М. И. Наумов, командир партизанского соединения, совершившего несколько рейдов на Правобережную Украину, рассказывал в мемуарах, как в марте 1944 года один из его отрядов, Рава-Русский, был полностью уничтожен в деревне Завоны близ Буга, причем немецких карателей навели на место ночевки партизан бандеровские агенты.
Отметим, что нередко украинские повстанцы, равно как и их польские противники, жестоко расправлялись с евреями, хотя руководство ОУН и УПА, а также командование Армии Крайовой и польское правительство в Лондоне антисемитизм осуждали.
Фракция Бандеры после ареста своего лидера стала ориентироваться на силы только украинского народа. Главными противниками признавались нацистская и большевистская диктатуры. К западным союзникам бандеровцы относились без враждебности, но на помощь их не рассчитывали. Правда, до войны ОУН финансировалась в значительной мере украинской диаспорой в Америке, но влияния на правящие круги этой страны она не имела. Борьба УПА, равно как и прибалтийских «лесных братьев», с самого начала отличалась безнадежностью и ожесточенностью отчаяния. Поляки из Армии Крайовой хотя бы представляли правительство, признанное западными державами, а до 1943 года - и Советским Союзом. Украинские же, литовские, латышские и эстонские повстанцы надеялись только на собственные силы, а бороться им приходилось как с Германией, так и с Советским Союзом.
Украинские националисты воевали под лозунгами «За самостоятельное, свободное Украинское государство» и «Свобода народам, свобода человеку». В листовке 1942 года, выпущенной УПА, утверждалось, что украинские повстанцы борются «за новый, справедливый лад и порядок в Украине, без господ, помещиков, капиталистов и большевистских комиссаров. За новый справедливый международный лад и порядок в мире, обеспечивающий права и независимость каждого народа. Против немецких и московских захватчиков, которые стремятся покорить и поработить украинский народ».
Весной 1943 года в связи с поражениями вермахта III конференция ОУН приняла решение активизировать борьбу. Ранее бойцы УПА ограничивались защитой населения от угона в Германию, не позволяли немцам забирать у крестьян скот и продукты, а также нападали на небольшие группы немецких солдат и полицейские гарнизоны. Теперь предполагалось атаковать и отдельные немецкие части.
Ситуацию на Украине очень точно охарактеризовали постановления III Чрезвычайного большого сбора Организации украинских националистов, принятые 3 августа 1943 года: «Сам факт существования СССР представлял и представляет реальную угрозу возврата большевистского режима на Украине. Преследуя официально только отдельные слои населения, московско-большевистский режим создает для остального народа фикцию мирной и спокойной жизни и обманчивой перспективы счастья и пожеланий на будущее. Большевистская оккупационная система, в противовес немецкой, задерживает политическую активизацию целых масс и создание единого фронта всех народных сил. Характерно при этом то, что политические наступления немецкого гитлеризма и московского большевизма на украинской территории не ликвидировали себя во взаимном ударе и даже не нейтрализовались. Продвигаясь отдельно и преследуя свои цели, они пополнялись и облегчали свою работу. Часть слабого элемента, испуганная большевистским поворотом, видела спасение в немецкой силе; другая часть, битая беспощадно немецким колониальным сапогом, избирала, по своему мнению, меньшее горе, т. е. ожидала спасения от большевиков. Когда на Украине, как и в других странах, часть народа и сегодня ориентируется на большевиков, то это в значительной степени заслуга немецкой колониальной системы».
ОУН делала ставку на взаимное истощение сил Германии и СССР, надеясь на «возможность ударом изнутри достигнуть освобождения». Оуновцы высмеивали «слабые элементы», считавшие их «ориентацию на собственные силы» утопией. Социалистическая программа ОУН вызывала у масс симпатии: 8-часовой рабочий день, раздача помещичьих, монастырских и церковных земель крестьянам Западной Украины, признание и частной и коллективной собственности на землю, свободный выбор крестьянами формы собственности, государственная собственность - на крупные предприятия и частная и кооперативная - на мелкие, право национальных меньшинств на развитие своих культур, равноправие всех граждан Украины, независимо от их национальной, социальной или религиозной принадлежности, всеобщее право на труд, зарплату и отдых. Это не исключало отдельных расправ над мирным еврейским и польским населением, однако на программном уровне антисемитизм и антипольские установки отсутствовали. Программа ОУН была типичной для национальной организации, борющейся за независимость в колониальной стране. После войны десятки подобных движений пришли к власти в новых государствах Азии и Африки. Но ОУН так и не суждено было возглавить правительство Украины. Помня об опыте Первой мировой войны, соратники Бандеры наивно думали, что в России и Германии снова произойдут революции и это позволит Украине обрести наконец свободу. Но тоталитарные режимы оказались куда более стойкими, чем монархические, и независимость советских республик отодвинулась почти на полвека.
Борьба с УПА стоила жизни десяткам тысяч советских, немецких и польских солдат. Украинскими повстанцами были смертельно ранены начальник ополчения штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Виктор Лютце, советский генерал армии Н. Ф. Ватутин и заместитель министра обороны просоветского правительства Польши генерал брони Кароль Сверчевский.
В 1944-1945 годах УПА и «лесные братья» получили оружие и боеприпасы, брошенные вермахтом и его румынскими и венгерскими союзниками при отступлении. Этих запасов хватило еще на девять лет борьбы против советских войск. При отходе с Украины немцы передали часть вооружений УПА добровольно в расчете на то, что борьба украинских партизан ослабит советские войска.
Немцы использовали также антисоветские настроения значительной части русского и белорусского населения. Однако, как свидетельствует Мэттэ, «вскоре зверское обращение с русскими военнопленными и массовая их гибель в лагерях… вызвали большое озлобление против немцев и среди значительной обывательской части.
Грубое обращение, избиение резиновыми палками, расстрелы и виселицы возбуждали среди населения ненависть, толкали многих на активные выступления против немцев…
Голод, невероятная дороговизна на базаре, спекуляции немцев, грабеж и т.д. - все это восстанавливало их против немцев.
Победы Красной Армии и неудачи немцев на фронте показали, что война Советским Союзом не проиграна, и это подняло дух советских людей, а для всякой сволочи явилось крепким предупреждением и напоминанием о будущем возмездии».
О том же говорят как архивные документы, так и мемуары бывших советских граждан, оказавшихся после войны в эмиграции.
Вплоть до 1944 года Гитлер не намеревался создавать на занятых землях антикоммунистического русского правительства. «Восточные территории», мечтал фюрер, станут германскими колониями. В соответствии с этими планами все они были разделены на рейхскомиссариаты «Украина» и «Остланд», а также на оперативную зону, где власть осуществляла германская армия. Рейхскомиссариаты, в свою очередь, делились на генеральные комиссариаты. В состав «Остланда», например, входили генеральные комиссариаты «Белоруссия», «Литва», «Латвия» и «Эстония». Галиция и Белостокская область были присоединены к генерал-губернаторству (так немцы называли оккупированную Польшу), а часть пограничной белорусской территории - к Восточной Пруссии.
Значительно лучше, чем в зоне действия гражданской оккупационной администрации, где творили произвол подразделения СД и полиции порядка, было положение в оперативной зоне германской армии. Здесь власть принадлежала вермахту, который назначал комендантов, старост, бургомистров и определял порядок жизни местного населения. Е. А. Скрябина, дочь бывшего депутата Государственной Думы, писала в дневнике: «Большая часть населения Пятигорска «приняла» немецкую оккупацию. Произошло это в основном потому, что немцы предоставили полную свободу частному предпринимательству. Процветают не только частные предприятия, но даже и отдельные коммерсанты: они пекут пирожки и продают их на рынках, предлагают свою продукцию в рестораны и кафе, работают в тех же ресторанах официантами и поварами, торгуют квасом и минеральной водой. Знающие немецкий язык работают в немецких учреждениях переводчиками и курьерами, за что в дополнение к зарплате получают еще и продовольственные пайки. В церквах идут службы, венчания, крещения. Приводятся в порядок церкви и цветники. Открыты театры. Они всегда переполнены, и билеты нужно заказывать за несколько дней до спектакля» (запись от 15 ноября 1942 года).
В дневнике Елены Александровны есть немало примеров гуманного отношения немцев к русским, и причина тому - обычное человеческое участие. Так, квартировавший у Скрябиных в первые дни оккупации немецкий офицер Пауль «попросил у меня ключи от кладовки. И хотя девушек (сестер Бронштейн, в последующем им удалось скрыть свою еврейскую национальность и устроиться переводчицами в комендатуру. - Б.С. ) там уже нет, мое сердце екнуло от страха. Вдруг он каким-то образом узнал о спрятанных там «сокровищах» и нас ожидает расплата за «преступление»?! Вскоре Пауль вернул ключи, не сказав ни слова. Я помчалась в кладовку и застыла: на столе и на полках лежали продукты. Их было много. Я не верила собственным глазам. Я спросила у Пауля: может быть, они заняли и нашу кладовку? Он ответил, что видит, как мы голодаем, и принес эти продукты нам».
Предложения о создании прогерманского правительства в России поступали и со стороны русских, причем задолго до появления в немецком плену генерала А. А. Власова. Так, еще 12 декабря 1941 года командующий окруженной под Вязьмой группировкой советских войск генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, взятый в плен тяжелораненым (в немецком госпитале ему ампутировали ногу), говорил на допросе: «Если у крестьянина сегодня нет никакой собственности и он в лучшем случае (в Сибири) получает 4 кг хлеба на трудодень, если средний рабочий зарабатывает 300-500 рублей в месяц (и ничего не может купить на эти деньги), если в стране царят нужда и террор и жизнь тускла и безрадостна, то понятно, что эти люди должны с благодарностью приветствовать освобождение от большевистского ига. Хорошо живется только высшим советским функционерам… и евреям.
Несмотря на это, я не верю ни в организованное, ни в стихийное восстание на русской стороне, уж очень обескровлен народ. Все, что в течение двух десятилетий поднималось против красных властителей, уничтожено, сослано либо умерло… Поэтому толчок должен произойти исключительно извне, т. е. вы силой должны опрокинуть организованную власть, не рассчитывая при этом на какую бы то ни было поддержку со стороны русского руководства или русского народа, как бы сильна ни была его ненависть к большевизму. Но этот народ нельзя больше наказывать… Не только в руководящих кругах, но и в народе живет дух сопротивления иноземному агрессору. Красные господа не чужие, но захватчик - это враг. Вот и льется кровь и на той, и на другой стороне».
Михаил Федорович прямо предложил допрашивавшему его переводчику разведотдела группы армий «Центр» капитану Вильфриду Штрик-Штрикфельдту - будущему «крестному отцу» Власова и РОА: «Не можете ли вы создать русское правительство?»
Несколько опешивший Вильфрид Карлович возразил: «Этот шаг, наверное, был бы ошибкой. Ведь вы сами сказали, что людей, которые могли бы взять на себя руководство, не осталось. Русский народ будет рассматривать сформированное нами правительство как послушный инструмент иностранного производства».
Но Лукин упрямо продолжал гнуть свою линию: «Если вы сформируете русское правительство, вы тем самым вызовете к жизни новую идею, которая будет работать сама на себя. Народ окажется перед лицом необычной ситуации: есть, значит, русское правительство, которое против Сталина, а Россия все еще жива; борьба направлена только против ненавистной большевистской системы; русские встали на сторону так называемого врага - значит, перейти к ним - не измена родине, а только отход от системы. Тут возникают новые надежды!»
Эти надежды не сбылись. Да и кандидатуры в новое правительство Лукин выдвигал довольно экстравагантные - маршалов-конармейцев Буденного и Тимошенко. Несколько ранее сформировать альтернативное русское правительство предлагали лидеры Локотской республики инженеры К. П. Воскобойник и Б. В. Каминский (о них - в одной из следующих глав). Однако Гитлер, повторяем, и слышать не хотел о сохранении российской государственности, по крайней мере в Европейской России.
Если бы немецкое руководство озаботилось созданием враждебного Сталину правительства России еще до начала операции «Барбаросса», то ход войны мог оказаться для немцев более благоприятным. Кстати, настроенные против коммунистического режима русские военные не имели ничего против украинской и белорусской независимости. Тот же Лукин сетовал, что до сих пор «мы ничего не слыхали об освобождении Украины или Белоруссии. А это означает, что и России не видать свободы и независимости».
Не очень надеялся Михаил Федорович на то, что немцы прислушаются к его советам. Но вот если бы прислушались, то, наверное, выполнили бы задачи плана «Барбаросса» и достигли бы линии Архангельск - Астрахань. Вермахт подкрепили бы десятки союзных русских, украинских и белорусских дивизий, Красная Армия оказалась бы отброшенной к Уралу. Ее боеспособность была бы катастрофически подорвана и зависела только от англо-американской помощи. Не исключено, что на не оккупированной немцами советской территории власть Сталина была бы свергнута и там образовалось какое-нибудь проамериканское правительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41