— Пора выгодных сделок миновала! Помните ли вы времена, когда корабли доставляли сюда не сотни, а тысячи пленников?— Да! Как это было после Хиосской резни! — подхватил другой маклер. — Одним махом больше сорока тысяч рабов! Все трюмы были забиты ими!— Несомненно, — начал третий агент, который производил впечатление ловкого дельца. — Но избыток невольников ведет к избытку предложений, а избыток предложений — к снижению цены! Лучше уж привозить поменьше, да сбывать повыгоднее, — ведь как бы ни возрастали расходы, поборы не уменьшаются!— Вот, вот! Особенно в Берберии… Двенадцать процентов всей выручки в пользу паши, кади или правителя! Не считая одного процента на содержание мола и береговых батарей.— И еще один процент перекочевывает из наших карманов в карманы марабутов note 3 Note3
мусульманских священнослужителей

.— Поистине сплошное разорение — и для корсаров и для маклеров!Так беседовали между собой эти агенты, даже не сознававшие всей низости своей торговли. Они вечно жаловались на несправедливость! И обвинения несомненно продолжали бы сыпаться из их уст, если бы этому не положил конец удар колокола, возвестивший об открытии базара.Само собой разумеется, на торгах присутствовал кади. Его побуждал к этому не только долг представителя турецкого правительства, но и личный интерес. Расположившись на помосте, защищенном тентом, над которым развевался красный флаг с полумесяцем, он возлежал на больших подушках с истинно восточной ленью.Возле него находился аукционист, который, исполняя свои обязанности, не слишком надрывал горло! Отнюдь! На такого рода торгах маклеры не торопились набавлять цену. Более или менее оживленная борьба вокруг окончательной суммы происходила в сущности лишь в последние четверть часа.Первая цена в тысячу турецких лир была предложена одним из маклеров Смирны.— Тысяча турецких лир! — повторил аукционист и закрыл глаза, словно собираясь вздремнуть в ожидании следующей надбавки.В течение первого часа цена поднялась всего лишь с тысячи до двух тысяч турецких лир, то есть приблизительно до сорока семи тысяч франков на французские деньги. Маклеры присматривались друг к другу, знакомились, беседовали о посторонних вещах. Каждый заранее обдумал свою ставку. Они отважатся назвать свою наивысшую цену лишь в самые последние минуты, перед заключительным пушечным выстрелом…Однако появление нового конкурента вскоре изменило их планы и внесло неожиданный азарт в ход торгов.Около четырех часов на базаре Аркассы появились два человека. Откуда они прибыли? Вне всякого сомнения, из восточной части острова, судя по тому, откуда показалась арба, подвезшая их прямо к воротам батистана.Их приезд вызвал удивление и беспокойство. Очевидно, маклеры не ожидали, что появится лицо, с которым им придется соперничать.— Клянусь Аллахом! — воскликнул один из них. — Это сам Николай Старкос!— И его окаянный Скопело! — ответил другой. — А мы-то думали, что они провалились в преисподнюю!Пришельцев хорошо знали на базаре Аркассы. Уже не раз они заключали здесь крупные сделки, покупая невольников для африканских работорговцев. В деньгах у них недостатка не было, хотя никто не знал, откуда они их берут; но это было их дело. Что касается кади, то он мог лишь радоваться появлению таких опасных для маклеров конкурентов.Скопело, знатоку своего позорного ремесла, достаточно было одного взгляда, чтобы определить истинную стоимость партии невольников. Он ограничился тем, что сказал несколько слов на ухо Старкосу, который в ответ утвердительно кивнул головой.При всей своей наблюдательности помощник капитана «Каристы» не заметил того ужаса, какой вызвало появление Николая Старкоса у одной из пленниц.То была высокая пожилая женщина, сидевшая в отдаленном углу батистана. Она внезапно поднялась, точно ее толкнула неодолимая сила, сделала несколько шагов, и крик уже готов был сорваться с ее уст… Однако у нее хватило сил сдержаться. Затем, медленно отступив, она закуталась с ног до головы в жалкий плащ и вновь заняла свое место позади группы пленников, стараясь остаться незамеченной. Как видно, ей мало было спрятать лицо, она хотела всю себя скрыть от взглядов Николая Старкоса.Между тем, не заговаривая с капитаном «Каристы», маклеры не сводили с него глаз. Он же, казалось, вовсе не обращал на них внимания. Прибыл ли он затем, чтобы перебить у них эту партию невольников? Зная о связях Старкоса с пашами и беями берберийских государств, они с полным основанием могли этого опасаться.Мысль эта вскоре завладела всеми. Между тем аукционист поднялся и громким голосом повторил последнюю надбавку:— Две тысячи лир!— Две тысячи пятьсот, — сказал Скопело, который в таких случаях действовал от имени своего капитана.— Две тысячи пятьсот лир! — возгласил аукционист.И снова в отдельных группах маклеров, настороженно следивших друг за другом, начались оживленные разговоры.Прошло четверть часа. После Скопело никто не предложил новой надбавки. Старкос, равнодушный и высокомерный, прохаживался вокруг батистана. Ни у кого не оставалось сомнений, что в конце концов партия останется за ним, даже без серьезной борьбы.Тем временем маклер из Смирны, предварительно посовещавшись с двумя или тремя из своих собратьев, предложил новую надбавку — до двух тысяч семисот лир.— Две тысячи семьсот лир, — повторил аукционист.— Три тысячи!На сей раз это был голос самого Николая Старкоса.Что же случилось? Почему он лично вмешался в борьбу? Отчего в его голосе, всегда таком холодном, зазвучало сильное волнение, поразившее даже Скопело? Читатель это вскоре узнает.Несколькими минутами ранее Старкос, войдя внутрь ограды батистана, прогуливался между группами невольников. Старая женщина, заметив его приближение, еще плотнее закуталась в свой плащ. Он так и не смог ее разглядеть.Внезапно внимание Старкоса привлекли двое пленников, сидевших в стороне от других. Он остановился, словно ноги его приросли к земле.Перед ним возле рослого мужчины прямо на земле лежала измученная усталостью девушка.Заметив Николая Старкоса, мужчина резко выпрямился. Девушка тотчас же открыла глаза. Однако, увидев капитана «Каристы», она отшатнулась.— Хаджина! — вскричал Старкос.То была Хаджина Элизундо, которую Ксарис обнял, словно стараясь защитить от опасности.— Она! — повторил Старкос.Хаджина высвободилась из объятий Ксариса и взглянула прямо в лицо бывшему клиенту своего отца.Именно в эту минуту, даже не попытавшись узнать, каким образом наследница банкира Элизундо оказалась в числе невольников на рынке Аркассы, Николай Старкос изменившимся от волнения голосом назвал новую цену в три тысячи лир.— Три тысячи лир! — повторил аукционист.Было немногим больше половины пятого. Через двадцать пять минут прогремит пушечный выстрел, и партия рабов достанется тому, кто заплатит дороже.Посовещавшись друг с другом, маклеры собирались уже покинуть базар, твердо решив не предлагать более высокой цены. Казалось несомненным, что за отсутствием соперников капитан «Каристы» возьмет верх, как вдруг агент из Смирны вздумал в последний раз вмешаться в борьбу.— Три тысячи пятьсот лир! — воскликнул он.— Четыре тысячи! — тут же ответил Николай Старкос.Скопело, не заметивший Хаджины, не знал, чему приписать столь неумеренный пыл своего господина. С его точки зрения, сумма в четыре тысячи лир уже намного превышала стоимость партии. Он просто недоумевал, что могло побудить Николая Старкоса ринуться в столь безрассудное предприятие.Между тем за последним возгласом аукциониста наступило долгое молчание. Даже маклер из Смирны, по знаку своих товарищей, вышел из игры. То, что последнее слово останется за Старкосом, которому требовалось всего несколько минут, чтобы закрепить свою победу, более не вызывало сомнений.Ксарис это понял. Он еще крепче сжал Хаджину в своих объятиях. Ее отнимут у него только вместе с жизнью!В это мгновение в глубокой тишине прозвучал взволнованный голос, крикнувший аукционисту три слова:— Пять тысяч лир!Старкос обернулся.К воротам батистана только что подошла группа моряков. Впереди нее был офицер.— Анри д'Альбаре! — воскликнул Николай Старкос. — Анри д'Альбаре… Здесь… в Скарпанто!Чистая случайность привела командира «Сифанты» на рыночную площадь. Он даже не знал, что в тот день — то есть спустя сутки после его прибытия в Скарпанто — в столице острова будет происходить продажа невольников. Он не видел в гавани саколевы и поэтому, встретив в Аркассе Старкоса, был удивлен не меньше своего соперника.Николай Старкос со своей стороны не знал, что «Сифантой» командует Анри д'Альбаре, хотя ему и было известно, что корвет бросил якорь в Аркассе.Предоставляем читателю судить о чувствах, овладевших обоими противниками, когда они очутились лицом к лицу.Анри д'Альбаре неожиданно провозгласил новую надбавку, ибо он только что заметил среди невольников на батистане Хаджину и Ксариса, — Хаджину, которая с минуты на минуту могла оказаться во власти Николая Старкоса! И Хаджина услышала его голос, она узнала его и готова была броситься к нему, если бы ее не остановила стража.Одним-единственным жестом Анри д'Альбаре успокоил молодую девушку и возвратил ей уверенность. Несмотря на негодование, охватившее его перед лицом гнусного соперника, он не потерял присутствия духа. Он сумеет вырвать из рук Николая Старкоса этих невольников, сгрудившихся на базаре Аркассы, а вместе с ними и ту, кого он так долго искал и не надеялся больше увидеть. Да! Он сделает это, и если понадобится, даже ценою всего своего состояния.Во всяком случае, предстояла отчаянная борьба. Хотя Николай Старкос и не мог понять, каким образом Хаджина Элизундо оказалась в числе пленников, она по-прежнему оставалась в его глазах богатой наследницей корфиотского банкира. Не могли же ее миллионы исчезнуть вместе с нею! Они тотчас же появятся на свет, чтобы выкупить ее у того, чьей рабыней она станет. Таким образом, набавляя цену, он ничем не рисковал. И Николай Старкос решил продолжать торг с еще большим азартом, ибо ему приходилось бороться со своим соперником, мало того, со счастливым соперником!— Шесть тысяч лир! — крикнул он.— Семь тысяч! — ответил командир «Сифанты», даже не обернувшись к Старкосу.Кади мог только приветствовать оборот, который принимало дело. Он и не пытался скрывать перед лицом обоих конкурентов свое удовлетворение, проступавшее сквозь всю его восточную напыщенность.Этот алчный чиновник уже прикидывал, в какой сумме выразится его доля. Между тем Скопело начинал терять самообладание. Он узнал Анри д'Альбаре, а потом и Хаджину Элизундо. Если Николай Старкос, охваченный ненавистью, будет упорствовать, то сделка, поначалу еще сулившая какую-то выгоду, станет совершенно убыточной, в особенности если девушка лишилась своего состояния, как она лишилась свободы; а ведь это было вполне вероятно!Поэтому, отозвав Николая Старкоса в сторону, он раболепно попытался высказать ему несколько благоразумных соображений. Но советы Скопело были приняты так, что больше он их не рискнул давать. Теперь капитан «Каристы» сам называл аукционисту цифры, делая это тоном, оскорбительным для своего соперника.Легко понять, что маклеры, видя, как разгорается битва, остались, чтобы следить за всеми ее перипетиями. Толпа любопытных, наблюдавшая за этим сражением, где удары измерялись тысячами лир, выражала свой интерес шумными возгласами. Если большинство присутствующих знало капитана саколевы, то командир «Сифанты» не был никому знаком. Никто даже и не подозревал, с какой целью прибыл к берегам Скарпанто этот корвет, плававший под корфиотским флагом. Однако во время войны перевозкой невольников занималось столько кораблей всех наций, что нетрудно было заподозрить в этом и «Сифанту». Поэтому все полагали, что кому бы ни достались невольники — Анри д'Альбаре или Старкосу, — несчастных все равно ожидала рабская доля.Так или иначе, через пять минут этот вопрос должен был окончательно решиться.На последнюю надбавку, провозглашенную аукционистом, Старкос ответил словами:— Восемь тысяч лир!— Девять тысяч! — сказал Анри д'Альбаре.Наступило молчание. Командир «Сифанты», по-прежнему сохранявший хладнокровие, следил взглядом за Николаем Старкосом, который в бешенстве ходил взад и вперед, совершенно не обращая внимания на испуганного Скопело. Впрочем, никакие доводы не могли бы теперь умерить разыгравшиеся страсти.— Десять тысяч лир! — вскричал Старкос.— Одиннадцать тысяч! — ответил Анри д'Альбаре.— Двенадцать тысяч! — бросил Старкос, не задумываясь.Командир д'Альбаре ответил не сразу. Не то, что бы он колебался, но он заметил, как Скопело кинулся к Николаю Старкосу, видимо пытаясь уговорить его прекратить безумный торг, и это на мгновение отвлекло внимание капитана «Каристы».В то же время пожилая невольница, до сих пор упорно прятавшая свое лицо, выпрямилась, словно у нее возникло желание показаться Старкосу…В эту секунду над Аркасской крепостью вспыхнуло пламя, окутанное клубами белого дыма; но прежде чем звук выстрела донесся до батистана, звучный голос назвал новую сумму:— Тринадцать тысяч лир!Затем послышался выстрел, за которым последовали долго не смолкавшие возгласы «ура».Старкос оттолкнул Скопело с такой силой, что тот покатился по земле… Но было уже слишком поздно! Старкос больше не имел права торговаться! Хаджина Элизундо ускользнула от него, и, видимо, навсегда!— Идем! — глухим голосом бросил он Скопело.И можно было расслышать, как он пробормотал: «Это будет и надежнее и дешевле!»Оба взобрались на арбу и скрылись за поворотом дороги, ведущей в глубь острова.И вот уже Хаджина Элизундо, поддерживаемая Ксарисом, вышла за ограду батистана. Она кинулась в объятия Анри д'Альбаре, который говорил, прижимая ее к сердцу:— Хаджина! Хаджина! Я отдал бы все мое состояние, лишь бы выкупить вас…— Как я отдала мое, чтобы выкупить свое доброе имя! — ответила девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23