину – практически нельзя предсказать, как тот себя поведет, и все же сейчас его куда больше волновала Уорден. Ее возмутительная самоуверенность, ее весьма странная система оценок… «Ты говоришь, что убил ее лейтенанта, – она пожимает плечами; ты снимаешь с ее подручного куртку – она чуть не падает в обморок. Ты хочешь помочь королю, она жаждет арестовать Северна. И появляется в самую для себя выгодную минуту, когда у тебя голова идет кругом и ты не можешь ей отказать…»
Она выслеживала Эльдайна, подозревая его в предательстве, она ждала, когда тот проколется. «За мой, между прочим, счет! Он мог убить меня, у нее имелась возможность ему помешать, но она не стала этого делать…» Лайам вдруг осознал, что такой случай – не первый. В ночь второй их встречи, в доме профессора Кейда, она тоже использовала его как живца. Отдала на расправу, а сама пошла сзади – посмотреть, что из этого выйдет. «Моей жизнью играть она не стесняется, а взять под арест высокородного негодяя боится нет оснований, видите ли, ах, ах! Я для нее – расходный материал, вот в чем все дело!»
«Фануил! – Дракончик все еще оставался у склада, наблюдая за спящими миротворцами. – Можешь оставить свой пост».
«Слушаюсь, мастер».
Расходный материал… Возможно, оно так и есть – в общем круговращении жизни, но это не означает, что он обязан с таким порядком мириться.
«Мастер, я направляюсь к тебе».
«Подожди. Вернись-ка обратно к складу и незаметно понаблюдай за Уорден. Справишься?»
«Да».
Дракончик надолго умолк. Потом спросил:
«Ты ей не доверяешь?»
«Да нет. Просто хочу знать, что она станет делать».
Не доверять каменной леди резонов у него вроде бы нет. В конце концов, она ведь его отпустила. Не затем же, чтобы предать. Приказ шпионить за ней – с его стороны, скорее, жест самоутверждения, попытка доказать (и, в первую очередь, себе самому), что он, Лайам, – не безвольная кукла.
Ехидный внутренний голосок тут же язвительно хохотнул. «Да ну, неужели? Что ж, поиграй в независимость, дуралей, пока у тебя есть эта возможность. А завтра ты вновь как миленький станешь против своей воли дергать смерть за усы, в то время как кое-кто будет взирать на это из безопасной норки…»
Внешнюю гавань терзал резкий ветер, покачивая стоявшие на рейде суда, между которыми бойко сновали шлюхи, ялики и баркасы. На пирсах толпился народ, но не прошло и пары минут, как Лайам сумел нанять лодку.
Лодочник – старый моряк с загорелым лицом, серьгой в ухе и тремя одинокими зубами в черном провале рта – греб быстро, играючи, словно бы не прилагая усилий.
– Подрался, что ли? – он указал подбородком на штаны пассажира. – Досталось тебе, я гляжу.
Лайам изобразил на лице самоуверенную ухмылку.
– Не мне, дедуля! Это вытекло из того, кто схватился со мной.
Ответ перевозчику показался чрезвычайно забавным, он весело закудахтал и ударил себя по колену. Лайам, чтобы избавиться от дальнейших расспросов, сделал вид, что разглядывает корабли. Большая часть из них была предназначена для прибрежных развозок, но попадались и морские суда, и даже огромные океанские зерновозы, сейчас непомерно высокие, ибо их груз уже перекочевал в торквейские закрома. Когда лодка вошла в тень одного из таких гигантов, Фануил доложил, что Уорден разбудила своих спящих подручных и куда-то их повела.
«На вопросы проснувшихся стражников она отвечать отказалась, заметила только, что за трупом лейтенанта Эльдайна пришлет специальный наряд. Они, похоже, очень расстроились».
«Еще бы! Ты держишься возле них?»
«Да. Вся троица движется к бирже».
«Отлично, продолжай наблюдать».
Лодка наконец обогнула казавшийся нескончаемым зерновоз, и Лайаму вдруг померещилось, что где-то рядом должно стоять «Солнце коммерции». Он повернулся на скамье. Ну да, вон оно, бултыхается возле пирса. Бочонок, приплющенный сверху, свинья тупорылая, а не корабль… Лайам поморщился и неожиданно ощутил огромнейшее желание оказаться на борту столь неприглядной посудины.
– Сворачивай к берегу, старина, – сказал он, указав в просвет между кораблями. Старик охотно повиновался. Лайам легко выпрыгнул из лодки, смешался с портовым людом и неторопливо побрел к знакомому судну.
У сходней дежурили четверо миротворцев. Свободные от вахты матросы бесцельно слонялись по палубе. Кто-то латал паруса, кто-то разбирал такелаж. Капитан Матюрен, очевидно, был у себя. «Внизу, в своей уютной каюте…» Каюта Лайама, несмотря на ее тесноту, тоже дышала уютом – так, по крайней мере, ему представлялось теперь.
«Мастер, пацифик, похоже, пришла, куда шла. Дом старый, мрачный, на окнах решетки, вход охраняют… Кажется, это тюрьма».
Лайам принял информацию к сведению, свернул с набережной и прошел вглубь квартала в поисках подходящего кабачка или винной лавчонки. Заведений подобного рода в округе хватало, но одни выглядели слишком убого, другие – не в меру помпезно. Выбор его наконец пал на небольшую таверну, располагавшуюся в тихом проулке. Скромная вывеска, над входом – корабельный штурвал, доски крыльца выскоблены добела. Во взглядах, устремленных к новому посетителю, светилось неодобрение. Судя по многим приметам, эта таверна была из тех, где собирались высшие чины морских экипажей – публика слишком себя уважающая, чтобы бражничать с матросней, но недостаточно важная, чтобы столоваться с торговцами и владельцами кораблей. Аляповатые молнии, украшавшие череп вошедшего морячка, заставили поморщиться многих.
Хозяин таверны радости тоже не проявил.
– Эй, приятель, тебе тут не место! Пива здесь не дают – только вино, да и то мы его разбавляем.
– Я не хочу ни вина, ни пива, – ответил спокойно Лайам. – Я хочу лишь плотно перекусить и написать письмо. Если вы мне поможете и в том и в другом, я за все заплачу – можете не сомневаться.
Он вынул из кошелька серебряную монету. Хозяин, удостоверившись, что матрос при деньгах и не пьян, неохотно пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37