– Ты хочешь сказать, что она… она замерзла? Льена кивнула.
– Ее сыновья были еще маленькими, и они потерялись в горах. Два года, до тех пор пока мы не нашли их и не привели в наши пещеры, они вынуждены были сами заботиться о себе. Такая жизнь сделала их жесткими и неумолимыми. Вот почему они не могут так просто простить твою… твою…
– Мою слабость?
– Да, не могу подобрать другого слова, – мягко согласилась она.
– А ты? – спросил Айвен. – Ты можешь простить мне эту слабость?
Льена посмотрела прямо на него, и в ее глазах отразился свет рождающегося утра.
– Для меня не стоит вопрос прощения, – осторожно начала она. – Когда я гляжу на тебя, я вижу потерянного человечка. Может быть, ты найдешь свой путь, а может, и нет. Как знать? Пока сама судьба не решит, ты можешь жить в наших пещерах и делить с нами пищу. И для тебя всегда найдется место рядом с огнем. Что же до моего кровного дитя, то с ней другое дело.
– Ты имеешь в виду Агри? Льена кивнула.
– Я не могу отдать ее тебе, пришелец. Во всяком случае, до тех пор, пока ты бродишь по миру без присмотра духа. Я должна сохранить ее для другого. Это еще одна причина, почему тебе придется трудно среди кланов. Я должна сразу предупредить тебя, что там найдется много охотников, которые пожелают завоевать ее.
– Пусть берут, если хотят, – угрюмо ответил Айвен.
– Твои слова и твое лицо говорят разные вещи, – сказала Льена с грустной улыбкой. – Послушайся совета своего сердца, останься здесь, пока нас не будет. Для тебя будет слишком болезненной встреча с кланами. Там будет слишком много соперников, и слишком много голосов поднимутся против тебя. Здесь, в одиночестве, с озером под боком, тебе будет спокойно. К тому же в это время может прилететь серебряная рыба с небес и забрать тебя отсюда.
Он чуть не купился на это. Подняв голову, он оглядел кромку леса, посеребренную восходящим солнцем. Конечно, с ним тут ничего не случится. Все выглядело таким красивым и мирным. Во всяком случае, до тех пор, пока он не опустил взгляд пониже, где в темных глубинах леса еще таилась ночь. Вот тогда он передумал. Еще днем, при свете, он мог бы выжить без единой живой души поблизости, но ночью – это совсем другое дело. Сидеть на этом островке, окруженном морем темноты! Нет, об этом не могло быть и речи. Уж лучше терпеть насмешки и презрение.
– Ну что? – спросила Льена. – Ты послушаешься меня?
Айвен покачал головой.
– Прости, но я умру, если останусь тут один. Я точно знаю.
– В душе ты будешь там не менее одинок, – напомнила она ему. – Агри не будет рядом с тобой. Она уже согласилась заглушить любовь в своем сердце, и не только потому, что я ее об этом попросила. Надо ведь еще подумать о ее нерожденных детях. Если мы хотим, чтобы они жили без страха, их отцом должен стать смелый охотник.
– Ну что ж, это полностью лишает меня шансов, – прокомментировал Айвен на английском и невесело рассмеялся.
– В этих словах лунная мудрость или лунная глупость? – спросила Льена.
– Это всего лишь правда, – сказал он твердо и поднялся, поскольку из пещеры уже вылезли Гунига и Ильха и направились к костру.
– Джали сегодня хорошо сделал свою работу, – протягивая руки к огню, сказала Ильха таким же пренебрежительным тоном, как и ее муж.
Гунига уже собиралась кивнуть в знак согласия, но в этот момент Льена повернулась к ним.
– Что за чушь вы несете? – сердито спросила она и продолжала бранить их, пока Айвен потихоньку не ушел с поляны.
В лесу у земли было все еще темно. При других обстоятельствах он бы обязательно вернулся, но, как в утро первой охоты, у него не было времени на раздумья. Вскоре после восхода весь клан двинется в путь, а ему еще надо было кое-что сделать. На тот случай, если корабль вернется во время их отсутствия, надо было оставить им что-то вроде послания, какой-то знак, что он и Джози застряли именно на этом участке времени.
И пока он пробирался через заросли, его все время мучил вопрос, в какой форме должно быть это послание. Это должно быть большое, но несложное сооружение. Например, деревянный крест, довольно распространенный знак. Хотя, насколько он знал, некоторые кресты насчитывали сотни лет.
Что же сделать?
Приблизившись к берегу, он, прежде всего, внимательно осмотрел полоску песка, светлым пятном выделявшуюся на фоне темной воды. Одно, по крайней мере, было ясно: знак надо оставлять именно здесь. Любой, кто будет приземляться, не сможет не заметить его. Оставалось только решить, что именно ставить. Самое простое решение – сделать надпись на песке, но ее смоет первый же дождь. Ему нужно что-то более устойчивое.
Решение пришло само собой, когда он, проходя поддеревом, отвел в сторону две ветки, заслонявшие ему дорогу. Он пощупал нежную кору веток. Да, это то, что ему нужно. Достав нож, который он обычно прятал, он нарезал несколько тонких веток, обрезал боковые отростки и вынес их на берег.
Он сгрузил их там, где песчаная полоса была наиболее широкой, и песок казался особенно белым. Разделив длинные ветки на короткие отрезки, он сложил из них три большие буквы: SOS. Это достаточно современный, но в то же время универсальный знак, который любой пилот поймет сразу.
Когда он закончил, яркие лучи солнца уже осветили берег. Времени оценивать результаты трудов не было, и он направился назад. Он только на секунду задержался на тропинке и оглянулся. Сквозь деревья он видел буквы. Довольно грубые, но читаемые, а это было главное. Он вдавил их достаточно глубоко, чтобы их не снесло ветром. Если повезет, то они продержатся несколько недель, а то и месяцев. Это лучше, чем сигнальный костер. Они будут маяком для тех, кто прилетит искать их из будущего.
Хотя, конечно, существование их с Джози будущего оставалось всего лишь предположением. Может быть, их влияние на древний мир не изменило весь ход истории человечества. Но если история уже поменялась, то почему не изменились они? Почему они не перестали существовать, если их собственное будущее исчезло?
Как всегда, эти вопросы оказались слишком сложными и каверзными, и ответить на них он не мог. Особенно в это утро, когда у него было много других, более насущных проблем. Например, не слишком ли долго он задержался у озера. День был уже в разгаре. И лучи солнца насквозь пронизывали листву. А Харно накануне объявил, что с рассветом весь клан уйдет.
Айвен притормозил, пытаясь расслышать звуки, доносившиеся из лагеря. Ничего не услышав, он побежал, обгоняя мчащееся вприпрыжку сердце. Может быть, он напрасно волнуется, подумал он, одолевая последний, самый крутой участок пути. Клан мог не дорожить им так, как Джози, но они бы никогда не бросили его, не собрались бы и не ушли, даже не позвав его.
Однако корабль поступил именно так! Его соотечественники бросили его здесь и бесцеремонно исчезли. Так почему же первобытные неандертальцы должны вести себя лучше? Люди, которые ему ничем не обязаны, для которых он был нежеланной обузой!
Он догадался, что ждет его впереди, еще до того, как ворвался на поляну и рухнул в пыль: центральный костер был засыпан землей, вход в пещеры закрыт ветками, поляна была пуста.

17

Первые минуты были самыми ужасными. Почти такими, как те, когда их бросил корабль. Как и тогда, Айвен испытывал смешанное чувство недоверия и ужаса.
Как люди могут так с ним поступать? Поверить трудно, что кто-то – а эти люди в особенности – могут быть такими жестокими и безразличными. Дело в том, что от неандертальцев он в глубине души ждал большего: больше заботы, больше сострадания, больше гуманности. В основном гуманности, какими бы грубыми и дикими они ни казались, и как бы сильно он их ни разочаровал. Разве Агри не дала ему ясно понять, что его опала не изменила ее отношения к нему? Разве Льена не уверяла его сегодня утром, что он может по-прежнему рассчитывать на защиту клана?
Ты можешь жить в наших пещерах и делить с нами пищу, сказала она. И для тебя всегда найдется место рядом с огнем.
И ведь он поверил ей. А они, несмотря на это, так обошлись с ним! Потихоньку собрали пожитки, забрали детей и ушли.
Он всхлипнул и уже было заплакал, но вдруг понял, что что-то здесь не так. Закрытый вход в пещеру, например. Если Харно действительно намеревался оставить его здесь, зачем так баррикадировать пещеру? То же самое с центральным костром. Зачем было забрасывать его землей? Это было необходимо только в том случае, если не оставалось никого, кто бы за ним присмотрел и не дал разгореться пожару.
Насторожившись, он сразу заметил еще кое-что: кожаный мешок, сложенный в тени у пещеры. К мешку был приделан каркас из веток, чтобы было легче нести, а внутри, когда он открыл его, он обнаружил свою теплую накидку.
Впервые с того момента, как он вернулся с озера, Айвен облегченно вздохнул. Клан не бросил его, как он того боялся. В отличие от его соотечественников они не сочли его бесполезной вещью, которую можно бросить. Они просто вышли с рассветом, как и собирались, и оставили его мешок в знак того, что он должен догонять. Учитывая, как легко они ориентировались в лесу, им могло не прийти в голову, что он почувствует себя покинутым. Любой взрослый, в конце концов, налегке мог догнать целый клан, который шел с детьми.
Радостно надев на плечи мешок, он огляделся, уверенный, что они должны были оставить ему еще какие-нибудь знаки. Как, например, вон та свежесрезанная ветка, указывающая, в каком направлении идти. Поправив мешок, Айвен пустился в погоню.
За полчаса он нашел еще несколько засечек топора на деревьях, что говорило ему об одном: в глазах клана он мог быть джали, деной тарун, но он все же оставался одним из них. Несмотря на его необычную внешность (а он давно понял, что с точки зрения неандертальцев он был далеко не красавец), несмотря на его неприспособленность к жизни, они оставили для него место. Место на самой нижней ступени, это надо признать, но, тем не менее, оно было. И впервые с момента прибытия Айвен почувствовал настоящую благодарность к этим людям, принявшим его.
Ему больше не было дела до презрительного отношения молодых охотников и их жен, и когда он заметил Арика сквозь просвет между деревьев, он поприветствовал его, как брата.
– Джали снова с нами, – крикнул тот кому-то впереди и потряс одним из двух копей, которые он нес. Потом повернулся к Айвену. – Что тебя так задержало? Тебе было страшно идти одному по залитому солнцем лесу?
– Да, я чувствовал себя, как ребенок, потерявшийся в снегах, – ответил Айвен с умыслом и заметил, как побагровел шрам на лице Арика.
– Что ты можешь знать о заснеженных землях, лунатик? – спросил он, и в глазах его появился тот же страх, что и в день охоты. – Это совсем не то, что жить здесь, на земле вокруг озера, где только леопард застит свет. Там правят мамонты и медведи – и ночью, и днем. Идти туда – это значит постоянно быть дичью, на которую охотятся.
– Это у тебя оттуда? – робко спросил Айвен, указывая на изуродованное шрамами лицо.
Арик пожал плечами.
– Это был медведь, – сказал он и подтолкнул Айвена на узкую тропку впереди себя.
– Как же ты выжил?
– Мне повезло. Медведь принял меня за мертвого и вернулся к своей добыче. Но он оставил мне это, – усмехнувшись, добавил он и показал кусок медвежьего когтя, подвешенного на веревке на шею. – Льена говорит, что, пока я ношу этот коготь, мне можно не бояться большого медведя.
– Ты хочешь сказать, что смог бы снова сразиться с медведем, если бы пришлось?
Голос Арика стал серьезным.
– Мы все должны делать то, что нужно, пришелец. Даже ты, когда придет время.
Айвен повернулся и пошел по тропе.
– И когда это время настанет, как ты думаешь?
– Я всего лишь охотник. Этого я не могу тебе сказать. Наши судьбы в распоряжении духа птицы. Когда она говорит, надо слушать – это все, что я знаю. А теперь прибереги дыхание для предстоящего подъема.
Арик замолчал, и Айвен слышал только легкий шорох его босых ног позади себя. Немного впереди по тропе Айвен заметил его жену, Гунигу, и их дочку, спокойно спавшую у нее в мешке. Когда тропа шла прямо, не петляя, он видел и других клановцев, растянувшихся в длинную колонну. У всех за спиной были такие же, как у него, мешки, а мужчины несли еще топоры и копья.
Ближе к полудню они расположились на короткий отдых на поляне, по которой протекал ручей. К тому времени роскошный лес низовий сменился более густыми порослями. Деревья были не такие высокие и гораздо более ветвистые, их стволы и ветви не были увиты лианами. Здесь гораздо больше света проникало до самой земли, густо заросшей папоротниками, а в листве чирикали всего несколько пташек – их звонкое пение сменилось неумолкаемым стрекотом цикад.
Когда все сняли свои заплечные мешки и растянулись на траве, Джози подошла к Айвену.
– Ты долго нас догонял, – заметила она, усаживаясь рядом с ним и не выпуская копье из рук. – Что ты там делал? Опять корабль высматривал?
– Не совсем. Я оставил им послание у озера, только и всего.
Джози изумленно приподняла брови и чуть улыбнулась.
– Какое же послание?
– SOS. На случай, если корабль прилетит, пока нас нет.
– Ты все еще надеешься. – Сейчас она почти смеялась над ним.
– Мне приходится.
– Почему?
– Потому что я хочу вернуться в свою прежнюю жизнь, как и ты.
– Нет, не так, как я, – поправила она его. – Ты же знаешь, я оставила мысли о корабле. Желать чего-то еще не значит, что это произойдет.
– А я еще не оставил.
Джози щелкнула языком, чем напомнила других охотников.
– Может быть, в этом-то и разница между нами – поэтому я стала охотником, а ты все еще прихлебатель.
– Ну и что же мне делать? – нетерпеливо спросил Айвен. – Забыть, откуда я родом?
Джози задумчиво посмотрела на стаю птиц, пролетавших над ними.
– Может, и так. Эти воспоминания делают все еще хуже, чем сейчас.
– Хорошо, допустим, я забуду, – сказал Айвен. – Что дальше?
– И тогда все надежды ты будешь возлагать на это. – Джози погладила древко копья. – Здесь понимают только этот язык.
– Я не понимаю.
– Ну, как я и сказала, – пробормотала Джози, вставая, – может быть, поэтому ты все еще прихлебатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29