Видя, что ждать вмешательства со стороны защиты не было основания, мистер Литльстон снова, прокашлявшись, продолжал чтение:«Судя по отчету капитана Джонатана Спайерса, спустя восемь часов по выходе в море разразилась такая страшная буря, что его судну грозила неминуемая гибель, если не сбросить часть груза в море, и капитан „Калифорнии“ приказал выкинуть за борт 40 тонн риса, нагруженного для продовольствия эмигрантов. Но так как буря все более усиливалась, то капитан Спайерс в целях облегчения судна, не задумываясь, приказал выбросить за борт 400 человек китайцев из числа 750, принятых им в качестве пассажиров. Это бесчеловечное распоряжение, которое заставило бы содрогнуться дикарей, было выполнено без малейшего сопротивления или колебания штабом и командою парохода. Несчастных вызывали наверх по десяти человек и затем кольями гнали с палубы в ревущее море. Спустя несколько часов после этого страшного злодеяния море утихло, и пароход мог спокойно продолжать свой путь.Но тут произошло нечто еще более возмутительное и бесчеловечное, чем предыдущее злодеяние. Большая часть провианта и съестных продуктов, предназначенных для продовольствия экипажа и всего наличного персонала судна, оказалась уничтожена, подмочена или унесена в море последнею бурей, так что при распределении съестных припасов выяснилось, что если даже перевести экипаж и высший персонал на половинные порции, то припасов едва могло хватить до Сандвичевых островов, ближайшего порта, к которому можно было пристать для возобновления припасов. И вот на совете, состоявшемся у капитана, было решено, ввиду сбережения провианта, избавиться от остальных китайцев; но чтобы последние ничего не заподозрили, судовой врач должен был подсыпать стрихнина в их обычную порцию риса, отчего все эти несчастные, спустя несколько минут, один за другим отошли в лучший мир…Когда «Калифорния» прибыла в порт Сан-Франциско, на ее борту не было ни одного китайца. Но справедливость требует упомянуть, что все 6000 тюков шелка-сырца, предназначенного для торгового дома братьев Вилль-Фергюссон и К°, прибыли в целости и вполне благополучно, без малейшего повреждения. Мы не позволяем себе оценивать по заслугам эти возмутительные факты, эти акты невероятного бесчеловечия, представляя это господам судьям и их справедливому устремлению и беспричастному суждению.Я же, Эзекиль Джое Свитмаус, адвокат г.Сан-Франциско, от имени уполномочившей меня куанг-тонской переселенческой компании «Виу-Локо-Цзинь», обвиняю капитана «Калифорнии» Джонатана Спайерса, лейтенанта Самуэля Дэвиса и врача Джона Прескотта в том, что они, вопреки всем законам божеским и человеческим, вопреки всем правам и обычаям цивилизованных народов, вместо того чтобы, ввиду необходимости уменьшить груз судна, выбросить за борт часть товара, а именно тюки шелка-сырца, принадлежащего торговой фирме братьев Фергюссон, выбросили за борт 40 тонн риса, являвшегося не грузом, а пищевыми запасами пассажиров, и затем те же вышеупомянутые Джонатан Спайерс, лейтенант Самуэль Дэвис и врач Джон Прескотт учинили немыслимое насилие над неповинными пассажирами и уличены в убийстве тем или иным способом 750 человек китайцев, с применением яда, преступлениях, предусмотренных в статье 71 уложения о наказаниях в своде законов штата Калифорния.Одновременно предъявляю, от имени переселенческой компании «Виу-Локо-Цзинь», денежный иск в 9000 долларов, стоимость уплаченного капитану «Калифорнии» проезда эмигрантов, и еще 500 долларов, стоимость 40 тонн риса, выброшенного по его приказанию в море; еще требую уплаты 100000 долларов пени за протори и убытки.Подписано: Эзекиль Джое Свитмаус, адвокат».Достопочтенный Джон Хабакук Литльстон закончил свое чтение среди гробового молчания. Его милость судья Барнетт успел очинить целую груду карандашей; судья, изготовлявший маленькие жестяные гвоздички, продолжал работать своим ручным инструментом с регулярностью автомата, а знаменитый защитник, окончив сооружение своей маленькой ветряной мельницы, теперь принялся дуть на нее, чтобы привести в движение и тем позабавить своих клиентов. Казалось, что и обвинители и защитники — люди, совершенно неприкосновенные к делу. Сам Свитмаус, раздраженный этим упорным молчанием, не мог дать себе надлежащего отчета в поведении своего собрата; это делало его нервным и тревожным.Наконец председатель изрек спасительные слова, нарушившие томительное молчание:— Мистер Свитмаус, имеете вы еще что-нибудь прибавить к этому мемуару?— Абсолютно ничего, судья Барнетт. Самые факты столь просты, что я считаю излишним пояснения и ограничусь только просьбой к присяжным соблаговолить заняться разбором этого дела и, с вашего разрешения, произнести свой справедливый приговор!Наконец и судья Барнетт, и присяжные судьи стали удивляться угрюмому молчанию защитника, так что даже прекратили свои занятия.— Мистер Нойстонг, не находите ли вы нужным сделать какое-нибудь возражение или замечание прежде, чем присяжные удалятся для совещания? — спросил председатель.— Я уже имел честь заявить суду, — отвечал адвокат, — что решительно ничего не понимаю из этого маленького трагического романа, возникшего в воображении моего высокочтимого коллеги; и если он разрешит мне обратиться к нему с несколькими незначительными вопросами, то поймет, с какой непростительной необдуманностью он позволил себе обеспокоить стольких порядочных людей, начиная с вас, судья Барнетт, и оторвать их от их полезных занятий!— Я готов вам отвечать! — воскликнул Свитмаус вызывающим тоном.— Что вы так смотрите на меня, мистер Свитмаус, точно я один из убитых вашим воображением китайцев?!— Как, вы осмеливаетесь утверждать…— Я ничего не утверждаю, мистер Свитмаус. Вы являетесь обвинителем, вы должны и доказать, что ваше обвинение не голословно, представить суду доказательства либо в лице свидетелей, либо в виде подлинных документов, а мемуар ваш, смею сказать, не что иное, как вымысел, не имеющий никакого юридического значения!— Но эти факты известны всем; все газеты опубликовали отчет капитана Джонатана Спайерса своим арматорам, и всеобщее негодование населения Калифорнии было столь велико, что вашего клиента иначе и не называют, как Красный Капитан, или, иначе, Кровавый Капитан.— А у вас имеется этот самый отчет за собственноручной подписью моего клиента и признанный им?— Нет! Но тождественность этого отчета не подлежит никакому сомнению и не может быть отрицаема.— В самом деле? А с каких же это пор газетная статья стала считаться неопровержимым документом, на который можно ссылаться в суде?— Таким образом, ваш клиент отрицает факт, что автором этого отчета является он, и никто другой!— Вы не вправе требовать от капитана Джонатана Спайерса, чтобы он отрицал или признавал то или другое; и если вы вздумаете допрашивать его, то он не станет вам отвечать. Вы обвиняете его в целом ряде преступлений, представьте доказательства своих слов, и мы посмотрим, что нам тогда делать! А пока вызовите ваших свидетелей!— Но вам лучше меня известно, адвокат Нойстонг, что мы не могли разыскать ни одного из людей экипажа «Калифорния», и я готов поручиться, мой уважаемый собрат, что вы лучше всякого другого могли бы объяснить нам загадочное исчезновение всех этих людей и сказать нам, во сколько оно вам обошлось с человека!— Вы весьма ошибаетесь, высокочтимый Свитмаус; матросы с «Калифорнии», свободные от всяких обязательств по окончании плавания, поступили на другие суда, готовившиеся к отплытию, и ушли с ними, а мы не давали себе труда покупать их молчание, не имея в том никакой надобности.— Не станете же вы отрицать и вот эти официальные документы, снабженные подписями и печатью куанг-тонских властей и доказывающие, что 24 июля текущего года 750 человек китайцев было принято в качестве пассажиров на пароход «Калифорния»?— На это я прежде всего скажу, что если бы даже эти документы могли быть признаны на суде, то они доказали бы только, что 750 китайцев были посажены на пароход «Калифорния». Но вам оставалось бы еще доказать, что они были высажены в море, которое не было их местом назначения. Вы забываете, что куанг-тонские власти — китайцы и что, согласно нашим законам, ни один китаец не допускается ни в качестве обвинителя, ни в качестве свидетеля на суде на всем протяжении калифорнийской территории, из чего следует, что все эти ваши документы пригодны только для завертывания ваших съестных припасов, высокочтимый мистер Свитмаус!— Нойстонг! — воскликнул возмущенный до глубины души сан-францисский адвокат. — Те средства, к каким вы прибегаете, недостойны порядочного и честного человека!Нью-йоркский сенатор был сангвиник и не мог снести обиды; он весь побагровел и воскликнул:— Возьмите обратно ваши слова, не то я заставлю вас проглотить ваши зубы!Однако калифорнийский адвокат выхватил свой револьвер и, наведя его на своего противника, повторил еще раз:— Я повторяю, что выражения и приемы, примененные вами, недостойны порядочного и честного человека, и что вы не лучше тех негодяев, которых защищаете!Нойстонг, вне себя от бешенства, также выхватил револьвер, и дело угрожало окончиться трагической развязкой, когда Дарлинг, по знаку председателя, кинулся между ними и во имя закона потребовал, чтобы они вручили ему свое оружие.Закон — единственное, что признают и свято чтят все американцы, и достаточно слов «именем закона», чтобы заставить беспрекословно повиноваться как отдельных лиц, так и целую толпу.Кроме того, судья Барнетт приговорил обоих адвокатов к десяти долларам штрафа за неуважение к суду, после чего слушание дела продолжалось своим порядком.Совещание присяжных продолжалось недолго; спустя десять минут по уходе их в совещательную комнату они вернулись и вынесли Красному Капитану и его помощникам оправдательный приговор за недостатком доказательств их виновности. Приговор этот был встречен толпой, с одной стороны, громким «ура», с другой — не менее оглушительным свистом. Газеты в течение двух недель обсуждали со всех сторон решение, и некоторые из них дошли при этом до того, что заявляли, будто китайцы вовсе не люди, а род усовершенствованных автоматов, а «Evening Chronicle» («Вечерняя хроника») заявляла далее, что так как китайцы были отправлены по обычному товарному тарифу, применяемому к грузам и быкам, то Красный Капитан был вправе смотреть на них как на лишний груз и выкинуть их за борт наравне с тюками хлопка или всякого другого товара, от которого он в случае необходимости волен был избавиться.Когда судья Барнетт объявил заседание закрытым, то многочисленные сторонники капитана Джонатана Спайерса поспешили окружить его и собирались вынести на руках из зала суда и нести в триумфальном шествии по всем главным улицам города. Как это всегда бывает в подобных случаях, тотчас же организовалась контрманифестация, собиравшаяся также сопровождать капитана свистом, барабанным боем и хрюканьем. В редких случаях это не доходит до кровавой расправы. Но Красный Капитан был не таков; не дожидаясь никаких оваций, он решительным шагом, гордо подняв голову, вышел из здания суда и, войдя в ожидавший его экипаж, обратился к своим друзьям и сторонникам, благодаря их за содействие и сочувствие. «А что касается остальных, — добавил он, — то я готов доставить удовлетворение каждому желающему на револьверах, ружьях, шпагах, эспадронах или в национальном боксе, по желанию каждого». Эта удаль заставила замолчать даже самых недовольных оправданием капитана: никто не захотел померяться с отчаянным капитаном. Мистеры же Нойстонг и Свитмаус, выйдя из залы суда, пожали друг другу руки, как и подобает двум выдающимся адвокатам.Предоставив прославленному Нойстонгу мчаться на всех парах из Сан-Франциско в Нью-Йорк, а не менее прославленному Свитмаусу — украшать собою калифорнийский суд, мы займемся исключительно Красным Капитаном, с которым познакомили наших читателей при оригинальных обстоятельствах, составивших ему имя и известность. II Мечты Красного Капитана. — Эврика. — Отчаяние. — Мысли о самоубийстве. — Еще раз человек в маске. — Чек в девять миллионов. — № 333. По происхождению своему Джонатан Спайерс был уроженцем Нью-Йорка, отец его принадлежал к корпорации тех почтенных отравителей, которых в Америке называют баркинерами, а в Европе — трактирщиками, шинкарями или винными торговцами. Питейное заведение Спайерса помещалось в торговой части города и всегда бывало переполнено матросами, являвшимися сюда обменивать свои доллары и здравый рассудок на стаканчик виски, бренди, джина и тому подобных зелий. Здесь юный Джонатан с ранних лет вошел во вкус профессии моряка, и так как он от природы обладал умом беспокойным, пытливым и любознательным, то уже в двенадцать лет, поступив в учение на один из крупнейших судостроительных заводов в Нью-Йорке, всех удивлял своими необычайными способностями и своей смышленостью. А шестнадцатилетним мальчиком он был уже старшим рабочим в сборной мастерской и изобрел машину для подшивки судов, которая в сутки делала работу артели в сто человек. Но это изобретение его украл старший инженер мастерской, которому он имел неосторожность показать свои чертежи и планы. Протесты его остались без последствий, так как никто не хотел верить, чтобы простой рабочий без специального образования, шестнадцатилетний мальчуган, мог изобрести столь сложный механизм, а инженер утверждал, что Спайерс, по его указанию и заказу, исполнял для него чертежи, так как был превосходным рисовальщиком и чертежником, удостоившись первых наград за свои рисунки и чертежи на вечерних курсах, которые он посещал с величайшим усердием. Эта первая неудача в жизни вселила в душу юного Джонатана Спайерса глубокую ненависть к людям и желание отомстить им за себя.Его справедливые требования и протесты привели к тому, что его уволили с завода, а почтенный родитель также указал ему на дверь, считая претензии молодого человека неслыханными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78