Матросы бросились к мачтам; их шаги эхом отдавались от деревянного палубного настила. Колонисты обменялись недоуменными взглядами, у некоторых на лицах появилось тревожное выражение. Неужели они решили, подумала девушка, что на корабль кто-то напал?
Затем до нее донесся звук, который невозможно было ни с чем перепутать, – скрип якорной цепи. Вскоре матросы затянули песню.
Корабль уходил из залива.
На нижней палубе раздался дружный вздох облегчения.
«Возможно, мы направляемся к другой части острова», – подумала Эриот.
Неожиданно она услышала отданную громовым голосом команду:
– Поднять паруса!..
Послышалось гулкое хлопанье парусов, похожее на отдаленные раскаты грома.
– Во имя Сефида, мы отплываем! – раздался чей-то взволнованный возглас.
– Они не могут заставить нас! – разгневанно выкрикнул кто-то еще. – Мы хотим сойти с этого чертова корабля!..
На секунду вновь воцарилось молчание, словно каждый думал о только что сказанных словах. Затем тишину нарушил возмущенный ропот. Постепенно он становился все громче и громче, а затем начали раздаваться громкие крики и протестующие возгласы. На верхней палубе снова поднялась суета; по всему кораблю забегали солдаты.
Постепенно недовольные крики стали тише, но полностью так и не смолкли.
Паруса наполнились ветром. Корабль слегка закачался и заскрипел. Протестующие вопли колонистов превратились в стон, который глухо разнесся над темной водой.
Мальвара и Гэлис наблюдали, как солдаты спускаются в трюм. Ропот недовольных колонистов продолжал отдаваться вибрацией палубы под ногами.
Полома проглотил застрявший в горле комок. Где-то глубоко внутри он ощутил страх, от которого ему стало дурно.
«Ну почему мне, как всегда, не хватает храбрости», – подумал Мальвара и что-то проворчал себе под нос. Впрочем, будь даже ее у него в избытке, что от этого изменилось бы?..
– Представляю, как вам было нелегко, – неожиданно произнесла Гэлис.
Полома внимательно посмотрел на нее. Он никак не мог попять, что за человек стратег Валера. В девушке было столько жизнелюбия, столько храбрости и уверенности в себе. По сравнению с ней сам Мальвара наверняка казался угрюмым, робким и беззащитным.
Глядя сейчас на Гэлис, вряд ли кто-то мог сказать, что внизу, под ее ногами, в трюме находятся несколько сотен возмущенных мужчин и женщин. Стратег выглядела так, словно совершала развлекательную морскую прогулку.
Из разговора с Мэддином и Кадберном Полома узнал, что эта женщина действительно участвовала в военных действиях на границе. Ему это казалось совершенно невероятным. В какой-то степени Гэлис Валера олицетворяла собой все таинственное, что было в Хамилайской империи, – непредсказуемость, властность и уверенность в своих силах на грани высокомерия.
– Что вы имеете в виду? – спросил Мальвара.
– Все то, что произошло после вашего изгнания. Подозреваю, что оказаться вдали от родины – весьма тяжелое испытание.
– Порой приходится делать совсем не то, что хочешь, – сдержанно ответил Полома, надеясь, что его собеседница не уловит нотки настороженности в его голосе.
Ах, если бы в присутствии подобных людей Мальвара мог говорить непринужденно, даже небрежно!.. Но почему же он нервничает в ее обществе? Или девушка так же влияет и на хамилайских мужчин? Однако она не настолько красива…
«Да, но зато умна, – напомнил себе Полома. – Еще как умна. Может, даже умнее меня самого».
Он невольно улыбнулся. Так кто же из них двоих более высокомерен?..
– Я хочу сказать, что выбора у меня нет, – произнес Мальвара, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я отдал себя на милость хамилайцев и, надо отдать им должное, они проявили ко мне милосердие.
Полома отметил по себя, что Гэлис смотрит на него не менее пристально, чем он не нее. Интересно, что же такого она увидела? Мальвара не питал никаких иллюзий относительно своей внешности и даже подозревал, что хамилайцы если и не испытывали к его темной, кофейного оттенка, коже неприязнь, то уж точно находили ее экзотической. Однако Гэлис, похоже, смотрит не столько на цвет кожи, сколько заглядывает в душу. И от этой мысли Поломе стало не по себе.
– Возможно, хамилайцы и милосердны, – сказала стратег, – но зато надменны, ограниченны и не хотят знать никого, кроме самих себя.
– То же самое можно сказать и про мой народ.
– И все-таки, – возразила девушка. Догадывалась ли она, что происходит у него в душе?
– Все-таки я просто передать не могу, как скучаю по дому. Гэлис и бывший префект прохаживались по шканцам – пространству между мачтами. Стратег прибыла на «Ханнема» якобы для того, чтобы поговорить о вторжении в Кидан, но Полома сразу понял, что на самом деле ее интересовал куда более широкий круг вопросов.
– Конечно же, я вас понимаю, – бесхитростно ответила девушка, растрогав Полому таким ответом. – И вы беспокоитесь о том, что случится, когда мы прибудем туда. Беспокоитесь о вашем народе и вашем городе.
– Безусловно. Мы – лишь мелкие рыбешки в море, кишащем хищниками.
– Кто знает. Возможно, в будущем все изменится, – задумчиво сказала Гэлис. – Вполне вероятно, что в один прекрасный день Кидан обретет реальное могущество, и тогда ему не страшны будут никакие хищники.
Полома остановился и хмуро посмотрел на девушку. – По-вашему, Кидан тоже станет хищником?
Стратег пожала плечами.
– Ну, не совсем хищником. Я однажды видела, как дикий вепрь напал на двух всадников, вооруженных копьями, и одолел их. Но ведь вепрь – не хищник… Я хочу, чтобы Кидан обладал именно такой мощью – спокойной, величавой и уверенной в себе.
– Вот тут-то мы с вами и расходимся во мнениях. Я не кочу, чтобы Кидан становился сильным. Я не верю, что сила – источник и гарант безопасности. По-моему, пусть лучше Кидан останется маленьким и неприметным государством.
Гэлис грустно улыбнулась и покачала головой.
– Увы, слишком поздно, префект Полома Мальвара. Вы опоздали на целых два года. – Она глубоко вздохнула. – Принц отдал приказ: еще до того момента, как флотилия достигнет Тюленьей Скалы, мы должны ознакомить вас с планом вторжения в Кидан.
– Кажется, я там был, – отстранено произнес Полома. – Во время моего первого путешествия через Бушующее море… Торговый корабль, на котором я плыл, сделал остановку на Тюленьей Скале, чтобы пополнить запасы продовольствия. Скажите, Гэлис, как долго нам туда плыть?
– Дней десять. Полома покачал головой.
– Понимаю, – сочувственно сказала Гэлис. – Плыть по морю всегда долго.
– Нет, – возразил Полома. – Как раз наоборот. Я ждал два года, чтобы вернуться на родину и освободить мой народ, но теперь мне хочется немного замедлить ход времени. Думаю, я бы с радостью отложил свое возвращение еще на пару лет.
Гэлис вопросительно посмотрела на него.
– Не уверена, что понимаю вас.
– Просто я боюсь, только и всего. – Полома постучал каблуком по палубе. – Боюсь человеческого груза, который мы везем. Боюсь ривальдийцев. Боюсь того, что увижу, когда вернусь в Кидан…
Он умолк.
– И боитесь хамилайцев? – спросила Гэлис.
– Больше всего, стратег Валера, я боюсь хамилайцев.
Мэддин с задумчивой улыбкой смотрел на корабли, на которых когда-то перевозили зерно.
Эти суда имели более низкую осадку, чем «Англаф», им были не страшны волны и течения, но, покачиваясь на волнах, они производили впечатление тяжелых и неповоротливых посудин. В отличие от них «Англаф» был маневренным и быстроходным. Он похож на стремительную борзую, в то время как эти неторопливые посудины – сущие коровы на льду, подумал принц с некоторой гордостью. Как все-таки он и его шхуна подходят друг другу по темпераменту. Зато медленные и устойчивые сухогрузы куда лучше соответствуют его намерениям… а заодно и его унылому состоянию духа.
Хотя флотилия вновь двинулась вперед, а Мэддин получил причитающуюся ему долю сочувствия и соболезнований, тоска вновь обрушилась на него подобно снежной лавине.
Принц намеренно не стал поднимать на своей шхуне все паруса – ему не хотелось догонять остальных. Правда, время от времени он с трудом подавлял искушение попросить капитана Авьера, чтобы тот отдал команду отклониться от взятого курса и уйти далеко-далеко в открытое море, подальше от горестных воспоминаний и возложенной на него императрицей ответственности, чтобы больше никогда-никогда не видеть землю. Океан велик, где-нибудь в его глубинах он сможет наконец-то утопить свое горе. Или хотя бы попытается сделать это.
Авьер что-то сказал, и Кадберну пришлось окликнуть своего господина.
– Простите, – сказал Мэддин, – Я не расслышал.
– Это хорошие корабли, ваше высочество, – произнес Авьер, кивая в сторону сухогрузов. – Пусть они не так уж быстроходны и красивы, но зато надежны и выносливы, как тягловые лошади.
Принц улыбнулся.
– Я так и подумал, – без малейшего намека на сарказм произнес он.
– Понимаю, вам нужно о многом поразмыслить, ваше высочество, – сказал Авьер. – Если позволите, я оставлю вас.
– Разумеется, капитан, – ответил Мэддин. – Возвращайтесь к своим обязанностям.
Когда Авьер отошел достаточно далеко, Кадберн сказал:
– У нас возникли кое-какие сомнения…
– Сомнения? А вот у меня уже давно нет никаких сомнений. У меня нет никаких сожалений. Сейчас же я делаю то, что делаю, потому что ничего другого мне не остается. Без Алвей… – На секунду принц умолк, а потом с трудом заставил себя продолжить: – Мне осталось завершить лишь одно дело.
– Месть. Вы хотите отомстить, – спокойно произнес Кадберн.
Мэддин кивнул.
– Ты считаешь, это неправильно? По-твоему, мне в первую очередь следует думать о колонии?
– То, что вы остались в живых, – это и есть месть. А посАе основания колонии в Кидане, когда Авьер отправит императрице ваше послание об убийстве леди Алвей, Лерена поймет, что Юнаре доверять нельзя.
Мэддин недовольно поджал губы.
– Не согласен. Я остался жив – и это все, что нужно Лерене. Она не осмелится устроить свару в семье из-за Алвей. Но ты прав, я расскажу Лерене о случившемся, и наша императрица найдет способ наказать сестру. Ее величество не может оставить без внимания вторую попытку покушения на мою жизнь.
– Вы думаете, план грамматиста окажется успешным?
– Да, – не задумываясь, ответил Мэддин. – При условии, что Полома будет правильно играть отведенную ему роль.
– Вы в нем не уверены?
– Почему же? Вполне, – ответил Мэддин. Кадберн промолчал.
– Ты думаешь о встрече Мальвары с Нетаргером, – произнес Мэддин.
– Да.
– Полагаю, ничего страшного в этом нет. Просто разговор, в который ты влез прежде, чем было сказано что-то важное. Полома действительно был искренне предан Алвей. Он бы не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть ее опасности, и теперь ни при каких обстоятельствах не станет оказывать содействие ее убийце. И вообще не будем забывать о том, что главное желание Мальвары – освобождение его родной страны. – Мэддин потер глаза. – А теперь, когда у Поломы появился помощник в лице Гэлис Валера, план грамматиста непременно сработает…
– Вижу, вы устали. Вам следует пойти в каюту и поспать.
– У меня слишком много дел, – вздохнул принц.
– Через два часа я вас разбужу.
Мэддин кивнул: он действительно слишком устал.
Кадберн проводил его до каюты, удостоверился, что дверь заперта, а затем вновь поднялся на палубу.
Внизу его охватывали приступы клаустрофобии. Казалось, что корабли были рассчитаны на низкорослых матросов, а не на высоких обитателей суши. Затем взгляд Избранного упал на плывущий неподалеку «Ханнема». На палубе Акскевлерен заметил две фигуры. Может, один из них – Полома?
Интересно, о чем он сейчас думает?
Оказывается, экспедиция держит путь к Новой Земле… Эриот узнала об этом из слухов, упорно ходивших среди колонистов. Одни говорили, что подобное невозможно; другие просто отказывались верить в то, что такое место вообще существует на белом свете. Но стоило Эриот услышать новость, как она сразу поняла: слухи верны.
Поначалу слова эти – «Новая Земля» – были чем-то призрачным. Страна, существующая только в воображении… Однако после разговора с Розаллой они обрели реальные очертания. Эриот мрачно улыбнулась, подумав, что пожилая женщина наверняка была бы счастлива, окажись все правдой.
Неожиданно девушка поймала себя на том, что она сама тоже очень рада, потому что держит путь к Новой Земле, прочь от Хамилая, прочь от прежней опостылевшей жизни.
Отлично, подумала Эриот и со свойственной ей практичностью решила, что было бы неплохо хоть на пару дней сойти на сушу. Она устала от пребывания в чреве огромного деревянного кита, где было темно и душно. Ей нужен воздух, но вряд ли солдаты позволят выйти даже на палубу. Эриот подумала, что, как и все остальные колонисты, она будет вынуждена провести остаток путешествия в трюме, и от этой мысли ее охватила паника. Нет, этого ей не пережить. Заточение в трюме равносильно смерти.
По ступеням спускались все новые и новые солдаты – в основном рядовые, но оказался среди них и один офицер, судя по шеврону на рукаве мундира. Они столпились внизу возле лестницы, словно опасаясь, что им придется второпях подниматься наверх. Офицер показался Эриот чересчур молодым – такому не то что солдат, детей нельзя доверить.
Он откашлялся, чтобы привлечь внимание, а затем заговорил на удивление начальственным тоном, какого Эриот от него никак не ожидала.
– У меня для вас сообщение от капитана корабля. Его голос услышали на всей палубе; колонисты стали придвигаться ближе к лестнице, но солдаты преградили людям дорогу, не пуская дальше.
– Уверен, что вы все поняли: мы плывем не на остров Каел, – произнес офицер.
Несколько колонистов попробовали было возмущаться, но остальные зашикали на них.
Офицер подождал, пока восстановится тишина.
– Как многие из вас уже догадались, в действительности наша экспедиция направляется к Новой Земле.
Эриот ожидала, что вновь раздадутся возмущенные крики, однако все стихли. Офицер вновь сделал паузу: или ожидал, что его перебьют, или для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58