Будь фургон загружен потяжелее, было бы проще управляться и с ним, и с обезумевшими конями. С пустым же…
Серые мчались во весь опор. Ки видела перед собой только дорогу и их мокрые серые спины. Они сами загонят себя до смерти. Если только один из них не поскользнется и не сломает ногу…
Лес начал редеть. Несущийся фургон миновал две небольшие фермы, выстроенные на просеках, сам же большак сделался заметно шире, и было заметно, что здесь по нему ездили достаточно часто. Ки и сопровождавший ее разрушительный шторм ворвались в какие-то пахотные угодья. Ки видела, как сражавшиеся ветры мимоходом опустошали поля. Буря пожинала хлеба; чудовищный град убивал скотину, застигнутую на выгоне. Ни люди, ни дины не смели высунуться за дверь. Видимо, все чувствовали, что ураган был особенный. Ки очень сомневалась, что хоть кто-нибудь видел ее фургон или слышал, как громыхали колеса. Все звуки заглушали раскаты грома, почти непрерывно сотрясавшие небо и землю.
Безумная скачка между тем замедлялась. Пена клочьями повисала на ремнях сбруи и текла по бокам тяжеловозов. Даже сквозь рев бури Ки слышала, как отдувались несчастные кони. У Ки разрывалось сердце от жалости. Они будут скакать, пока не упадут замертво, – и ради чего?
Она была бессильна их спасти…
Тут Ки ощутила, что Дреш обозревает происходящее, пользуясь ее зрением. Каким образом она это поняла, Ки не взялась бы объяснить. Однако она вполне явственно чувствовала, что чародей близок к изнеможению и старается воспользоваться ее жизненной силой. Ки пришла было в ярость от такого самоуправства, но ярость быстро утихла, ибо была бесполезна, а стало быть, и бессмысленна. Он поступал с нею так же, как она – со своими конями. Некоторое время она гадала, зачем ему понадобилось еще и ее зрение, но потом ее руки налились неожиданной силой и в который уже раз задвигались сами собой. Ки обнаружила, что встает и что есть мочи натягивает вожжи, придерживая серых. Когда, наконец, ей (или Дрешу?) удалось заставить их свернуть на изрытый заброшенный проселок, пена возле удил была уже розовой. Ки сейчас же сообразила, что дорога должна была привести их прямиком в Карн-Холл. Место назначения груза оказалось ближе, чем она себе представляла.
Битва ветров разгорелась с удвоенной яростью. Ледяной вихрь дважды прорывал оборону, причем один раз – с такой силой, что Ки швырнуло спиной о дверцу кабинки. Око бури истаивало, съеживаясь на глазах. Серые уже чувствовали ледяное дыхание, касавшееся их морд. По пустой грузовой платформе гулко барабанил град. Ки чувствовала, что у Дреша совсем не остается сил… Что же их ждет? Ки предпочитала об этом не думать.
Но вот изрытый проселок в очередной раз повернул, и впереди замаячил Карн-Холл. Он показался Ки сломанным зубом, торчащим из обомшелого черепа. Каменная кладка, когда-то белая, позеленела от времени, плесени и небрежения. Наверху главной башни понемногу рушились изгрызенные временем подоконники. Двор сплошь зарос травой и кустами, а возле стен ютились деревья. Ни одна ветка на них, впрочем, не шевелилась. Порывы ветра их не достигали. Упряжка влетела в магический круг, защищавший Карн-Холл ото всех внешних воздействий, словно в омут спокойной воды. Буря, неотступно гнавшаяся за фургоном, осталась, наконец, позади. Собравшись с силами, Ки остановила измученных тяжеловозов, благо у них уже не было ни сил, ни желания сопротивляться ее воле. Они трусили какое-то время, все медленнее, и, наконец, замерли, опустив головы. Было видно, как дрожат у них колени. Ки выронила из стертых, натруженных рук насквозь мокрые вожжи. Ее трясло не меньше, чем загнанную до полусмерти упряжку. Согнувшись вдвое, она опустила всклокоченную голову на колени. Ее обнимала тишина, благословенная тишина. Внутрь волшебного круга не проникал даже рев ветров, по-прежнему сражавшихся снаружи.
Когда, наконец, Ки подняла голову и посмотрела кругом, она увидела, как удаляется, понемногу стихая, упустивший добычу шторм. Деревья Карн-Холла по-прежнему высились во всей своей осенней красе, но за пределами Дрешевой сферы влияния немало гордых исполинов превратилось в жалких калек. Последние листья опадали наземь, как слезы. Ки померещилось, будто ее лица на миг коснулось знакомое благоухание. Но, прежде чем она успела что-либо сообразить, все исчезло.
Ки спустилась на землю, с трудом заставив двигаться непослушное тело. Негнущиеся пальцы едва справлялись с залубеневшими пряжками. Кожа ремней была горячей и мокрой, металл – скользким от пены. Ки расстегивала сбрую и попросту роняла ее наземь. Несчастные серые стояли безучастно, не двигаясь с места.
Потом Ки расслышала изнутри фургона глухие удары. Она проковыляла туда, кое-как взобралась на сиденье и растворила дверцу кабинки. Оказывается, это тело молотило в дверь каменными окончаниями рук. Голова Дреша валялась на полу, скатившись туда с постели во время бешеной скачки. Из одной ноздри протянулась тонкая ниточка крови. Лицо было серое, глаза ввалились и потускнели.
– Скажи тем, в доме, чтобы забрали меня, – прошептал он. И попытался облизать кончиком языка пересохшие губы. Ки заметила на полу кабинки отколовшийся кусочек каменного основания.
– Мы здесь, господин!.. – раздался сзади знакомый голос. Глазки-Бусинки!.. Ки слишком выдохлась, чтобы вздрогнуть от неожиданности. Она только посторонилась, пропуская старуху вовнутрь. И неуклюже соскочила наземь с подножки. К замученным коням уже спешили конюхи с сухими чистыми тряпками. Ки открыла было рот, чтобы предупредить – к норовистому Сигурду мало кто, кроме нее, мог подойти безнаказанно, – однако злой конь стоял смирно, не думая противиться заботливым рукам слуг.
– Вот уж воистину чудеса так чудеса, – пробормотала Ки себе под нос. Дверь дома была приоткрыта. Ки подошла к порогу и оглянулась на свой фургон. Там уже копошились неведомо откуда взявшиеся слуги; они как раз доставали из кабинки своего расчлененного господина, а Глазки-Бусинки строго за ними надзирала. В обычное время Ки пришла бы в неописуемую ярость при виде каких-то чужаков, роющихся в ее фургоне, как в своем кармане. Теперь она чувствовала лишь облегчение.
Сквозь приоткрытую дверь был виден большой камин, в котором горело жаркое, такое гостеприимное пламя. Ки вступила в прохладную полутьму прихожей, а потом, сквозь еще одну дверь, – в уютный и теплый чертог. Там обнаружился низкий стол, сплошь заставленный едой и питьем, а вокруг лежали мягкие подушки и роскошные, прихотливо окрашенные шкуры. Ки почувствовала, что эта благодать притягивает ее, как свеча притягивает мотылька. Она без сил опустилась на подушки и налила себе вина в бокал, вырезанный из цельного куска хрусталя. От первого же глотка по телу разбежалось чудесное тепло. Сколько времени минуло с тех пор, как она последний раз спала?.. Ки решила на минуточку закрыть глаза и опустила голову на подушку…
– …так и дрыхнет прямо здесь, господин, точно грязная шавка, посреди лучших покоев! Со вчерашнего вечера!.. Она вела себя, господин, прямо как…
Ответ прозвучал невнятно, и Ки его не расслышала. Открыв глаза, она приподняла отяжелевшую голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезают за углом обширные черные юбки. Дреш стоял в дверях. Он показался ей необычно высоким… ну да, ведь его голова снова была там, где ей и полагалось находиться. Насмешливо улыбнувшись Ки, он поднял руки, слегка потер запястья, пошевелил пальцами и сказал:
– Все в порядке, все действует!
– Вижу, – отозвалась Ки. Приподнявшись, она села и попыталась собраться с мыслями. – Как там моя упряжка?..
Дреш слегка нахмурился, как если бы забота о ничтожных четвероногих каким-то образом не соответствовала торжественности момента. Все-таки он ответил:
– Они отдыхают и набираются сил не с меньшими удобствами, чем ты. Нет, нет, не бойся, они не пострадали. Я весьма сожалею, что пришлось заставить их скакать так долго и так быстро. Но, уверяю тебя, на их здоровье это никоим образом не отразится.
– Я так и подозревала, что за их необыкновенную резвость следовало благодарить в основном тебя, – сказала Ки. – Что же до их здоровья… – Тут она запоздало вспомнила о хороших манерах и убавила тон: – Большое спасибо за гостеприимство, оказанное моей упряжке и мне.
– Большое пожалуйста. Ну так как, я был прав?
– Насчет чего?..
– Насчет того, что я недурен собой и хорошо сложен. В собранном виде, я имею в виду.
Он говорил доверительным тоном. И заразительно улыбался, – теперь, когда его голова сидела на отведенном ей месте, улыбка определенно его красила. Ки неожиданно осознала, что он на самом деле был куда как хорош. Кожаная, расшитая золотыми узорами безрукавка выгодно подчеркивала гладкую оливково-смуглую кожу его рук. Дрешу не было нужды, как другим мужчинам, втискиваться в корсет или втягивать брюхо – живот у него и так был мускулистый и плоский. Сильные плечи, узкие бедра…
– Не хуже многих моих знакомых, – Ки постаралась выговорить это небрежно.
– Весьма польщен! – ответствовал он невозмутимо. Легким шагом пересек комнату и уселся рядом с Ки на подушки. Он облокотился на низенький стол, и его серые глаза вплотную придвинулись к ее зеленым. – Там, наверху, – сказал он, – есть уютная маленькая комнатка, а посередине ее стоит лохань горячей воды. Еще там весьма богатый выбор ароматических масел для притирания, а также два сундука нежнейших одежд всех мыслимых цветов, обшитых керугийскими кружевами. Вымойся, переоденься, а потом спустишься сюда, и пообедаем вместе.
Ки завороженно следила за тем, как, говоря, он откусывал мелкими ровными зубами от полоски сыра, взятого с блюдечка на столе. Горячая ванна!.. Какое искушение. Ки выспалась, но усталость еще не до конца покинула ее тело. Горячая вода поистине исцелила бы и утешила все ее синяки и перетруженные мышцы. Да уж, после всех трудов и неприятностей нескольких минувших дней (сколько времени на самом деле минуло? неужели всего лишь несколько дней?..) она более чем заслужила немного блаженства…
– Я бы с радостью, Дреш, но у меня назначена встреча, – запоздало спохватилась она. – Я должна кое с кем свидеться. В Обманной Гавани. Завтра или послезавтра…
– А пускай он подождет, – предложил Дреш. – Тем более что ты и так уже опоздала. Что? Ты действительно не представляешь, сколько времени заняла наша маленькая прогулка?.. Я полагаю, твой Вандиен не далее как сегодня вечером будет бродить по уши в воде, разыскивая свой сундук. У меня, откровенно говоря, нет ни малейшей надежды, что у него хоть что-то получится. Когда-то это было даже забавно… впрочем, как знать, вдруг…
Ки привстала с подушек. Ее замутило от страха.
– Каким образом ты замешан во всем этом деле с Вандиеном и Обманной Гаванью?..
– Я? – Дреш самодовольно заулыбался. – Ну как же, а кто, по-твоему, ненавязчиво направил к нему Зролан? Кто, кроме старины Дреша, мог шепнуть ей на ушко, на какую приманку он скорее всего клюнет? Да мне было один раз на него посмотреть, чтобы понять: этот парень все на свете отдаст, только чтобы избавиться от уродливого шрама на роже. То есть ясно, как дважды два, но сама она нипочем бы не догадалась… – Ки молчала, глядя на него во все глаза, и Дреш усмехнулся, очень довольный, что сумел потрясти ее до глубины души. – Ага, вижу, что и ты нипочем бы не догадалась. Боги, что за слепота!.. Ну неужели ни разу не видела, как он сидит, держа руку вот так?..
И Дреш принял позу, которую Ки мгновенно узнала. Вандиен часто сидел именно так, уткнув большой палец в угол челюсти, а указательный вытянув вдоль носа до середины лба и держа сомкнутый кулак возле рта. Так он сидел, когда приходилось напряженно размышлять или просто наваливалась усталость; другие люди в подобных случаях подпирали подбородок кулаками. Ки как-то не приходило в голову, что его рука при этом еще и закрывала большую часть шрама. Теперь она поняла все. И не смогла вынести хитрой улыбочки, с которой Дреш дразнил ее этим жестом.
– Прекрати! – зарычала она.
Дреш откинулся на подушки и захохотал:
– Лично мне все было до боли в глазах ясно с первого же взгляда. Я засек его тотчас, как только он явился в Дайял, и сразу понял, что скоро подоспеешь и ты. Я ведь, как бы это выразиться, до некоторой степени споспешествовал твоему появлению в этом городе. Ты спросишь, зачем? Видишь ли, некий друг рекомендовал тебя мне, отзываясь в превосходных степенях о твоем благоразумии. Он называл тебя истинным воплощением честности. Он упоминал о некоей запечатанной книге, которую ты доставила ему несколько лет назад при очень даже непростых обстоятельствах. Ну, а дальше все было просто. Кое-кто кое-кому был кое-что должен, и в результате возчица Ки отправилась в Дайял с грузом бобов. Оставалось только отделаться от Вандиена. Он, видишь ли, в Моем уравнении играл роль неизвестного фактора. Мог ли я с подобным смириться? Вдруг окажется вором или еще чем похуже. Вот я и придумал ему занятие на стороне, а заодно устроил так, чтобы тебя весьма заинтересовало непомерное вознаграждение за относительно нетрудную перевозку. Видишь ли, Ки, половина, если не больше, моего волшебного искусства состоит в том, чтобы направлять поступки людей в соответствии с моими потребностями и пожеланиями и чтобы они при этом всю дорогу верили, что сами делают выбор и сами принимают решения. Ну и, пока мы с тобой развлекались путешествиями по иным мирам, Вандиен направил свои стопы в Обманную Гавань, влекомый трепетной надеждой избавиться от рубца. Не сомневаюсь, что он из шкуры выскочит, раскапывая таинственный сундук. Но нам-то с тобой что до него? Давай… Ки! Ки, постой!
Ибо Ки рывком вскочила на ноги. Слезы жгли ей глаза, сердце колотилось о ребра. Отчаяние, стиснувшее сердце, отзывалось физической болью в груди. Так вот, значит, о чем он никак не хотел ей рассказывать там, в Дайяле. Вот что влекло его сильнее всяких наград. Вот что подвигло его договариваться о ее упряжке, попирая тем самым тщательно обозначенные границы их взаимной независимости в дружбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48