И разве вы не мэр Фэйрдейла? — отпарировал Дьюан. Голос его звучал громко и отчетливо, почти требовательно.
— Верно, — ответил Лонгстрет. Он казался твердым, как кремень, но Дьюан чувствовал, что его одолевает острое любопытство.
— Я арестовал преступника, — заявил Дьюан.
— Арестовали преступника! — воскликнул Лонгстрет. — Вы? Да кто вы такой?
— Я рейнджер, — ответил Дьюан.
Наступила многозначительная пауза.
— Я обвиняю Снекера в нападении на Ларами и в совершении грабежа, — если не в убийстве. У этого типа довольно сомнительное прошлое, о чем здешний суд должен знать, если он ведет нормальное делопроизводство.
— Что это я слышу о вас, Бо Снекер? Встаньте и расскажите все сами! — ворчливо потребовал Лонгстрет.
Снекер встал, бросив вскользь насмешливый взгляд на Дьюана, и, волоча ноги, сделал несколько шагов к возвышению. Вид у него был наглый, но без вызывающей бравады, присущей большинству скотокрадов.
— Все совсем не так, Лонгстрет, — громко заявил он. — Я зашел к Ларами купить чего-нибудь пожевать. Вдруг из зала подходит какой-то парень, которого я прежде никогда не видел, бьет Ларами по голове и швыряет его на пол. Я испугался и выбежал вон. Тогда этот вот здоровенный рейнджер погнался за мной, схватил и притащил сюда. Я ничего не сделал! Эти рейнджеры только и смотрят, как бы кого арестовать! Вот и все, что я могу сказать, Лонгстрет.
Лонгстрет, понизив голос, сказал что-то судье Оуэнсу на ухо, и сей достойный джентльмен важно кивнул в ответ своей крупной лохматой головой.
— Бо, вы свободны, — авторитетно провозгласил Лонгстрет. — А теперь всем покинуть зал суда!
Он не обратил никакого внимания на свидетельство Дьюана. Таков был его ответ — пощечина сующейся не в свое дело службе рейнджеров. Если Лонгстрет и путался с мошенниками, то нервы у него были просто великолепны! Дьюан чуть было не поверил в беспочвенность своих подозрений относительно полковника. Но пренебрежительное безразличие ко всем, манера считаться только со своими выводами и решениями, убежденность в незыблемости собственного авторитета — все это для острого и опытного глаза Дьюана находилось в разительном противоречии с неестественной напряженностью глубоких складок вокруг плотно сжатого рта полковника и с внезапной бледностью, медленно покрывшей оливковую кожу его щек. В наступившем временном затишье внимательное наблюдение за Лонгстретом привело Дьюана к убеждению, что этот человек терзается тревожной и жгучей неопределенностью.
Арестант Снекер кашлянул, нарушив завесу молчания, и, шаркая подошвами, поплелся к выходу.
— Стоять! — окликнул его Дьюан. Резкий окрик, словно пуля, остановил Снекера на полдороге.
— Лонгстрет, я видел, как Снекер напал на Ларами, — заявил Дьюан все тем же звенящим от напряжения голосом. — Что скажет суд по этому поводу?
— А суд скажет следующее. К западу от Пекос мы не поддерживаем никаких контактов с рейнджерами. Вы нам здесь не нужны. Фэйрдейл обойдется без вас!
— Неправда, Лонгстрет, — возразил Дьюан. — У меня есть письма граждан Фэйрдейла, в которых все они умоляют об организации здесь службы рейнджеров.
Лонгстрет побелел. Крупные вены выступили у него на висках. Казалось, он вот-вот взорвется от ярости. Однако он так и не нашелся, что ответить.
Растолкав всех, Флойд Лоусон бросился к возвышению и подбежал к столу. Кровь прилила к его лицу; речь его была абсолютно нечленораздельной; его невоздержанная выходка и злость никак не соответствовали причине, вовсе, казалось, не стоившей столь бурного проявления эмоций. Лонгстрет с проклятием оттолкнул его, бросив на него предостерегающий взгляд.
— Где ваш ордер на арест Снекера? — закричал Лонгстрет, перекрывая шум в зале.
— Мне не нужен ордер, чтобы производить арест. Лонгстрет, вы даже понятия не имеете о силе и возможностях техасских рейнджеров!
— Здесь вы не будете устанавливать ваши проклятые рейнджерские порядки! Я поставляю им заслон!
Дьюан только и ждал подобного ответа. Ему удалось вывести Лонгстрета из равновесия и заставить его продемонстрировать всему городу свою позицию.
Дьюан выступил вперед на открытое место.
— Люди! Я обращаюсь ко всем вам! — громко закричал Дьюан. — Только что вы были свидетелями того, как Лонгстрет, мэр Фэйрдейла, воспрепятствовал аресту преступника. Все происшедшее здесь будет описано в докладе генерал-адъютанту в Остине. Лонгстрет, вы больше никогда не сможете запретить чей-либо арест!
Лонгстрет сидел белый как мел, беззвучно двигая нижней челюстью.
— Лонгстрет, вы всем продемонстрировали свою власть, — продолжал Дьюан громким голосом, который разносился далеко и удерживал внимание всех, кто его слышал. — Любой честный житель Фэйрдейла может теперь видеть с полной очевидностью — у вас чертовски слабая власть! Слушайте — сейчас я буду называть вещи своими именами! За два года пребывания на посту мэра Фэйрдейла вы не арестовали ни одного скотокрада. И это очень странно, поскольку Фэйрдейл является гнездом преступников и грабителей. Вы не отправили ни одного арестанта в Дель-Рио, не говоря уже об Остине. У вас даже нет тюрьмы. За время вашей деятельности здесь случилось девять убийств, не считая бесчисленных уличных перестрелок, налетов и грабежей. Ни одного ареста! Но вы направо и налево раздаете ордера на аресты по всякому пустячному поводу, и налагаете наказания, абсолютно не совместимые с содеянным! Здесь в вашем суде рассматривалось много исков по поводу водоснабжения, торговых сделок со скотом, недвижимостью. И — странное дело! — во всех этих исках так или иначе замешаны вы, или Лоусон, или близкие вам люди! Странно, как правосудие рьяно печется здесь о защите ваших интересов!
Дьюан прервал свою резкую, негодующую речь. В наступившем молчании, как в зале, так и снаружи, было слышно глубокое тяжелое дыхание возбужденных людей. На лицо Лонгстрета страшно было смотреть, настолько оно изменилось. Но выражало ли оно что-нибудь, кроме ненависти к своему обвинителю?
— Лонгстрет, пока это только разговор для вас и жителей Фэйрдейла, — продолжал Дьюан. — Я не обвиняю ни вас, ни суд в бесчестности. Я говорю: странно! Правосудие здесь было сплошным фарсом. Причина, скрывающаяся за всей этой распущенностью и неразберихой, для меня неясна — пока! Но я призываю вас применить наконец власть!
Глава 17
Дьюан вышел из зала суда, протолкавшись через толпу, и неторопливо пошел вдоль по улице. Он был уверен, что на лицах нескольких людей ему удалось заметить плохо скрытое выражение удивления и одобрения. Он напал на горячий след и намерен был проследить, куда он ведет. Ни в коем случае не следовало исключать возможность, что на другом конце следа находился Чизельдайн. Дьюан едва сдерживал нарастающее нетерпение. Но всякий раз на него ушатом холодной воды накатывало воспоминание о Рей Лонгстрет. Он подозревал ее отца в том, что он не тот, кем пытается казаться. Он может принести — и скорее всего, принесет — печаль и позор ни в чем не повинной молодой женщине. Эта мысль заставляла его морщиться, словно от жгучей боли. Ее образ постоянно преследовал его, и в такие моменты он думал больше о ее красоте и прелести, чем о бесчестьи, которое он может навлечь на нее. Некие странные чувства, глубоко запрятанные в душе у Дьюана, стучались в его сердце, пытаясь вырваться наружу. Он был взволнован и растерян.
Вернувшись в гостиницу, он обнаружил там Ларами, по-видимому не очень пострадавшего от нанесенной ему травмы.
— Как ты себя чувствуешь, Ларами? — поинтересовался Дьюан.
— Пожалуй, не хуже, чем можно было ожидать, — ответил Ларами. На голове его красовалась повязка, не скрывавшая солидную шишку на том месте, куда пришелся удар. Он казался бледным, на вполне здоровым.
— Крепко же тебе досталось от Снекера, — заметил Дьюан.
— Я ни в чем не обвиняю Бо, — быстро возразил Ларами, отведя от Дьюана взгляд, заставивший его задуматься.
— Тогда я обвиняю его. Я поймал Снекера… доставил к Лонгстрету в суд. Но они отпустили его.
Казалось, Ларами тронула такая дружеская откровенность.
— Послушай, Ларами, — продолжал Дьюан. — В некоторых частях Техаса распространена привычка держать язык за зубами. Привычка, и инстинкт самосохранения! Между нами, должен сказать, что я нахожусь по вашу сторону забора…
Ларами быстро взглянул на него. Дьюан обернулся и открыто встретил его взгляд. Он вывел Ларами из его обычного невозмутимого безразличия; но постепенно искорка, которая могла выражать удивление и радость, угасла на лице хозяина гостиницы, оставив после себя прежнюю бесстрастную маску. И тем не менее, Дьюан увидел достаточно. Подобно породистой гончей, он обладал хорошим нюхом.
— Кстати, Ларами, на кого, ты сказал, работает Бо Снекер?
— Я ничего не говорил.
— Ну, так можешь сказать сейчас, верно? Ларами, ты что-то чертовски необщительный сегодня. Это все твоя шишка на голове. Так на кого он работает?
— Если и работает, что случается совсем не часто, то объезжает скот для Лонгстрета.
— Хм! Похоже, Лонгстрет опутал весь Фэйрдейл, как паук паутиной. Однажды я здорово разозлился, когда узнал, что проиграл Лонгстрету приличную сумму в фаро! Конечно, если бы выиграл, то не разозлился бы так, ха, ха! Но я удивился, когда мне кто-то сказал, что Лонгстрету принадлежит игорный дом «Будем надеяться».
— Ему тут много чего принадлежит, — сдержанно ответил Ларами.
— И опять — хм! Ларами, как и любой, кого я встречаю в вашем городе, ты боишься даже слово вымолвить о Лонгстрете. Скажи мне прямо, Ларами. Я чихать хотел на полковника мэра Лонгстрета. И при случае я возьму его на мушку так же быстро, как и любого другого скотокрада в долине Пекос!
— Болтать всякий может, — пожал плечами Ларами, игнорируя подобное хвастовство; однако щеки у него слегка порозовели,
— Конечно. И мне это известно, — согласился Дьюан. — Но обычно я не болтаю. Так значит, не все знают, что Лонгстрету принадлежит «Будем надеяться»?
— Пожалуй, знают повсюду вдоль Пекос. Но имя Лонгстрета не связано с «Будем надеяться». Игорным домом заправляет Бленди.
— Ах, Бленди! Он мошенничает в фаро, или я просто выживший из ума осел! Я не хочу сказать, что у нас мало карточных шулеров. С ними можно еще потягаться. Но Бленди хитрый, двуличный, наглый, никогда не посмотрит тебе прямо в глаза. Таким заведением, как «Будем надеяться», должны управлять порядочные люди вроде тебя, Ларами.
— Спасибо, — ответил тот, и Дьюану показалось, будто голос его слегка охрип. — Вы разве не слышали, что я… когда-то управлял им?
— Нет. В самом деле? — быстро спросил Дьюан.
— Ну да. Я построил это заведение, дважды расширял его, и владел им целых одиннадцать лет.
— Черт меня побери, вот так новость! — настал черед удивляться Дьюану, и вместе с удивлением у него возник слабый проблеск догадки. — Жаль, что тебя там нет сейчас. Ты что, продал его?
— Нет. Просто потерял.
Теперь Ларами буквально распирало от желания облегчить душу — поговорить, высказать все, что накопилось на сердце. Сочувствие заставило его расслабиться.
— Это случилось два года назад — в марте как раз исполнилась годовщина, — продолжал он. — Мы с Лонгстретом участвовали в крупней сделке по поставке скота, каждый со своим стадом. И моя часть, тысячу восемьсот голов, исчезла бесследно. Испарилась! Я задолжал Лонгстрету. Он прижал меня так, что не продохнуть. Дело дошло до суда, и я… лишился всего…
Дьюану больно было смотреть на Ларами. Тот стоял бледный, и слезы катились по его щекам. Дьюан явственно читал на его лице горечь поражения, душевную агонию человека, потерпевшего неожиданную катастрофу. Да, он оказался несостоятельным должником, но ведь его ограбили, обманули, ободрали, как липку! Все, что он скрывал до сих пор, вся обида, разочарование и боль, излившиеся бы в активном протесте, не будь дух этого человека сломлен окончательно, обнажились пред Дьюаном. Теперь ему была понятна причина постоянной подавленности хозяина гостиницы. Но почему он открыто не обвинял Лонгстрета, почему предпочитал помалкивать, и чего боялся, — обо всем этом Дьюан счел удобным попытаться узнать как-нибудь в другой раз.
— Здорово же тебе не повезло, парень! — сказал Дьюан. — Поистине, злой рок! Но ты, я вижу, не унываешь, и колесо фортуны продолжает вращаться. А теперь вот что, Ларами. Мне нужен твой совет. Видишь ли, у меня есть немного денег. Но прежде, чем я их проиграю, мне бы хотелось вложить их в какое-нибудь выгодное дело. Купить скот, например, или участвовать на паях в расширении чьего-нибудь стада. Вот я и хочу, чтобы ты порекомендовал мне приличного, честного скотовода. Иди даже двух, если в ваших краях наберется столько — ха, ха! Никаких дел с теми, кто шныряет по ночам со скотокрадами! Я подозреваю, что в Фэйрдейле полным-полно таких. А ты ведь здесь живешь не один год, Ларами. И ты должен знать по крайне мере одного-двух порядочных людей.
— Хвала Господу, знаю, конечно, — с чувством ответил хозяин гостиницы. — Фрэнк Мортон и Сай Циммер, мои друзья и соседи в дни моего благополучия, а теперь просто друзья. Можете положиться на Фрэнка и Сая. Но если хотите моего совета — не вкладывайте сейчас деньги в скот.
— Почему?
— Потому что в наши дни каждый новичок, вкладывающий деньги в скот, будет обворован быстрее, чем успеет произнести «Господи помилуй!». Пионеры, новые скотоводы — легкая добыча для скотокрадов. Видит Бог, все владельцы скота для них легкая добыча. Но новички не имеют связей, не знают обычаев. Они вообще не знают никого и ничего. А старые скотоводы — люди мудрые и наученные горьким опытом. Они и постоять за себя смогут, если…
— Если что? — вставил Дьюан, не дождавшись конца паузы. — Если узнают, кто украл скот?
— Да нет.
— Если наберутся смелости?
— Ну, смелости им не занимать!
— Так что же? Что сможет заставить их выступить на борьбу с ворами?
— Руководитель и организатор!
— Привет, Джим! — прогудел густой бас со стороны входной двери. В комнату вошел плотный здоровяк с добродушной румяной физиономией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46