- Ежели помощь какая понадобится, не стесняйся. Связи кое-какие остались со времен давних. А то ведь вы, молодежь, все приключений на свою жопу ищете... К тебе Сережа, я давно приглядываюсь. Ты парень дельный, перспективный. Так что обращайся, ежели что.
- Не понимаю, о чем вы, но все равно спасибо, - растроганно поблагодарил Петрозванов.
Третье предзнаменование и, возможно, главное было то что вторые сутки ни по одному из оговоренных каналов не получал уведомления от Сидоркина. Но знал, что того объявили в розыск по линии МВД. Выездные документы на мужчину и женщину, представителей фирмы "Анклав-дельта", лежали у него в квартире "под стрехой" невостребованные и еще не оплаченные, хотя для того, чтобы выполнить просьбу наставника, он проявил чудеса активности.
Четвертое предзнаменование, незначительное: когда вышел из конторы и остановил частника на "Жигулях", почувствовал слежку. Он не мог ошибиться. Как любой охотник в городских джунглях, натасканный для преследования, он угадывал повышенное внимание к своей персоне не зрением, а нервными клетками, но никогда не взялся бы объяснить, как это происходит. Радар позвоночного столба. просигналил, и, садясь в машину, он просто знал, что взят на заметку. Но это знание не изменило траекторию его пути.
Бар "Эльсинор" располагался в трех шагах от его дома, в помещении бывшего детского сада. Над входом горела гигантская пивная кружка, со склонившимся над ней пьяненьким Санта-Клаусом и зазывной надписью: "У нас правильное пиво!" Кстати, в баре работал человек, через которого Петрозванов мог получить послание от Сидоркина: бармен Володя, крутолобый крепыш с выпученными глазами на круглом, гладком, всегда чуть вспотевшем лице. Для бармена Петрозванов был обыкновенным рэкетиром, и информацию ему передал бы тоже рэкетир, Гена Лимон, внедренный в местную группировку по линии прокуратуры. Сложная для непосвященных цепочка в экстренных случаях всегда срабатывала безотказно, органично вписавшись в новорусскую среду. На сей раз Володя был явно пустой, но все же Петрозванов уточнил:
- Заява не поступала, Вован? Бармен отрицательно помотал головой, доливая кружку всклень.
- Рекомендую пражские шпикачки. Свежачок. Пальчики оближешь. Серый.
Старлей взял в одну руку порцию горячих шпикачек, второй прихватил две кружки с белыми шапками - и отошел к питьевым стойкам, к тому месту, откуда видны работающий телевизор и входная дверь.
- Не возражаете? - вежливо спросил у сопляков последнего призыва, перед которыми стояла одна кружка на двоих, тарелка с килькой и наполовину опорожненная бутылка водки.
Один из юнцов смерил его недружелюбным взглядом и что-то процедил себе под нос вроде того, что пошел на хрен. Высшая форма любезности среди подрастающей рыночной смены.
Пилось Сергею без охоты, кисло. И дело не в пиве, пиво было отменное, с хорошим горьким вкусом, с тянучей глубиной. Томила забота о друге, попавшем в беду. Об Антоне Сидоркине, с которым всегда хотел сравняться, да пока не получалось. Бывало, и обижался на него за ядовитый язык, но понимал, если с Антоном что-нибудь, не дай Господи, случится, он останется на свете один как перст. Людям военной тропы лучше всех известно, что ни мать, ни отец, ни любимая женщина не заменят боевого товарища. А нынешнее время так скрутилось, ссучилось, что поодиночке вообще всех скоро перебьют... "Ау, Антон Иванович, отзовись, пожалуйста. Дай знать, что живой".
Отозвались сопляки с водкой. Что-то мычали друг дружке, крутились, вертелись - и вдруг упулились в четыре глаза.
- Слышь, мужик, бабками не богат?
- Чего надо?
- Отстегни стольник. Завтра вернем.
Тусклые, наглые, чуток подкуренные, почти детские глаза. Тщедушные тельца гарантированных белобилетников. В кармане у каждого по кастету либо заточке. Петрозванов отдал им три десятки, хотя, возможно, честнее было взять щенков за шкирку и стукнуть лобешниками. Но он не мог себе позволить даже малейшего шума.
- Мало, братан, - огорчились пацаны. - На пузырь не хватит. Да не сомневайся, отдадим. Сяку знаешь?
- Вы при нем, что ли?
- Ну да... Ну не совсем... Ну типа того... Дай еще полтинник, не жлобись.
- Для Сяки ничего не жалко, - уверил Петрозванов. - Извините, хлопцы, сам сегодня на мели. Вот все, что есть... - отлил из горсти в горсть серебра, сокрушенно развел руками.
Пацаны переглянулись.
- Соточку примешь?
- Нет, - отказался старлей. - Кроме пива, организм ничего не принимает.
Сопляки удивились искренне.
- Надо же, а с виду впитой.
- Был когда-то, - пригорюнился Петрозванов. - Внутренности все отбиты ментовскими сапогами.
Пацаны посуровели, придвинулись ближе. Завязывался хороший разговор, который мог вылиться в приятное знакомство, но судьба распорядилась иначе. В дверях заведения обозначились двое мужиков, и тем же верхним чутьем он сразу определил, что по его душу. Рослые, поджарые, в строгих костюмах и при галстуках, похожие на близнецов. По тому, как рассеянными взглядами сфотографировали публику и какой обманчиво расслабленной походкой пересекли зал, направляясь к стойке бара, Петрозванов опознал и другое: коллеги, скорее всего, из каких-нибудь смежных спецслужб. Но не бандиты. У тех совсем иная повадка, показушно агрессивная, а у этих осторожная, волчья. Уселись перед барменом Володей, но ничего заказывать не стали, пошушукались, и один, лет тридцати и по званию, похоже, повыше Сергея, слез с "вертушки" и прямиком почапал к Петрозванову. Подошел, сухо произнес, не глядя в глаза:
- Потолковать надо, земеля.
- О чем, друг?
- Не здесь же.
- А где?
- Давай выйдем на двор.
Встретились все же глазами, и Петрозванов не увидел ничего, кроме скуки, в желудевых зрачках незнакомца. Понятно, человек при исполнении. Сергей не почуял опасности. Это была его первая и самая главная, роковая ошибка. Не почувствовал опасности ни умом, ни сердцем.
- Хоть намекни, о чем базар?
- А то не догадываешься? О твоем дружке, о чем еще?..
Пацаны притихли и выглядели как щенки, застигнутые врасплох матерым хищником. Только что волоски на макушке не встали дыбом.
Петрозванов с сожалением отставил недопитую кружку, на треть там еще было.
- Ладно, если надо... Почему не выйти?
На дворе парило. В ноздрях першило от надвигающегося дождя. Улица хорошо освещена. Петрозванов вышел первый, посланцы следом. Остановились, закурили все трое. Прикурили от зажигалки Сергея.
- Туда пойдем, - указал один на котельную в глубине дворика.
Петрозванов знал, что на дверях котельной пудовый замок. Поинтересовался:
- За лоха держите, парни?
- Там человечек ждет, он все объяснит.
- Что за человечек?
- Какая разница? Про твоего дружка сведения имеет. Если тебе, конечно, важно.
Собеседник цедил слова лениво, без всякой эмоциональной окраски, и Сергей окончательно утвердился: свои, коллеги, сыск. И загоняют ни кого-нибудь другого, а его самого. Их двое, и если, допустим, в котельной третий, ничего, посильно. В любом случае у Петрозванова не осталось выбора. Приманка солидная, поневоле потянешься. Он пошел за ними, и это была его вторая ошибка, вытекающая из первой. Тут уж ничего не попишешь. Он должен услышать, что им известно про Сидоркина.
Замок висел на двери, но декоративно. Один из сопровождающих снял его без ключа, разведя дужки. Внутри, в душном помещении, на три четверти загроможденном трубами и котлами, горело электричество. В дальнем углу за щербатым столом, накрытым клеенкой, сидел пожилой мужчина с седой бородкой клинышком и забавным хохолком на узкой тыковке. В облике этого человека не было ничего угрожающего, он был скорее клерком, чем громилой, если бы не гримаса отвращения, прилипшая к нижней губе. Эта неприятная гримаса как бы сообщала любому, встретившему его взгляд: "Ну что, засранец, вот тебе и кобздец! Не отвертишься, падаль!"
В котельной он был не один: с ящиков у стены поднялся детина монголоидного типа, ростом под потолок, с разворотом плеч, как у трактора, и это было уже серьезно. У детины на лбу было написано, что он веников не вяжет, и усомниться в этом мог кто угодно, но не Петрозванов, который понимал толк в мужской силе. Сзади проскрежетал засов, и сопровождающий подтолкнул его вперед, довольно грубо. Но это уже не имело значения. Сергей понял, что влип основательно и что в такой обстановке кто первый начнет, тот и кончит. Охранник словно прочитал его мысли и, чтобы не оставлять иллюзий, обхватил за туловище и необыкновенно ловко извлек пистолет из подмышечной кобуры. И вторично подтолкнул, так что он оказался в двух шагах от стола.
- Не врубаюсь, - обиделся Петрозванов. - Что за комедию вы затеяли, господа? Вроде культурные люди с виду.
- Сейчас узнаешь, какие мы культурные. - В улыбке бородатый обнажил десны, отчего гримаса отвращения превратилась в какой-то скорбный свиток прегрешений человеческих: ничего подобного Сергею видеть не доводилось. - Значит, так, старлей. Шутки в сторону. От тебя требуется только небольшая информация. Выкладывай, где прячется твой баклан, и расстаемся по-доброму. Или... Ну, сам знаешь, как это бывает.
Петрозванов, совершив все мыслимые и немыслимые ошибки, вдруг теперь ощутил ледяное спокойствие.
- Интересное кино, - сказал он. - Это вы обещали сказать, где он. Если, конечно, мы говорим об одном и том же человеке.
- Об одном, об одном... О твоем майоре. Все-таки ты не совсем в теме, старлей. Повторяю. Сдай Сидоркина - и разойдемся. Другого выхода у тебя нет. Очень важные люди заинтересованы. Их нельзя кидать. Они не поймут.
- Зачем важным людям Сидоркин? Он обыкновенный опер, такой же, как я. Мелкая сошка.
- Вот это не твоего ума дело, опер.
Петрозванов тянул время, косясь на монгола. Этот, безусловно, самый опасный. Но и те двое, сзади, тоже не подарок. Ситуация совершенно проигрышная, а виноватых нет.
- Сейчас ничем не могу помочь, - Петрозванов незаметно сдвинулся с места, - но при взаимном уважении можем договориться. На определенных условиях...
Он не успел договорить и не успел поставить блок. Непонятно, какой знак подал бородач, но на затылок обрушилась будто чугунная гиря и монгол одновременно засветил каблуком в пах. Счет пошел на мгновения, и Петрозванов постарался использовать их с толком, пока не вырубился. Он сделал то, чего они не ждали. Не повернулся назад и не напал на монгола, а обрушился грудью на стол, ухватил бородатого за уши и едва не вывернул башку из грудной клетки, но ему не дали довести прием до победного конца. Показалось, на мгновение вознесся в воздух, воспарил и тут же растянулся на полу, расплющенный стопудовой плитой.
Когда очнулся, обнаружил себя сидящим у стены со спеленатыми руками и ногами. По всей видимости, времени прошло немного: бородач еще жалобно скулил, пытаясь вытянуть шею. Теперь он выглядел безмерно опечаленным чем-то. Монгол массажировал ему позвоночник, а один из бойцов с сосредоточенным видом наполнял шприц из белого пузырька.
- Эй! - позвал Петрозванов, радуясь, что язык повинуется. - Мы так не договаривались. Вы что, хлопцы, чокнутые, что ли?
Бородач зафиксировал, на нем удрученный взгляд:
- Все, старлей, доигрался. Теперь тебя никто не спасет. Пожалеешь, что родился. Давай, Митяй, коли.
- Слушаюсь, босс. - Боец подступил к нему со шприцем, задрал рукав.
- Сыворотка правды? - уважительно уточнил Петрозванов.
- Она самая, - ответил бородач, - Сейчас распоешься как миленький.
С первого раза фельдшер в вену не попал и со второго тоже. Петрозванов делал неуловимые перекатывающие движения кистью. Тот позвал товарища на помощь. - Закрепи руку. Озорует, сволочь.
- Зря лекарство переводите, - прогудел Петрозванов. - Если бы я чего знал, и так бы сказал.
- Для всех было бы лучше, - заметил бородач. Следующие слова Петрозванов услышал уже через блаженную одурь наркотика. Горячая волна, словно огненный ток, прокатилась по телу, сердце гулко забилось, мозг зажил самостоятельной веселой жизнью. В "Варане" проводили тренировки на противостояние подобным препаратам, но теоретические. Практическим приемам его учил Сидоркин, который знал много полезных вещей неизвестно откуда. Первым делом следовало сосредоточить сознание на каком-то конкретном образе, ухватиться за него, как за дерево, и не отпускать, пока не иссякнет воздействие наркотической волны. Он не придумал ничего лучше, как вызвать в воображении снежно-белые груди прекрасной Элины, к которой нынче собирался попасть, и приникнуть к ним губами. Образ удался впечатляющим и ярким: мужское естество отреагировало мгновенной судорогой. На губы слетела мечтательная улыбка.
- Поплыл, стервец, - произнес голос над ним. - Можно приступать, босс.
Бородач озабоченно спросил:
- Не перестарался, Митяй? Что-то больно много вкатил.
- Не беспокойтесь, Денис Иванович. Минут десять продержится.
Лиц Петрозванов не различал, все дымилось вокруг, кроме Элиных грудей, но звуки доносились громко, крупно, отчетливо, вливались в уши будто через динамик.
- Как твоя фамилия? - услышал вопрос, обращенный к себе; при этом из вязкого дыма как изображение, прорвавшее помехи, вынырнули два тусклых глаза и губа, напоминающая мохнатую бородавочку.
- Петрозванов Сергей Вадимович, - отозвался охотно, с желанием сделать приятное допытчику.
- Звание?
- Старший лейтенант.
- В каком подразделении служишь?
- Опергруппа "Сигма", особый отдел.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
- В каком году родился Эйзенхауэр?
- В одна тысяча восемьсот семьдесят первом. Наступила пауза, во время которой прекрасная Элина попыталась отнять грудь, и Петрозванов резко сжал зубы, почувствовав горьковато-сладкий привкус во рту.
- А ну не балуй! - одернул незнакомый голос, и тяжелая рука отвесила ему подзатыльник. Бородатый продолжил допрос.
- Кто твой лучший друг?
- Антон Сидоркин, кто же еще? Это все знают.
- Давно его видел?
Петрозванов напрягся, вспоминая. Самое страшное, непростительное - огорчить бородатого неверным ответом.
- Шесть дней назад. Или восемь. Простите, точно не помню.
- Какая с ним связь?
Петрозванов ощутил, что приближается момент истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49