К тому же в случае надобности за ним будут следить.
Покончив с этой короткой расправой, Робер презрительно отогнал от мыслей своих образ антипатичного попутчика и перенес свой рассеянный взор на юго-восточную сторону горизонта, где только что стоявшее облако обратилось в высокий и бесплодный остров, а еще южнее неясно выступали другие земли.
– Пожалуйста, господин профессор, скажите какой это остров? – спросил сзади него насмешливый голос.
Обернувшись, Робер очутился лицом к лицу с Рожером де Сортом. Чичероне улыбнулся, но сохранил молчание, так как не знал названия этого острова.
– Час от часу лучше! – вскрикнул Рожер с шутливым, но дружеским зубоскальством. – Мы, значит, забыли пробежать наш превосходный путеводитель. Хорошо еще, в самом деле, что я оказался менее нерадивым.
– Ба! – воскликнул Робер.
– Конечно. Остров, поднимающийся перед нами, есть остров Аллегранса, то есть Радости, господин профессор. Почему Радости? Может быть, потому, что не имеет обитателей. Необработанная, бесплодная, дикая, эта земля, в сущности, посещается только в пору сбора лакмусового лишайника, красильного растения, составляющего одно из богатств архипелага. Облако, которое вы видите к югу, указывает место, где находится большой остров Лансельте. Между Лансельте и Аллегрансой можно различить Грасиосу, другой необитаемый островок, отделенный от Лансельте узким каналом, Рио, а также Монте-Клару, скалу, часто являющуюся гибельной для мореплавателей.
– Большое спасибо, господин переводчик, – серьезно проговорил Робер, воспользовавшись моментом, когда Рожер остановился, запыхавшись.
Соотечественники рассмеялись.
– Правда, – продолжал Робер, – вот уже несколько дней, как я пренебрегаю своими обязанностями. Но зачем было заставлять меня терять время на экскурсию по Мадейре?
– Разве вы так дурно провели время, – возразил Рожер, показывая товарищу Алису и Долли, приближавшихся к ним, обнявшись.
Твердая походка миссис Линдсей обнаруживала, что здоровье ее восстановилось. Некоторая бледность и легкие синяки на лбу и на щеках оставались последними следами приключения, грозившего ей ужасной смертью. Робер и Рожер бросились навстречу американкам.
Алиса долго пожимала руку Робера, устремив на него взгляд более красноречивый, чем многословные благодарности.
– Вы, сударыня! – воскликнул Робер. – Уж не поступили ль вы неосторожно, так рано покинув каюту?
– Нисколько, – отвечала Алиса с улыбкой, – благодаря вам, спасшему меня с риском для собственной жизни во время нашего невольного путешествия – невольного для меня по крайней мере, – прибавила она, бросив ему взгляд еще более теплой благодарности.
– О, сударыня, что может быть более естественного? Мужчины гораздо менее хрупки, нежели женщины. Мужчины, вы понимаете…
В смущении, Робер запутался. Он чуть было не смолол глупость.
– Сударыня, – закончил он, – не будем больше говорить об этом. Я счастлив, что все так произошло, и даже не желал бы – ужасно эгоистичное слово, – чтобы всего этого не случилось. Наградой мне будет моя радость, и вы можете считать себя ничем не обязанной мне.
И с целью не допустить нового проявления чувствительности он поспешил отвести своих товарищей к борту, чтобы заставить их полюбоваться островами, все больше поднимавшимися над горизонтом.
– Видите, сударыни, мы приближаемся к концу нашего путешествия, – заговорил он. – Перед нами первый из Канарских островов – Аллегранса. Этот остров бесплодный, необработанный, и необитаемый, кроме времени сбора лакмусового лишайника, красильного растения, составляющего одно из богатств архипелага. Южнее виден остров Рио, отделенный проливом Монта-Клара от островка, тоже необитаемого, под названием Лансельте, и от Грасиосы, простой заброшенной скалы.
Робер не мог окончить своего фантастического описания. Смех Рожера оборвал его речь.
– Черт возьми, какая чепуха! – воскликнул офицер. – Мне надо еще немного проштудировать Канарские острова.
К десяти часам в пяти милях от Аллегрансы «Симью» почти прямо повернул на юг. Через час он проходил перед скалой Монта-Клара, когда колокол стал сзывать пассажиров к завтраку.
Еда становилась все более однообразной. Большинство пассажиров в свирепой безропотности своей, казалось, уже не обращали на это внимания. Но Алиса была несколько удивлена и в известный момент не могла даже удержаться от легкой гримасы.
– Это система компенсаций, сударыня, – смело крикнул Сондерс через стол. – Чем дольше путешествие, тем хуже стол.
Алиса улыбнулась, не отвечая. Что касается Томпсона, то он притворился, что не слышит своего противника, и ограничился тем, что в знак равнодушия щелкнул языком с довольным видом. Сам он был доволен своей кухней!
Когда взошли на палубу, пароход уже миновал островок Грасиоса и со все уменьшающейся скоростью следовал вдоль берегов Лансельте.
Для пояснения зрелища, представившегося глазам пассажиров, не должен ли был Робер Морган находиться на своем посту, выслушивать всякие вопросы, давать различные объяснения? Да, конечно, и, однако, чичероне «Симью» не было видно до самого вечера.
Впрочем, что мог бы он сообщить? Западный берег Лансельте однообразно разворачивается, обнаруживая необитаемость, которая становится монотонной, начиная с Азорских островов.
Сначала идет высокая скала, Риско-де Фамара, потом низкий берег покрывается вулканическим пеплом, откуда поднимается гряда черных конусов, достигающих наконец Плайа-Кемада (Сожженного пляжа), одно имя которого достаточно говорит о местности. Всюду запустение, мрачные утесы, и с ними сливаются грубые растения, одни лишь пускающие здесь корни. Ни единого сколько-нибудь значительного города на этом берегу, оживляемом лишь редкими бедными деревнями, названия которых имеет право не знать самый осведомленный чичероне.
Из двух коммерческих центров острова один – Теузе – находится внутри, другой же – Арресифе – на восточном берегу. В этих местах, подверженных северовосточным пассатным ветрам, приносящим с собой благодатную влажность, могла установиться известная жизнь, тогда как остальная часть острова, особенно же часть, вдоль которой теперь шел «Симью», превращена была сухим климатом в настоящую степь.
Вот все, что Робер Морган мог бы сказать, если бы знал и если бы находился тут. Так как ни того, ни другого не было, то туристам пришлось обойтись без чичероне, чего они, впрочем, как будто и не замечали. С тусклым взглядом и подавленным видом, они без всякого проявления любопытства смотрели, как бежит пароход, а с ним вместе и время. Только Хамильтон и Блокхед еще обладали отчасти своим обычным воинственным пылом.
Рожер после полудня, по обыкновению, находился в обществе американок; несколько раз последние выражали удивление по поводу отсутствия Робера, которое соотечественник его объяснял необходимостью изучать путеводитель.
И одному Богу известно, насколько необходимо было это изучение!
Разговор шел на эту тему, и если в ушах переводчика звенело, то не без основания. Долли находила его совсем в своем вкусе, а Рожер энергично оправдывал его.
– То, что он сделал для миссис Линдсей, – геройский поступок. Но Робер Морган из тех людей, которые просто и всегда исполняют то, что должно исполнить. Это – мужчина в истинном понимании этого слова.
Задумчиво слушала Алиса эти похвалы, устремив к горизонту взгляд тусклый, как мысли, волновавшие ее душу…
– Здравствуйте, Алиса! Рад видеть вас здоровой, – вдруг произнес человек, приближения которого трое поглощенных разговором не заметили.
Миссис Линдсей вздрогнула, но подавила свое чувство.
– Благодарю вас, Джек, – сказала она кротким голосом. – Здоровье мое превосходно.
– Для меня не может быть более приятной вести, – отвечал Джек, невольно издав вздох облегчения.
Первое столкновение, которого он так боялся, произошло наконец, и он вышел из него с честью. До сих пор его невестка по крайней мере ничего не знает.
Он настолько ободрился от этой уверенности, что настроение его, обыкновенно мрачное, оживилось. Вместо того чтобы держаться в стороне, он вмешался в разговор. Живительная вещь, он был почти весел.
Долли и Рожер, всегда жизнерадостные, вяло отвечали ему, между тем как Алиса словно ничего не слышала из того, что говорилось вокруг нее.
Часов около четырех пароход оставил позади себя остров Лансельте и пошел вдоль почти однообразного побережья Фортавентуры. Не будь здесь Бокаины, пролива в десять километров шириной, отделяющего оба острова, нельзя было бы и заметить перемены.
Робер упорно не показывался. Тщетно Рожер, заинтригованный его исчезновением, ходил в каюту, чтобы поднять своего приятеля. Господина профессора Моргана там не было.
Его видели только за обедом, который был так же плох, как и завтрак; затем он снова исчез, и Алиса, поднявшись на спардек, могла наблюдать, как с наступлением ночи осветился иллюминатор каюты ее неуловимого спасителя.
Весь вечер Робера не было видно.
– Он взбешен! – сказал, смеясь, Рожер, провожавший сестер.
Войдя в свою каюту, Алиса не улеглась спать с обычным спокойствием. Не раз она спохватывалась и видела себя сидящей и мечтающей, бессознательно прервавшей свой ночной туалет. Что-то переменилось, но она не могла сказать что именно. Необъяснимая тоска тяготила ее сердце.
В соседней комнате слышался шелест, свидетельствовавший, что Морган там и что он действительно работает. Но вот Алиса вздрогнула. Перелистывание прекратилось. Книга захлопнулась с сухим звуком, стул отодвинулся, и стук захлопнутой двери подсказал нескромно подслушивавшей, что Морган поднялся на палубу.
– Потому ли, что нас там нет? – невольно спрашивала себя Алиса.
Движением головы она отбросила эту мысль и решительно закончила свой туалет. Через пять минут, вытянувшись на койке, она пыталась заснуть.
Робер, после того как целый день провел взаперти, испытывая потребность в свежем воздухе, действительно вышел на палубу.
Светящийся среди ночи нактоуз привлек его. С первого взгляда он увидел, что они шли на юго-запад, и заключил отсюда, что «Симью» направляется к Большому Канарскому острову. От нечего делать он пошел на корму и сел в кресло рядом с каким-то курильщиком, которого даже не разглядел. С минуту взгляд его блуждал во мраке по невидимому морю, потом упал вниз, и вскоре он, держась за лоб рукой, забылся в глубоких думах.
– Ей-Богу, – произнес вдруг куривший, – вы очень мрачны сегодня вечером, господин профессор!
Робер вздрогнул и вскочил на ноги. Говоривший поднялся, и при свете фонарей Робер узнал своего соотечественника Рожера де Сорга с сердечно протянутой рукой и приветливой улыбкой.
– Правда, – сказал он. – Мне немного нездоровится.
– Нездоровы? – переспросил Рожер с интересом.
– Не совсем так. Скорей, утомлен, устал.
– Последствия вашего ныряния в тот день?
Робер сделал уклончивый жест.
– Но что это вздумали вы запереться на целый день? – продолжал допрос Рожер.
Робер повторил тот же жест, положительно годный для всякого ответа.
– Вы, несомненно, работали? – допрашивал офицер.
– Согласитесь, мне это необходимо! – ответил тот, улыбаясь.
– Но где, черт возьми, устроились вы, чтобы просматривать ваши хитрые книжонки? Я стучался к вам в дверь и не получал ответа.
– Вы, стало быть, приходили как раз когда я поднялся отдохнуть на палубу.
– Не с нами, однако? – сказал Рожер укоризненным тоном.
Робер хранил молчание.
– Не один я, – продолжал офицер, – удивлялся вашему исчезновению. Дамы тоже несколько раз выражали сожаление. Это отчасти по просьбе миссис Линд-сей я ходил в ваш форт, чтобы выгнать вас.
– Неужели это правда! – против своей воли воскликнул Робер.
– Послушайте, между нами, – дружески настаивал Рожер, – неужто ваше уединение вызвано любовью к труду?
– Никоим образом.
– В таком случае, – утверждал Рожер, – это заблуждение и вы не правы. Ваше отсутствие в самом деле испортило нам весь день. Мы были мрачны, в особенности миссис Линдсей.
– Какой вздор! – воскликнул Робер.
Замечание, сделанное Рожером без всякого намерения насчет недовольства миссис Линдсей, не представляло собой ничего необыкновенного. Поэтому он был крайне удивлен действием, произведенным этими простыми словами. Произнеся свое восклицание странным голосом, Робер тотчас же отвернулся. Он казался сконфуженным, лицо его одновременно выражало смущение и радость.
«А, вот оно!» – сказал себе Рожер. – Впрочем, – продолжал он после некоторого молчания, – может быть, я слишком далеко захожу, приписывая вашему отсутствию грустное настроение миссис Линдсей. Вообразите себе, что мы должны были после завтрака терпеть общество противного Джека Линдсея, прежде меньше расточавшего свои неприятные любезности. Против обыкновения, этот господин был сегодня в радостном расположении духа. Но его веселость еще тягостнее, чем его холодность, и нет ничего удивительного, если его присутствия достаточно было, чтобы нагнать тоску на миссис Линдсей.
Рожер посмотрел на Робера, который и не моргнул, затем продолжал:
– Бедняжка вынуждена была рассчитывать на свои собственные силы, чтобы выдержать этот нескончаемый приступ. Мы с мисс Долли малодушно покинули ее, забыв обо всем, даже о ее девере.
В этот раз Робер обвел взглядом соотечественника. Последний, впрочем, не заставил просить себя, чтобы сделать полное признание.
– Как находите вы мисс Долли? – спросил он приятеля, придвигая свое кресло одним толчком.
– Прелестной, – отвечал Робер искренне.
– Превосходно, – сказал Рожер. – Так вот, дорогой мой, я хочу, чтобы вы первый знали об этом. Эту прелестную девушку, как вы выразились, я люблю и рассчитываю жениться на ней по возвращении из путешествия.
Робер не казался особенно удивленным этой новостью.
– Я отчасти ожидал вашего признания, – заметил он, улыбаясь. – Правду говоря, ваша тайна сделалась на пароходе тайной Полишинеля. Однако позвольте задать вам один вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51