– с надеждой произнесла Парис. – Действительно кого-нибудь заботит, чьи фасоны он носит?
– Эти женщины живут и дышат модой – новейшей, самой последней, самой необычной, интересной, авангардной – даже сумасшедшей, и такой фамилией, как Хавен, чтобы добавить к этому остроты…
– Хавен? – изумленно переспросила Парис. Она всегда делала упор, чтобы не использовать фамилию Дженни. – Я думала о фамилии «Шанель», – добавила она с усмешкой, – но она уже использована. И Дженни не оказала мне большой услуги, назвав меня Парис.
– Но нам нужно название для бутика.
– Какого бутика?
– Нашего бутика, который мы откроем в будущем сезоне. Я не упущу, чтобы твой талант удрал от меня, а с моими связями, и, конечно, с тяжелой работой, как мы можем прогадать? Ну, а теперь, что ты скажешь, если я стану твоим партнером? – Олимпи подняла руку, – нет, прежде чем ты ответишь, позволь мне сообщить тебе один секрет. За этим красивым личиком и телом манекенщицы скрывается душа настоящего буржуа. Моя мать – очень умная женщина, она содержала бистро «Корсар» в Марселе более сорока лет, так же, как моя бабка до нее. Она руководила этим заведением, восседая за кассой на высоком стуле, словно Наполеон в Москве, только с большим успехом. Моя мать, должно быть, заработала больше денег, чем когда-нибудь рассказывала мне, и, Парис, нет ничего более возбуждающего, чем делание денег… Знаешь, она никогда не одобряла, что я стала моделью, она всегда говорила, что, если женщина хочет завоевать мир, она должна использовать свои мозги и связи. Если она узнает, что я всерьез решила стать деловой женщиной, она вложит деньги немедленно. Что ты на это скажешь, Парис? Мы будем партнерами?
– Мы действительно можем это сделать? – размышляла Парис. – Я хочу сказать, ты правда хочешь стать моим партнером? Я могу создавать великолепную одежду, я знаю, что могу, несмотря на все мои провалы. Но я не могу предложить ни своих связей, ни денег.
– Ах, эти деньги! Может быть, мой совет и запоздал, потому что ты уже получила свой урок. Никогда, никогда не вкладывай свои собственные деньги в рискованные начинания, даже если оно так же хорошо, как наше. Ты вкладываешь свой талант. Что мы должны сделать в качестве следующего шага – это воплотить нашу идею в реальность. Прежде всего, мы должны найти помещение. В конце сезона появляются магазины, у которых дела не сложились, и они выходят из бизнеса. Я знаю все лучшие места. Мы зацепим что-нибудь, пока цены будут невысокими, мы получим твои модели и найдем людей, которые нас поддержат. Я гарантирую это. О, Парис, до чего же это здорово!
Олимпи выглядела как экзотическая райская птица, когда она порхала по небольшой каюте в одной из огненно-розовых шелковых рубашек и в короткой юбке с рюшами из числа изделий Парис. И кто мог подозревать о ее буржуазной душе? Парис уже почти видела их бутик в Сен-Тропезе или Антибах, с белоснежным фасадом и огромными витринами с ее соблазнительными изделиями. Внутри магазина будет просторно и прохладно, словно в пещере после уличной жары и духоты, с развешенными одеждами и витринами с украшениями. О, как бы это понравилось Дженни! Но Дженни никогда не увидит этот бутик, никогда не наденет изготовленную ею одежду, никогда не разделит ее радость и, надеялась она, ее успех. Это именно Дженни всегда вселяла в нее мужество верить в свой талант и отослала ее одну в мир, чтобы победить. Возможно, она видела кусочек бессмертия в успехах своих дочерей, в продолжении фамилии Хавен? Но Парис упрямо отказывалась от этой привилегии, отказывалась использовать имя своей матери, желая «самой добиться своего». Бедная Дженни, подумала Парис, бедная, дорогая Дженни.
– А как это будет выглядеть в журналах? – с улыбкой спросила она Олимпи. – Парис Хавен, дочь сказочной и любимой звезды Дженни Хавен, дизайнер модной одежды для вновь созданного «Хавен Бутик» в Сен-Тропез, которым она владеет со своей прекрасной партнершей, супермоделью Олимпи Аваллон – частые гостьи на яхте МакБейна. Красавицы-партнерши планируют открытие своего второго магазина в следующем сезоне в Порто-Серво, на Ага-Канс Коста Смеральда…
Олимпи залилась хохотом от восторга, в то время как Парис корчилась от смеха на постели.
– Ты учишься, – смеялась Олимпи, – ты быстро учишься, Парис Хавен.
– Дженни была достаточно умна, чтобы направить меня на собственный путь в этом жестоком мире, – сказала более трезвым голосом Парис, – а я по глупости решила, что это означает, будто я должна сделать все это в одиночку. Теперь я вижу, что это означает! Найди свои возможности и поймай их, говорила она. А я была слишком самонадеянна, чтобы осознать, что одним из моих преимуществ было моя имя – ее имя.
– Это имя, которым можно гордиться, – заметила Олимпи.
– Значит, пусть он будет «Хавен Бутик»?
– С поправкой, – улыбнулась Олимпи: «Хавен Бутики» – после всего мы откроем еще один на Сардинии, верно? Подожди, – прервалась она, выскользнув за дверь, – я хочу раздобыть немного шампанского, чтобы отметить это событие.
Улыбка все еще сохранялась на лице Парис, когда она размышляла о том, что к ней, кажется, вернулась удача. Олимпи была тем самым катализатором, в котором она нуждалась. Какая самонадеянность – пытаться все сделать в одиночку. Две головы всегда лучше, чем одна, а когда одна из двух принадлежит Олимпи, то это лучше даже четырех! Они сделают это. Она знала, что они должны сделать это! Она уже думала о новых фасонах, цветах, тканях… Она уже видела этот прекрасный бутик с его соблазнительными витринами, а поверх них – блистательное имя «Хавен» из горящих лампочек. Как довольна была бы Дженни…
ГЛАВА 25
Прошло уже порядочно времени, как Марги находилась в доме Рори. Она вошла внутрь, открыв дверь с помощью ключа, который украла у него несколько месяцев назад, и размышляла, дома ли он, а если да, то будет ли рад ей. Честно говоря, они расстались не лучшими друзьями. На самом деле он велел ей исчезнуть. Зная Рори, она все же рассчитывала, что он уже забыл об этом, а если нет, ладно, она напомнит ему, что она – настоящий друг. В любом случае, она здесь не ради его общества.
Тихонько закрыв за собой дверь, Марги скользнула через холл в жилую часть дома.
– Хэлло? – окликнула она для пробы.
Никакого отклика. Миновав лестницу, которая спиралью вела из одного угла на галерею, она снова позвала, на этот раз громче. И вновь никакого ответа.
В доме никого. Хорошо. Марги взбежала по винтовой лестнице, громко рассмеялась, достигнув верха, и встряхнула растрепанной белокурой головой, чтобы избавиться от головокружений – где-то здесь должно было остаться немного дури от их кайфа вчера вечером. Но где Рори хранит свою «дурь»? По-прежнему в шкафчике в ванной или сменил место? Ей не пришлось искать слишком долго. Старая хрустальная баночка, когда-то предназначавшаяся для пудры, которая появилась здесь с подушечкой из лебяжьего пуха, оставшейся здесь от чьего-то прелестного двадцатилетнего личика, выжидающе стояла на прикроватной тумбочке. Находящийся в ней белый порошок не требовал пуховки, и Марги глубоко втянула в нос щепотку. У Рори всегда его было вдоволь. Когда у нее не было денег, чтобы купить его самой или получить немного от друзей, она обращалась к Рори. И он никогда в этом смысле не жадничал. Бог знает, кто платил, это должно было стоить целое состояние. Он предлагал его с такой же легкостью, с какой другие люди предлагают выпить. Марги сбросила красные замшевые французские сапоги от Джозефа Манниа, которые купила на прошлой неделе, и комфортабельно устроилась на постели поджидать Рори. Конечно, он будет рад видеть ее, почему бы нет?
Черный «феррари» так пожирал мили, что Рори покрыл расстояние между Палм-Спринг и Лос-Анджелесом за рекордные два часа. Он бы проехал еще быстрее, если бы патрульная машина не остановила его на окраине Бэкерсфилда за то, что он делал 130 миль в час – ему пришлось выложить штраф за превышение скорости – две стодолларовые купюры. Пара сотен – Господи, это же ничего! В его голове сейчас сидела совсем другая цифра – три четверти миллиона! Черт!
Рори снизил скорость, когда влился в поток уличного городского движения; нетерпеливо вырываясь и меняя полосы движения, вводя в ярость других водителей, он выскакивал у них под самым носом, думая только о своих собственных проблемах. Он не поверил в то, что сказал ему Билл. Он не был уверен, что верит ему и сейчас. Откуда он узнает, что Билл не надувает его, просто говорит, что «некто» все узнал, и этот «некто» пойдет в полицию, пока ему не вручат три четверти миллиона долларов? Биллу предложили тоже заплатить столько же, и Стэну тоже. Получается, что на общую сумму два миллиона с четвертью.
«Это же шантаж», – запротестовал он. «Конечно, – ответил Билл, – а какая у тебя альтернатива? Ты хочешь, чтобы они пошли в полицию? Я скажу тебе, парень, с этими ребятами можно попасть в очень крупные неприятности».
По спине Рори пробежал холодок страха: «эти ребята»… Кого Билл имел под этим в виду? У Дженни были друзья разного рода, а Билл обронил, что эти деньги предназначаются для ее дочерей. Он сказал, что они были «защищены».
Рори попал в западню и понимал это. Не только попал в западню, ему подрезали сухожилия. Студия предоставит ему порядочную часть денег как аванс под его жалованье, а это означает, что он полностью окажется в их власти и не сможет требовать никакого повышения заработка. Хуже, он должен отказаться от покупки этого дома на Бенедикт; фактически Билл уже все сделал. Рори вынужден был сидеть и слушать, как Билл позвонил по телефону и сообщил нынешней владелице дома, что он изменил свое намерение. Он говорил с ней относительно возвращения аванса, сказал, что Рори решил купить что-нибудь побольше, может быть, в Бел-Эйр. Бел-Эйр! Господи, он будет счастлив, если проведет свои последние дни в какой-нибудь хижине в Северном Голливуде.
Кто, размышлял он, проскакивая сквозь огни светофоров в сторону Ньюпорт-Бич, кем были «они»? И как «они» узнали? Он все еще не был уверен, что Билл не надувает его. Была только одна зацепка – Билл что-то упомянул о какой-то магнитофонной ленте. Рори пересек двор и направил машину в гараж, выключил двигатель и тупо уставился в ветровое стекло. Об этом знали только три человека: Марги, потому что она присутствовала в ту ночь. Но даже она не знала всего, он никогда не рассказывал ей о том, что произошло; Билл, который мог придумать про магнитофонную запись как доказательство, что его самого шантажируют, и Боб Ронсон, друг, которому он полностью открылся.
Нет, это не мог быть Боб, он был настоящий друг, достаточно вспомнить, как он помог ему. Тогда остается, что шантажист – это Билл Кауфман или Марги, хотя она была слишком глупа и слишком отравлена кокаином, чтобы даже попытаться сделать это.
Захлопнув дверцу, Рори неуверенными шагами направился к дому. Теперь он ненавидел это место. Смешно, но оно так нравилось ему первое время, он находил его таким изысканным, совершенно правильным местом для набирающего карьеру актера, шикарный двойной кондоминимум из дерева и стекла в Ньюпорт Марина. Но теперь он был звездой, он нуждался в жилище, где он мог бы устраивать приемы, с причудливой гостиной, собственным кинозалом, бассейном и кортом… Будь проклят этот Билл Кауфман!
Марги услышала, как он вошел, и села, ожидая его, скрестив ноги на кровати.
– Какого черта тебя сюда принесло? – Рори со злобой уставился на нее. Она выглядела ужасно, стала совсем тощей. Лицо опухло, а глаза, когда она улыбнулась ему, выражали нервное возбуждение. Ладно, по крайней мере, это было дружественное лицо. А так ли?
– Я решила придти сюда, – нежно сказала Марги, – я думала, тебе будет приятно увидеть меня.
– Ты пришла, чтобы увидеть меня? – И Рори указал на хрустальную баночку с отвинченной крышечкой. – Или ты пришла ради этого?
– И то, и другое, – призналась Марги. – Ты не скучал по мне?
– Нет, – ответил Рори, снимая с себя рубашку и швыряя ее на кресло. – Не могу сказать, чтобы скучал. – Сбросив с ног легкие кожаные мокасины, он стянул с себя джинсы и, отбросив все это в сторону, направился в ванную.
А он выглядит что надо, подумала Марги, восхищаясь его широкими плечами, стройным мускулистым телом национальной телезвезды номер один, он и в самом деле был великолепен.
– Погоди. – Рори обернулся и повернул назад. – Я хочу задать тебе несколько вопросов.
Он стоял возле кровати и зло смотрел на нее. Марги привычно протянула ладонь, чтобы потрогать его бедро. Она действительно была без ума от него. Что плохого она сделала? Все, что она взяла, так это щепотку кокаина.
– С кем ты разговаривала обо мне? – потребовал Рори. – Обо мне и Дженни?
– Дженни? – Марго изумленно уставилась на него. – Я ни с кем не разговаривала. Да и с кем я могла разговаривать? А! – Она вспомнила. – Ни с кем, кроме Боба, но он уже и так знал, что ты был с ней той ночью…
– Боб! – Рори почувствовал, как у него подогнулись колени, и он невольно опустился на постель рядом с ней. – Ты рассказывала Бобу?
– Я не рассказывала ему, – поправила она, – ты рассказал. Так он мне сказал, и тогда я спросила его, откуда он знает…
– Когда? – потребовал Рори, – скажи мне, когда, ты, глупая сучка!
От ярости в его голосе Марги отшатнулась.
– Это было той ночью, когда вы все отправились в Ла Скала, а меня не взяли. Ты забыл принести мне пиццу, а я была голодна. Поэтому Боб взял меня к «Дю Парс» по дороге домой. Но он знал, Рори, клянусь тебе, он знал.
Рука Рори сама взлетела, чтобы ударить эту глупую рожу, и он с трудом отдернул ее назад – с него достаточно неприятностей, чтобы еще быть замешанным в избиении несовершеннолетней девчонки. Шатаясь, он вернулся в ванную. Этот ублюдок обвел Марги вокруг пальца, заставил ее все выложить ему, а затем натолкнул его на признание. «Это нехорошо – держать все внутри себя, тебе нужно выговориться перед другом», – разве не так он говорил? Значит, это Боб шантажирует его? Но деньги предназначаются для дочерей Хавен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50