— Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком.Томас взглянул на меня:— Он шутит?— Да, шучу, — резко сказал Артист. — Но могу и без шуток. По этому сценарию отца моего героя сослали в Сибирь или расстреляли. Моего отца никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой — все они лежат в Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр — это овраг в Киеве, между Лукьяновкой и Сырцом. В сорок первом году фашисты расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди них эстонцы — это мне тоже до феньки. Фашисты не имеют национальности. Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.Шоссе выскочило из перелеска и тянулось вдоль железнодорожной ветки. Впереди показалась платформа пригородной электрички.— Высадите меня здесь, а сами уезжайте, — сказал Томас Ребане без особой уверенности в голосе.— Хочешь вернуться на «губу»? — спросил я.— Нет, я не хочу. Но вам нужно делать ноги. Очень быстро. Если вас прихватят, у вас будут большие проблемы.— Если мы тебя высадим, нас прихватят гораздо быстрей, — резонно заметил Муха. — Сначала отловят тебя. Ты в своем сюртуке — как жираф. Кто тебя раз увидит — надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой тачке. После этого отловить нас — раз плюнуть.— Почему я им все выложу? — оскорбился Томас.— Потому что ты не Зоя Космодемьянская.— Это такая партизанка? — припомнил он. — С гордо поднятой головой?— Она самая, — подтвердил Муха.— Да, я не Зоя Космодемьянская, — самокритично признал Томас.— Поэтому сиди и не рыпайся.— Из-за меня у вас будут дополнительные неприятности, — счел своим гражданским долгом предупредить он.— Одной больше, одной меньше — без разницы, — усмехнулся Артист.— И ты должен нам кое о чем рассказать, — напомнил я. — Ты нас заинтриговал.— Тогда купите мне водки, — потребовал Томас.— Совсем обалдел малый! — изумился Муха. — Кто же пьет водку в пять утра?— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.— Все равно, — сказал Томас. — Только много!Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!— Какой бензин? — опешил Томас.— Чистый. Авиационный.— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».— Нельзя, — повторил Томас.— Ладно, через Латвию — через Валгу.— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.Он помолчал и со вздохом добавил:— Они будут ловить меня. VII Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.— А на таллинской трассе — меньше?— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь. Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.Артист сбросил скорость до девяноста.— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были «калаши» с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.«Понял? — спросил меня мой внутренний голос. — А что я тебе, мудаку, говорил?»Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть «мазератти» в обратном направлении.— И не думай! — приказал я. — Попали — значит, попали.Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:— Доброе утро, командир! Какие проблемы?При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:— Кто ваши пассажиры?— Друзья, командир.— Прошу всех выйти из машины.Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.Сержант снова заглянул в салон.— Выходите! — приказал он.— Иду, иду! — отозвался Томас.Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: «Я к вашим услугам, господа». В этом роде.Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: «Ребане».— Совершенно верно, я Томас Ребане, — ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке «смирно», а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал — надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицей-ским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке «смирно», отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня Бог, если слова эти были не «Зиг хайль!»Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением повторил:— Зиг хайль!Сержант вернул Артисту документы:— Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!Полицейские машины разъехались, освобождая дорогу. Артист посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:— Не понял.— Твоя машина может ехать быстро? — спросил Томас. — Так пусть она едет очень быстро.«Мазератти» с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу она выскочила за те же секунды на скорость под двести.— А теперь не так быстро, — распорядился Томас. — Следующий пост — через тридцать километров. А слева — поворот к старому кирпичному заводу. Вот он. Заворачивай!Машина съехала с асфальта на проселок и тут же завязла в песке. Метров триста, которые отделяли ограду завода от шоссе, мы пронесли «мазератти» почти что на руках. И когда наконец загнали ее под какой-то навес и ввалились в салон, отдуваясь и вытирая с лиц пот, Томас достал из пакета бутылку, пальцем разделил оставшуюся водку пополам и отпил ровно половину — ни больше ни меньше. Потом закурил и сказал:— Так вот. Они видели вчера по телевизору в вечерней программе репортаж о презентации фильма. И узнали меня. И в моем лице приветствовали моего дедулю. Они сказали, что получили приказ задержать красную спортивную машину с московскими номерами. Их предупредили, что в ней три преступника и они, возможно, вооружены. Пока все понятно, да?— Дальше, дальше! — поторопил Артист.— Я объяснил сержанту, что мы возвращаемся со съемок и в машине — мои друзья, артисты. Он признал, что произошла ошибка, так как им не был точно известен номер и марка машины. Но сейчас он передаст эту информацию оперативному дежурному и нас больше не будут останавливать для проверки. Я думаю, эту информацию он уже передал.— Твою мать! — вырвалось у Артиста.— Я понимаю, что ты хочешь этим выразить, — ответил Томас. — А теперь включи радио.— Да, веселенькая музычка — это нам сейчас в самый раз, — одобрил Муха.— Я хочу послушать не музыку, — возразил Томас. — Я хочу послушать последние известия. Но сначала нужно поймать полицейскую волну.Как и все в навороченной «мазератти» Артиста, приемник в ней был первоклассный, и всего через пару минут в стереодинамиках затрещали разряды помех, прерываемые докладами дорожных полицейских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48