Мальчишка внезапно выгнулся, заехал одному из удерживавших его людей ногой под дых и попытался отделаться от второго. На помощь опешившим подручным Салдуса пришли гвардейцы из тюремной стражи, и вскоре нарушенная Плешивцем благостная картина восстановилась. Только теперь мальчишку на колоде пришлось удерживать троим – он отбивался и рычал, словно пойманное сетью животное.
Госпожа Кассиана, уверенная в том, что представление окончено, не успела ничего предпринять.
Топор перешел к помощнику экзекутора, державшему оружие так, будто оно угрожало вырваться и удрать.
– Бей! – взбешенно прошипел Рекифес. – Бей, если не хочешь остаток жизни выносить помойные ведра в Алронге!
– Зако-он!..
Обычно голос Ши Шелама ничем не отличался от голосов тысяч обычных людей, но обладал полезной способностью в тревожные моменты в точности уподобляться чему-то среднему между надрывным ревом боевой аквилонской трубы, воем взбесившейся собаки и истошным кличем одержимого похотью осла.
Сегодня настал именно такой день, но Ши потом так и не смог вспомнить, в какой миг его посетила мысль сослаться на Закон Шадизара. Идея оказалась верной и, уподобясь стреле, вошла точно в центр мишени.
– Закон! – сообразительно завизжали рядом. Кажется, Джай. – Закон Трех Ударов!
Трясущийся то ли от страха, то ли от сознания важности, момента подручный Плешивца вцепился в рукоятку топора, с усилием вытащил его из щели между досками и озадаченно покосился на Рекифеса.
Воспитанник палача знал городские традиции не хуже любого иного обывателя. Три удара, не затронувших приговоренного – это знак богов, помилование, окончательное и бесповоротное. Закон Трех Ударов не записан на пергаменте, не внесен в официальные своды, однако не оспаривается судьями и жрецами. Он просто выполняется, и горе тому, кто попробует его нарушить. Подручному Салдуса, мечтавшему занять когда-нибудь место наставника, совершенно не хотелось стать первым, кто попытался не подчиниться обычаям.
Вопли и требования соблюдения Закона крепли, разбегаясь по Воловьей площади и вновь приливом ударяясь в начавшие ощутимо подрагивать помосты. Гнедая кобыла Рекифеса сделала свечку, едва не сбросив всадника.
Клелия предусмотрительно юркнула обратно в паланкин, где сидела чуточку испуганная и восхищенная разворачивающимся зрелищем Лиа.
– Ты рубить будешь или нет? – это вдруг заговорил приговоренный, прекративший барахтаться и свирепо уставившийся на своего неудачливого палача. Конану в самом деле надоела эта кутерьма, и на смену полнейшему отсутствию чувств пришло растущее раздражение. Казнить – так казнить, а морочить голову зачем?
От неожиданности начинающий экзекутор неуклюже махнул топором, целясь неизвестно куда. Стражники, удерживавшие мальчишку, отпрянули, опасаясь получить отточенным лезвием по рукам.
Оружие блеснуло на солнце, бессильно ткнулось в колоду и, не зацепившись, упало. Плешивец громко и оскорбительно заржал, все-таки свалившись с края возвышения и приземлившись прямо под ноги Рекифесовой лошади. Там он уселся по-жабьи и захныкал, причитая: «Пятнадцать годочков тружусь… Как есть пятнадцать… Самому Гарпалу Божьей Каре голову рубил… С одного замаха… И этого, как его… Нейда Ястребка холостил – чик, и готово!.. А теперь что? Что, я вас спрашиваю?..»
Подросток-варвар озадаченно уставился на свою кисть. Возле запястья появилась набухающая кровью длинная неглубокая царапина. Он по привычке слизнул выступившие капли языком и мимолетно задумался – сколько еще ему предстоит тут околачиваться? Может, наказание уже считается законченным?
Площадь выла, голосила, кидалась в стражников булыжниками и тухлыми фруктами, поминала Закон, проклинала, требовала, клокотала и добилась-таки своего.
– Сгинь, – сквозь зубы выдавил Рекифес, здраво рассудив, что искушать судьбу дальше просто опасно. – Сгинь немедленно! Чтоб глаза мои больше тебя никогда в жизни не видели! Ну!
Второй раз повторять не пришлось. Мальчишка задержался только на мгновение, Чтобы пристально взглянуть на верховного дознавателя славного и шумного города Шадизара, Взглянуть так, что Рекифеса прошиб мороз – ушедший, от расплаты ворюга словно старался запомнить каждую черточку, каждую примету дознавателя. Запомнить, само собой, не для того, чтобы испытывать надлежащую благодарность.
Спустя еще один удар сердца подросток, чьего имени или прозвища Рекифес так и не запомнил, растворился среди орущей толпы, с готовностью принявшей его в себя.
– Прекратить экзекуции! – распорядился дознаватель, с трудом удерживая гарцевавшую на крохотном пятачке свободного пространства кобылу и обращаясь к стражникам. – Всех, кого не успели наказать – запихайте обратно в Алронг! Толпу разогнать! Быстро, быстро, пока не началось бунта или еще чего!
Он попытался разглядеть паланкин госпожи Кассианы, по чьей милости началась эта свистопляска, но офирская графиня со своими цепными псами благоразумно исчезла.
Остался только сидевший на утоптанной земле Плешивец, горестно раскачивавшийся из стороны в сторону и подвывавший.
– А ты можешь катиться куда угодно! – мстительно сообщил бывшему палачу Рекифес и стегнул лошадь поводьями, торопясь убраться с Воловьей площади, грозившей вот-вот превратиться в закипающий котел.
Носилки госпожи Клелии благополучно избежали возможных бедствий и направлялись к выходу с площади. Правда, в толкучке Рейф упустил из виду Ши и его спутников – прихватив чудом избежавшего близкого знакомства с правосудием Малыша, компания буквально растворилась в воздухе.
Рейф мысленно выругал себя за допущенную ошибку, велел погонщику мулов придержать животных, пропуская устремляющуюся мимо группку решительно настроенных типов, подогретых как нынешним зрелищем, так и содержимым гулявшего по рукам бурдюка… и тут рядом с носилками возник благостного вида старичок. Вроде не попрошайка, но и не зажиточный горожанин.
Так, мелкий лавочник, отошедший от дел, неугомонный сплетник из числа тех, что знают все о всех и вечно лезут не в свои дела.
Завидев его, Клелия попыталась рывком задернуть полуоткрытые занавески, но достигла того, что оборвала часть кожаных полотнищ с колец.
Рейф изумленно приподнял бровь – его решительная хозяйка выглядела если не откровенно напуганной, то старательно скрывающей таковое чувство. Он указал на старика и вопросительно наклонил голову: «Прогнать?»
«Нет», – жестом ответила госпожа Кассиана и с плохо скрываемой неприязнью взглянула на безобидного старого сморчка.
– Дражайшая госпожа! – обрадованно закудахтал тот. – По-прежнему прекрасна, добродетельна и полна стремления заступиться за невиновного! А позвольте узнать, неужто сей прогнивший насквозь городок добился звания самого посещаемого местечка? Теперь модно проводить лето не на Полуденном Побережье?
– Почтеннейший и умудреннейший годами месьор Эпиналь! – Клелия сумела взять себя в руки, и теперь ее голос по скрытой язвительности ничем не уступал фальцету старичка. – О, сколь радостно встретить в этом убогом местечке человека, который всегда славился своим пристрастием к…
Лиа не удержалась и фыркнула: слишком непривычно выглядела госпожа Клелия, изъясняющаяся в напыщенном стиле куртуазных представлений. Кассиана и старикан, поименованный аквилонским имечком Эпиналь, наградили ее одинаково неодобрительными взглядами. Струхнувшая Лиа поспешно укрылась под шалью, сделав вид, будто ее здесь нет.
– Чем обязана? – сердито осведомилась госпожа Клелия, переходя на обычный человеческий язык. – Опять выслеживаешь и вынюхиваешь?
– Напраслину изволите возводить, моя красавица, – ничуть не обидевшись, проскрипел Эпиналь. – Мне ж немного надо на старости лет, всего лишь засвидетельствовать свое безмерное почтение вашей несравненной особе… Куда нам, старикам, угнаться за молодыми, хе-хе…
– Короче! – тоном прожженной мегеры потребовала Клелия.
– Мальчика зачем вытащила? – словно обвинитель в суде, жестко спросил Эпиналь. Госпожа Кассиана надменно вздернула голову и не ответила. – Опять за свое? Сколько раз говорили-переговаривали: пусть судьба решает!
– Чихала я на судьбу и ваши приказы, – отчетливо и зло произнесла женщина.
– Ладно, – похоже, Эпиналь ожидал именно такого ответа. Он немного потоптался возле носилок и уже спокойнее попросил:
– По старой памяти, не откажи в ответе – не знаешь, почему этим летом всех сюда потянуло?
– Всех – это кого? – настороженно, но миролюбиво уточнила Клелия.
– Лично я видел Забияку и его вечную содержанку, – с оттенком презрения сообщил Эпиналь. Кассиана недоуменно сдвинула тонкие брови. – Обманщика не считаю, теперь вот ты… И, как мне показалось, однажды мимо меня на улице мелькнул Ловец. Впрочем, я мог обознаться – глаза уже не те, что раньше…
– Не прибедняйся, – Клелия в задумчивости переплела пальцы. – Странно… В самом деле, неимоверно странно. Если все сказанное – правда, благодарю.
– Сама-то что тут поделываешь? – вклинился в ее раздумья бодрый старикан.
– Проникаюсь глубиной падения здешних нравов, – невесело отшутилась женщина. Поразмыслила и нехотя уточнила: – В основном – на постоялом дворе «Рубиновая лоза».
– Ага, – понимающе кивнул Эпиналь и потихоньку попятился. – Я запомню, – он ухмыльнулся, став похожим на дружелюбную старую черепаху, и негромко сказал: – Ты, ежели увидишь… Сама знаешь кого… передавай ему от меня привет. Скажи – я не сержусь. В конце концов, он такой, какой есть, а я, признаться, тогда погорячился. Скажешь? А то нехорошо как-то получается…
Клелия снисходительно дернула углом тщательно подкрашенных губ и кивнула Рейфу, приказывая двигаться вперед. Мулы застучали высокими копытцами, паланкин, раскачиваясь, как лодка на слабой зыби, поплыл к выходу с быстро пустеющей площади.
Старый Эпиналь смотрел на удаляющиеся носилки со смешанным выражением – точно ему хотелось их догнать и сказать нечто важное. Он даже сделал один крохотный шажок, но упрямо тряхнул редкой бороденкой и заковылял в противоположном направлении.
Плешивец Салдус сидел на прежнем месте, страдая от нахлынувшего похмелья и осознания того, что он изгнан с должности при самых наипозорнейших для репутации обстоятельствах.
Эпиналь сочувствующе посмотрел на него, вздохнул и постучал бывшего заплечных дел мастера по спине:
– Плохи дела, дружок?
– Угу, – всхлипнул Салдус, раздираемый жестоким приступом жалости к самому себе.
– Все пропало, все потеряно? – продолжил старик. Ответное «угу» утонуло в малоразборчивых причитаниях. – Ну, коли все пропало, чего ж тут сидеть? Пойдем-ка мы с тобой, прогуляемся по славному городку, авось, отыщем чего полезного…
– Угу, – более обрадованно откликнулся Плешивец, тщетно стараясь встать. С помощью Эпиналя ему удалось совершить сей подвиг, и, поддерживаемый говорливым стариком, рассчитанный палач побрел неведомо куда.
Возле начала улицы паланкин Клелии снова задержался – теперь возле него объявился Ши, словно из-под земли выскочил. Воришка ухмылялся от уха до уха.
– Остальные все давно убежали, – весело доложил он. – А нас оставили дожидаться вашей светлости.
– Я вижу только тебя, – Клелия невольно улыбнулась. Вместо ответа Ши ткнул большим пальцем за спину. Из совершенно неприметной выемки в стене дома возник Хисс.
– Только к нам нельзя с таким эскортом, – вежливо сказал он. Рейф грозно фыркнул и многозначительно постучал пальцами по луке седла, однако смутить мошенника не удалось. – Между нами заключен договор, значит вы – наша гостья. Если хотите, возьмите с собой одного-двух человек, но являться с целой армией…
– Хотя бы доехать до соседней улицы можно? – нарочито жалобным голоском поинтересовалась Клелия. – Обещаю, потом пойду пешком!
Ши и Хисс переглянулись.
– Ладно, – быстро согласился Ши.
Маленький кортеж загромыхал по пыльным улицам, наполненными обрывками слухов о действе на Воловьей площади. Как водится, сплетни обрастали ворохом неправдоподобнейших, но весьма живописных и будоражащих воображение подробностей. К вечеру описание событий возле Алронга приобретет вид новосложенной легенды, а через год превратится в городское сказание.
У Старой Лестницы мулы остановились.
– Подняться вверх, оттуда рукой подать, – обнадеживающе сказал Ши. – Вы не бойтесь, мы вообще-то люди мирные, зря никого не убиваем…
– Ши, – укоризненно перебил приятеля Хисс. – Кончай молотить языком о зубы.
Воришка обиженно замолчал – на целых двадцать ударов сердца, пока Клелия выбиралась из паланкина и с явным интересом озиралась вокруг, изучая глинобитные и саманные домики за глухими заборами, пожухшие от яростного солнца деревья в крошечных садиках, и пересохшие канавки вдоль утоптанной мостовой.
– Госпожа! – отчаянно воззвала Лиа, высовываясь из-за кожаных занавесок. – А как же я? Пожалуйста, пожалуйста, возьмите меня с собой!
– Да что тебе там делать? – Клелия слегка оторопела, удивленно глядя на служанку.
– Я… я хочу посмотреть… – пролепетала окончательно смутившаяся Лиа.
– Не было печали, – вполголоса буркнул Рейф. – Госпожа, доставить ее домой, а потом вернуться за вами?
– Нет, – рассудила Клелия и обернулась к Хиссу и Ши, с нескрываемым удовольствием наблюдавшим за маленькой сценкой. – Месьоры грабители, вы возьмете на себя труд присмотреть за этой не в меру любознательной особой?
– Разумеется, – первым ответил Хисс. Ши украдкой ухмыльнулся, когда рыжий мошенник с несвойственной ему галантностью помог девушке покинуть носилки, и решил, что об этом нужно непременно рассказать Кэрли. Будет забавно глянуть, как она воспримет такие новости о своем дружке.
Трое мужчин и две женщины начали подъем по скрипучим ступенькам Старой лестницы. Паланкин и трое его сопровождающих двинулись вниз по улице, разыскивая подходящий кабачок, дабы скоротать там время в ожидании возращения хозяйки.
– Мне очень жаль, но сегодня я не смогу никого принять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39