Коммерческое судно с острова Мориса, осуществлявшее торговлю камедью и слоновой костью, пришвартовалось в той части восточного побережья в первых числах июля, привезя и почту, которую туземец доставил миссионерам Колобенги. Таким образом, почта эта была более чем двухмесячной давности, ибо доставщик не менее четырех недель потратил на то, чтобы подняться вверх по Замбези.
Тотчас же по прибытии почтальона глава миссии передал полковнику Эвересту связку европейских газет. Члены экспедиции собрались в просторном помещении миссии, и полковник Эверест, развязав кипу газет, взял номер «Дейли ньюс» от тринадцатого мая 1854 года, чтобы прочесть его своим коллегам. Но едва он пробежал глазами заголовок первой статьи, как он внезапно изменился в лице, брови его поползли вверх, а газетный лист задрожал в руках. Через несколько секунд полковник Эверест сумел взять себя в руки и обрести свое обычное спокойствие.
Тут встал Джон Муррэй и, обратившись к полковнику Эвересту, спросил его:
— Что такое вы прочли в газете?
— Серьезные новости, господа, — ответил полковник Эверест, — очень серьезные новости, сейчас я вам их сообщу!
Полковник все еще держал в руке номер «Дейли ньюс». Коллеги, устремившие на него взоры, никак не могли понять его поведения. Они нетерпеливо ждали, когда он заговорит.
Полковник поднялся с места. К большому удивлению всех, а особенно того, к кому он направился, он подошел к Матвею Струксу.
— Прежде чем сообщить новости, содержащиеся в этой газете, господин Струкс, я хотел бы вам кое-что сказать.
— Я готов выслушать вас, — ответил русский астроном.
— До сих пор, господин Струкс, нас разделяло соперничество, больше личного, чем научного характера, и оно делало сложным наше сотрудничество в работе, которую мы предприняли ради общих интересов. Я думаю, такое состояние вещей следует приписать исключительно тому обстоятельству, что обоих нас поставили во главе этой экспедиции. Такое положение порождало постоянный антагонизм между нами. В любом предприятии, каковым бы оно ни было, нужно иметь лишь одного руководителя. Вы того же мнения?
Матвей Струкс кивнул головой в знак согласия.
— Господин Струкс, — продолжал полковник, — вследствие новых обстоятельств эта ситуация, тягостная для нас обоих, скоро изменится. Но прежде позвольте мне сказать вам, господин Струкс, что я питаю к вам глубочайшее уважение, которое вы несомненно заслуживаете, занимая высокое положение в научном мире. Так что прошу вас поверить, что я сожалею обо всем том, что произошло между нами.
Эти слова были произнесены полковником Эверестом с большим достоинством и даже с какой-то особой гордостью. Не чувствовалось никакого унижения в его добровольном признании, выраженном столь благородным образом. Но ни Матвей Струкс, ни его коллеги не могли понять, куда клонит полковник Эверест. Русский астроном был менее расположен забыть о своей личной неприязни, однако он преодолел свою антипатию и ответил в следующих выражениях:
Полковник, я, как и вы, думаю, что наше соперничество, источник которого я отнюдь не хочу искать, ни в коем случае не должно отразиться на той научной работе, которая нам поручена. Я также испытываю к вам уважение, которого заслуживают ваши таланты, и, насколько это будет от меня зависеть, сделаю так, что впредь мои личные обиды не будут мешать нашим отношениям. Но вы сказали о каком-то изменении в нашем общем положении. Я не понимаю...
— Сейчас вы все поймете, господин Струкс, — ответил полковник Эверест тоном, в котором послышались печальные нотки. — Но прежде дайте мне вашу руку.
— Вот она, — ответил Матвей Струкс, сумев преодолеть некоторое, едва заметное, колебание.
Два астронома пожали друг другу руки, не прибавив больше ни слова.
— Наконец-то! — воскликнул сэр Джон Муррэй. — Вот вы и друзья!
— Нет, сэр Джон! — ответил полковник Эверест, отпуская руку русского астронома. — Отныне мы — враги! Враги, разделенные целой пропастью! Враги, которые не должны больше встречаться друг с другом даже на почве науки!
Потом, обратившись к своим коллегам, он добавил:
— Господа, между Англией и Россией объявлена война. Вот английские, русские и французские газеты, которые говорят о ее объявлении!
Последние слова полковника Эвереста произвели эффект разорвавшейся бомбы. Англичане и русские, у которых на редкость развито чувство национального достоинства, все вдруг вскочили. Одних только слов «Объявлена война!» оказалось достаточно. Это уже больше не были товарищи, коллеги, ученые, объединившиеся для выполнения научной работы, это были враги, мерившие друг друга взглядами, — настолько овладевает душами людей вражда одной нации с другой! Каким-то инстинктивным движением европейцы отшатнулись друг от друга. Николай Паландер — и тот поддался общему настроению. Только Вильям Эмери и Михаил Цорн еще смотрели друг на друга скорее с грустью, чем с враждебностью, сожалея о том, что не успели пожать друг другу руки в последний раз перед тем, как полковник Эверест сделал свое сообщение.
Не было произнесено ни одного слова. Отдав друг другу поклоны, русские и англичане разошлись.
Так русские и английские астрономы узнали о начале войны 1854 года. Англичане в союзе с французами и турками сражались у Севастополя. Восточный вопрос решался пушечными выстрелами на Черном море.
Однако разделение экспедиции на две части не должно было прервать геодезические измерения. Это понимал каждый из ее членов, и в интересах своей страны хотел продолжить начатую операцию. Теперь измерения начнутся на двух разных меридианах. Матвей Струкс и полковник Эверест на специальной встрече обсудили все детали нового этапа работ. Судьбе было угодно, чтобы русские начали его на уже пройденном меридиане. Англичане же должны были выбрать другую дугу в шестидесяти — восьмидесяти милях западнее, которую они свяжут с первой серией вспомогательных треугольников; потом они продолжат свою триангуляцию до двадцатой параллели.
Все вопросы были согласованы между двумя учеными и, надо сказать, не вызвали никаких осложнений. Их личное соперничество померкло перед большим соперничеством наций. Матвей Струкс и полковник Эверест не обменялись ни единым резким словом и держались в рамках неукоснительной вежливости.
Что касается каравана, то его решили разделить на два отряда, каждый из которых будет иметь свое снаряжение. Тут судьба благоприятствовала русским в обладании самоходной баркой, которую никак невозможно было поделить. Шестеро английских матросов, составлявших половину экипажа судна «Королева и Царь», естественно, последовали за своим начальством, и если самоходная барка осталась в распоряжении русских, то брезентовая лодка, вполне пригодная для преодоления обычных водных потоков, явилась частью снаряжения англичан.
Мокум, очень привязавшийся к англичанам и особенно к сэру Джону, сохранил за собой руководство английским караваном. Во главе русского каравана поставили «форелопера», человека также очень опытного и сведущего. При этом повозки поделили согласно характеру продовольствия, которое они содержали. Таким образом пропитание обоих караванов и даже их комфорт были обеспечены. А вот туземцы, прежде составлявшие отряд, возглавляемый бравым охотником Мокумом, разделились на две группы не без труда, всем своим видом показывая, что это им не по нраву. Быть может, они были правы с точки зрения общей безопасности. Эти бушмены видели, что их уводят далеко от знакомых мест, от пастбищ и источников, которыми они привыкли пользоваться, в северные края, где кочуют враждебные им племена, и в этих условиях им не стоило бы распылять свои силы. Но, в конце концов, с помощью охотника и «форелопера» они согласились на раздел каравана на два отряда, которые, впрочем (и это был резон, более всего подействовавший на них), должны действовать на расстоянии относительно близком один от другого, в одном и том же районе.
Каждая сторона оставила себе свои инструменты, равно как и реестр, существовавший в двух экземплярах, куда до сих пор заносились цифровые результаты измерений.
Тридцать первого августа члены бывшей международной комиссии расстались. Англичане отправились первыми, с тем чтобы соединить с последним ориентиром свой новый меридиан. Они покинули Колобенг в восемь часов утра, поблагодарив преподобных отцов за гостеприимство. И если бы за несколько минут до отправления англичан один из этих миссионеров зашел в комнату Михаила Цорна, он увидел бы там Вильяма Эмери, пожимавшего руку своего некогда друга, а теперь врага — волею их величеств королевы и царя!
Глава XV
ЕЩЕ ОДИН ГРАДУС
Разделение произошло, и астрономы теперь несли гораздо большую нагрузку, но сами операции не должны были пострадать от этого. Трое англичан исполнились решимости соблюдать ту же точность, ту же тщательность при измерении нового меридиана, какой они придерживались до сих пор. Перепроверки будут делаться с тем же старанием. Конечно, они теперь будут не так быстро продвигаться вперед, но национальное самолюбие должно было помочь им при выполнении долгой и трудной задачи. Трое операторов оказались теперь перед необходимостью осуществлять работу за шестерых. А отсюда — необходимость всецело и ежечасно посвящать себя предприятию. По крайней мере, Вильяму Эмери придется оставить свои мечтания, а сэру Джону Муррэю — оставить ружье и мир диких зверей Южной Африки.
Незамедлительно была разработана новая программа, по которой каждому из трех астрономов отводилась часть работы. Сэр Джон и полковник взяли на себя зенитные измерения и геодезические работы. Вильям Эмери заменил Николая Паландера. Выбор ориентиров, расположения точек визирования решался сообща, и больше не приходилось опасаться, что какие-то разногласия вдруг возникнут между этими тремя учеными. Бравый Мокум оставался, как и прежде, охотником и проводником каравана.
Оставив Колобенг тридцать первого августа, караван полковника Эвереста направился к тому дольмену, который служил точкой визирования при последних наблюдениях. Ему пришлось снова пройти по сожженному пожаром лесу и подойти к возвышенности. Операции возобновились второго сентября, а шесть дней спустя, восьмого сентября, серия вспомогательных треугольников была закончена, и полковник Эверест, с согласия своих коллег, выбрал новую дугу меридиана, которую следовало рассчитать до двадцатой южной параллели. Новый меридиан находился на один градус западнее измеряемого ими ранее. Это был двадцать третий восточный меридиан по Гринвичу. Новые измерения англичан будут проходить не далее как в шестидесяти милях от русских, но этого расстояния было достаточно, чтобы их треугольники не пересекались, чтобы обе партии не встретились и чтобы выбор одной и той же точки визирования не стал поводом для спора между ними.
Местность, по которой весь сентябрь продвигались английские исследователи, была плодородной, холмистой и малонаселенной. Это благоприятствовало продвижению каравана вперед. Небо все время оставалось чистым, без хмари и облаков. Наблюдения выполнялись легко. Густые леса встречались мало, редкие заросли перемежались с лугами, над которыми там и сям виднелись возвышенности, удобные для установки точек визирования как днем, так и ночью, и для безотказной работы инструментов. В этом краю, щедро наделенном всеми дарами природы, цветы сильным ароматом привлекали к себе множество насекомых, особенно пчел, мало чем отличавшихся от европейских, которые откладывали в расщелинах скал или в дуплах деревьев белый мед, тягучий и восхитительный на вкус. Иногда ночью в окрестностях лагеря попадались крупные животные — жирафы, антилопы разных пород, некоторые хищные звери, гиены и носороги, а также слоны. Но сэр Джон не позволял себе отвлекаться. Теперь его рука манипулировала зрительной трубой астронома, а не карабином охотника, в то время как Мокум и несколько туземцев заботились о снабжении отряда провизией, и можно себе представить, как учащался пульс у «его милости» при звуке их выстрелов. От руки бушмена пали два или три больших степных буйвола, эти бечуанские «боколоколос», достигающие четырех метров от морды до хвоста и двух метров от копыт до холки, черная шкура которых отливала синевой. Эти страшные животные обладали короткими и сильными конечностями, маленькой головой, свирепыми глазами, а их грозный лоб венчался толстыми черными рогами. То было славное подспорье в виде свежатины, разнообразившее стол участников каравана.
Туземцы приготовили мясо таким образом, чтобы оно хранилось бесконечно долго — в виде «пеммикана», который зачастую употребляется северными индейцами. Европейцы с интересом наблюдали за этой кулинарной операцией, к которой отнеслись поначалу с некоторой брезгливостью. Мясо буйвола разрезали на тонкие ломтики и высушили на солнце, затем завернули в выдубленную кожу и отбивали цепом до тех пор, пока ломтики не распались на крошечные кусочки, превратившись в мясной порошок. Этот порошок заложили в кожаные мешки и хорошенько умяли там, а потом залили кипящим жиром того же животного. К жиру африканские повара добавляют растертый костный мозг и какие-то ягоды кустарника, которые, казалось бы, плохо сочетаются с мясом. Потом все это смешивают, растирают, толкут и охлаждают, пока не получают твердую как камень лепешку.
На этом приготовление заканчивалось. Мокум попросил астрономов отведать получившейся смеси. Европейцы уступили настояниям охотника, почитавшего свой «пеммикан» национальным блюдом. Первые куски показались англичанам неприятными, но скоро, привыкнув к вкусу этого африканского пудинга, они не преминули стать его большими любителями. Это было действительно очень сытное кушанье, как нельзя лучше отвечающее нуждам попавшего в незнакомый край каравана, которому может недоставать свежей провизии, — очень питательная пища, легко перевозимая, почти совершенно не подверженная порче, заключающая в малом объеме большое количество полезных веществ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27