Уже много лет носила Нефру-ра титул супруги бога. Хатшепсут отказалась от него в тот же день, когда возложила на себя царскую корону Обеих Земель: она все-таки не могла одновременно быть и царем и супругой бога. У супруги бога были свои обязанности, у царя – свои. Если супруга бога шла с систром во главе певиц Амона, когда бога выносили из его жилища, то царь занимал свое место в качестве главного из жрецов.
Многие годы, пока Нефру-ра была еще слишком молода, чтобы управляться с систром, слишком молода, чтобы выступать в праздничной процессии перед носилками бога, другая девушка исполняла вместо нее эти божественные обязанности. И вот теперь, на прекрасном Празднике долины, Нефру-ра впервые было разрешено приступить к священной службе – усладить богов звуками своего систра. Старый жрец должен был посвятить царевну в ее обязанности и отвести в храм.
Но сначала Нефру-ра посетила свою мать. Царица жила в другой части дворца. Ее покои выходили на большой балкон, где в праздничные дни она показывалась двору и народу. И сегодня там уже собралось в ожидании такого события очень много людей: ведь слухи во дворце распространяются быстро.
Нам не позволили войти в покои царицы: Хатшепсут хотела остаться наедине с дочерью. Поэтому мы смешались с толпой. Небем-васт тотчас же подошла к толстому, добродушному на вид человеку и зашепталась с ним. Это был дворцовый привратник.
Все терпеливо ждали. Говорили вполголоса. Наконец послышались возгласы:
– Добрый бог! Царь Макара!
– Супруга бога! Рука бога Нефру-ра!
– Даруйте нам дыхание! Да живем мы созерцанием ваших ликов!
Когда показались обе царственные особы, разразилось неописуемое ликование. Меня оттеснили, так что я видела их только издали. Нежное личико Нефру-ра стало как будто еще меньше под большим убором в виде коршуна, который украшал голову царевны как знак ее сана. Мне показалось, что она боязливо смотрела на шумную толпу. Но ее мать улыбалась.
Затем Нефру-ра села в приготовленные носилки, а мы пошли рядом.
Храм Амона, главный храм царского города, я видела один-единственный раз, когда меня вели во дворец. Мне казалось, что это было уже давно, хотя не прошло еще и года. С тех пор на меня обрушилось такое множество событий, что я лишь смутно припоминала две огромные башни, образующие ворота, и обелиски, в позолоте которых отражалось солнце.
Но теперь мне было дозволено вступить в это священное место.
Когда я прошла между башнями в передний двор, то испугалась, что меня заставят в одиночку перейти через площадь. Она была так огромна, что я могла бы затеряться там. День только начинался, и двор был почти пуст. Только в правой галерее стояла группа людей. От нее отделилась женщина и направилась к нам.
Размеры этого храма были так велики, что подавляли меня. Деревянные колонны, украшавшие крытые галереи дворца, выглядели маленькими по сравнению с каменными гигантами, окружавшими широкий передний двор и напоминавшими огромные цветы лотоса. Колонны упирались в тяжелые каменные перекладины, в тени которых можно было обогнуть весь двор, подобно тому как корабль идет под парусом под прикрытием берега, чтобы избежать бури в открытом море.
Здесь все было построено не из легкого дерева или недолговечного, высушенного на солнце кирпича, а воздвигнуто из прочного камня – навсегда. Ведь здесь жил не земной царь, а сам бессмертный Амон, владыка престолов, царь богов.
Я робко осмотрелась, как будто могла увидеть его.
Но на высоких колоннах не было божьего лица, их украшали только раскрытые чашечки цветов лотоса. Тогда я еще не знала, что статуя Амона находилась в святая святых храма, в том месте, куда имели доступ лишь немногие – посвященные жрецы и цари.
Направлявшаяся к нам женщина подошла к Нефру-ра. Она помогла царевне выйти из носилок, так как от входа в зал нас отделяло всего несколько шагов. Это была та самая жрица, которая в течение нескольких лет представляла супругу бога, а теперь должна была посвятить царевну в ее обязанности.
Свита царевны осталась у входа. Все знали, что в сам храм, жилище великого бога, им доступа не было. Я присела на корточки рядом с Небем-васт и успела услышать, как она кому-то прошептала:
– Привратник сказал, что Руи сегодня полночи не был дома, а Мерит…
Но тут жрец взял меня за руку.
– Идем со мной, – сказал он и пошел впереди. Он не вошел в большой зал, а, минуя вход, провел меня туда, где был оставлен узкий проход между внешней стеной и стеной храма. Казалось, мы шли по дну глубокого ущелья, а высокие стены давали такую холодную тень, что меня даже бросило в дрожь. Наконец, в том месте, где внутренняя галерея несколько расширялась, мой провожатый провел меня через одну из дверей в небольшое помещение. Там нас встретил такой сильный аромат, что у меня перехватило дыхание. Перед боковым алтарем трое мужчин воскуряли фимиам. Но мы быстро пересекли и это помещение и вошли в совсем небольшую комнату, где на полу сидела на корточках кучка молоденьких девушек.
– Научите ее своим песням, – сказал старый жрец, – пусть она поет вместе с вами, и пусть все услышат ваш хор на Празднике долины!
Меня с любопытством осмотрели со всех сторон но, по-видимому, не открыли ничего предосудительного.
– Ты знаешь песню в честь Хатхор? – спросили меня.
– Какую? Ту, что начинается словами «Прекрасный день»?
– Нет, эта песня в честь Амона. Мы же воспеваем Хатхор, которую он радует своим посещением. И они начали:
Выразим свой восторг Золотой,
Когда она светится в своем доме!
Восхвалим повелительницу богов,
Когда она принимает своего повелителя!
Прекрасен ее лик!
Все пути открыты ее красоте!
Горы и долины соединяются,
Бог и богиня!
Все сладкие деревья цветут для них,
Все растения зеленеют в роще,
Когда она встречает своего повелителя!
Это была торжественная, спокойная песня, сопровождавшаяся ритмическим покачиванием сидящих на полу и причудливыми движениями рук. Мой слух легко уловил мелодию, и когда они запели в третий раз, я вступила в хор:
Прекрасен ее лик!
Все пути открыты ее красоте!
Горы и долины соединяются…
И я увидела, как жрец, до сих пор стоявший рядом, потихоньку покинул комнату.
До вечера мы оставались в храме. Днем к нам присоединились новые девушки, потому что прекрасный Праздник долины – ты знаешь, Рени, он отмечается в десятый месяц каждого года между Жатвой и Половодьем – в том году должен был быть еще великолепнее, чем когда-либо прежде. По приказу царицы расширили и украсили тот храм, который возвел отец Хатшепсут, первый Тутмос, в западной пустыне, в Долине царей и в котором почиталось его Ка и Ка его сына. Об этом храме рассказывали чудеса. Тремя террасами поднимался он до подножия западной цепи гор, где глубоко в скалах было вырублено вечное жилище царицы рядом с жилищем ее отца и ее супруга. Перед погребальными помещениями находились пышные залы, украшенные множеством красочных картин, а рядом была часовня великой богини Хатхор, в честь которой и возвели это святилище. А для того чтобы богиня чувствовала себя в своем новом жилище, устроенном для нее царицей, как дома, Хатшепсут приказала доставить туда зеленые ладановые деревья из страны бога Пунт, родины Хатхор. Среди каменистой пустыни вырыли пруд. Каждый день рабы таскали в него воду из Реки. Вокруг пруда вырубили в скале глубокие ямы и заполнили их землей, в которую опустили корни священных деревьев. И хотя многие опасались, что деревья засохнут, они, наоборот, чудесным образом зазеленели: очевидно, Хатхор каждое утро оживляла их своей росой.
Так болтали женщины, ведя приготовления к празднику.
Не только хоры разучивали свои песни. Повсюду можно было видеть работавших людей. В храме до блеска начистили бронзовую, медную и золотую утварь, курильницы, скипетры и жертвенные чаши. Были приведены в порядок одеяния для статуй богов и подновлены краски и священные знаки. Здесь шили и вышивали новые знамена, там принимали пожертвования зерном и скотом. В перерывах между разучиванием песен нам разрешалось гулять по подсобным помещениям храма и во дворе, и ни одна из молодых девушек, с которыми я сегодня впервые пела в хоре, а теперь гуляла, не давала мне понять, что я чужая, и не называла меня гусиной служанкой. Неужели мой выговор уже перестал резать слух? Неужели здесь никто не знал, что я была всего-навсего ребенком из далекой страны Пунт, которого купили люди?
Уже много недель мне не выпадало такого счастливого дня. Даже Нефру-ра присоединилась к нам. Она сняла большой убор в виде коршуна, слишком тяжелый для ее изящной головки, но еще держала в руках систр. Ее пальчики напряженно обхватывали золотую ручку, украшенную изображением Хатхор, богини с головой коровы. Она опустила священный предмет, ее руки слегка дрожали, и металлические полоски, протянутые через широкие отверстия в дужке, издававшие при каждом движении такой дивный звук, тихонько звенели.
Нефру-ра явно обрадовалась, увидев меня, и подошла ко мне. Мне показалось, что никогда, с того незабываемого дня, когда мы увиделись в первый раз и играли вместе в ветвях смоковницы, она не была мне ближе, чем сегодня.
Тут пришел старый жрец, и Нефру-ра тихо сказала ему:
– Я хочу домой!
– А как же представление? – спросил он. – Тебе ведь нужно еще познакомиться с представлением, чтобы знать, на каком месте ты с систром…
Мгновение она помедлила с ответом:
– Если Мерит пойдет со мной… – наконец сказала она. Тогда он взял нас обеих за руки.
В саду при храме находилось священное озеро Амона. Его окружали смоковницы, по берегам росли камыш и тростник. Однако в одном месте эту зелень срезали, так что была видна блестящая вода и на ней ладья, качавшаяся на волнах неподалеку от берега. Здесь же под смоковницами были установлены каменные скамьи, и сюда-то привел нас жрец.
То, что нам довелось там увидеть, я не забуду никогда!
Посреди ладьи сидела женщина с распущенными волосами. Она воздела руки к кебу и начала плач:
Приди в свой дом, о мой бог!
Приди в свой дом, мой супруг!
Осирис, прекрасный юноша,
Не имеющий врагов,
Приди в свой дом!
Я зову тебя и плачу,
Так что слышно даже на небесах,
Ты же не внемлешь моему гласу!
А ведь я твоя сестра,
Которую ты любишь на земле,
И никого не любишь ты, кроме меня,
О мой брат! Мой брат!
А издали зазвучал хор низких мужских голосов:
Его убил Сет!
Его, у которого не было врагов,
Кроме собственного брата!
Его убил Сет, и нет больше
Жизни в его теле.
Плачь, Исида, его убил Сет!
И тогда поднялась Исида – и стало видно, что это богиня, потому что руки ее переходили в крылья. Она обмахнула ими лежавшего перед ней умершего и вскричала:
Ты, повелевающий зерну замереть в земле
И взойти из него молодой поросли,
Открой еще раз глаза!
Ты, чьей властью раскрываются почки,
Посмотри еще раз на меня!
Любовью была наша жизнь,
Пока тебя не убила ненависть!
Ниспошли нашей любви плод,
Прежде чем тебя поглотит смерть!
А хор запел:
Царем ты был на земле!
Распространял благодать!
Будь же теперь царем там, внизу,
Где ходит ночное солнце!
Ты больше не можешь переливаться
Над зеленеющей нивой!
Ты должен разлучиться с теми,
Кого ты любил,
Пока не примешь их там,
Где больше нет разлуки!
– Мертвый двигается? – боязливо спросила жреца Нефру-ра.
А когда Осирис наполовину поднялся, чтобы обвить руками свою супругу, она сказала:
– Мне холодно. Я хочу домой!
– А я думал, что это доставит тебе удовольствие, маленькая рука бога! Не все будет так печально. Скоро Исида переоденется и перехитрит Сета, так что тому придется вернуть владения, отнятые у собственного брата, его сыну Хору!
Но Нефру-ра покачала головой:
– Я не хочу этого видеть! – сказала она, и стало заметно, что она сдерживает слезы. Тогда жрец увел ее.
Меня никто не спрашивал, хочу ли я остаться. Все же я встала, когда поднялась царевна, и пошла за ней, как будто я была частью ее самой.
Что же такое я видела и слышала? Отрывки какой-то истории, которая начинается так ужасно! Но разве такое могло быть? Чтобы один брат убил другого? Ведь брат обязан защищать брата!
У нас дома тоже рассказывали всевозможные истории. Были истории и печальные и ужасные. Но когда речь шла о кровной мести и люди посягали на жизнь друг друга, братья держались вместе и мстили за смерть брата! Значит, в Земле людей было не так?
Но почему же, почему Сет убил Осириса? Просто потому, что Сет был злым? Или потому, что он хотел что-нибудь отнять у него? Или потому, что им не было места рядом друг с другом?
Да, если в этой стране было так, что даже среди богов один всегда стоял внизу, а другой наверху, то как же людям иметь место рядом друг с другом?
Но Исида? Кто она такая? Не звали ли Исидой мать Тутмоса… молодого изгнанного царя? И сам он разве не собирается явиться на Праздник долины?
Ах, я ведь хотела поговорить с Сенмутом об Ассе! Хотя он и убил другого, но в честном бою, один против трех! И не собственного брата!
Но Сенмута не было у нас уже много дней, и кто знает, когда он снова появится. А этот жрец – разве он не добр ко мне? И не был ли сегодняшний день счастливым для меня?
Наконец, собравшись с духом, я сделала несколько быстрых шагов и оказалась рядом с человеком в белой одежде, державшим Нефру-ра за руку.
– Кто это сын Исиды? – спросила я его. – Он придет и будет приносить жертву на Празднике долины? И тогда два солнца смогут одновременно стоять на небосклоне?
От испуга старик выпустил руку Нефру-ра.
– О чем… ты говоришь, дитя? О чем говоришь? Он кивнул женщине, которая занималась с царевной в храме, а сейчас стояла недалеко от нас, и передал ей Нефру-ра.
– Отведи ее к Аменет! Да скажи: Мерит останется у нас до завтрашнего вечера. Ей еще многое нужно разучить, чтобы петь и танцевать перед богиней.
Потом мы сидели рядом в какой-то темной комнате, где горел лишь слабый масляный светильник. Если бы старик спрашивал и настаивал, я бы, очевидно, не знала, что ему ответить, настолько все перепуталось в моей голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21