Сэм сидел у себя на кухне, и оружие, разложенное на белом кухонном столике, сверкало в свете лампочки без абажура, горящей под потолком. В соседней комнате кто-то тихо храпел. Должно быть, жена Сэма. Лицо и голые руки Сэма блестели от пота.– Для чего вам, собственно, нужна пушка? – осведомился Сэм.– Это неважно, – отрезал Джимми.– Я имею в виду, что, ежели вам надо спрятать ее под пиджаком, тогда я посоветовал бы взять вот этот, курносенький, калибра 0,38.– Ему нужна такая пушка, которая сделает свое дело за один раз, – сказал Джимми.– Я ж только хочу знать...– За один раз, и наверняка, – уточнил Джимми.– То есть надо что-то помощнее, так?– Да, – сказал Галлоран.– И неважно, что она будет торчать, и все такое?– Неважно.– А дело дневное или ночное?– Пока не знаю.– Потому как если это будет днем, тебе, мужик, таки придется ее спрятать как следует, а здоровая пушка – вроде вот этого «раджер-магнума» – будет торчать, словно хер.– Ну, тогда я, наверно, сделаю это ночью.– Мощнее «раджера» ничего не найти, – сказал Сэм.– Который из них «раджер»? – спросил Галлоран.– Вот этот вот.– Блин, да это же настоящий миномет! – заметил Джимми.– Он и бьет как миномет, – сказал Сэм. – В некоторых штатах его даже фараонам носить запрещают. Потому как если фараон пальнет из него в какого-нибудь фраера, пуля прошьет этого фраера насквозь и еще убьет какую-нибудь брюхатую бабу в соседней лавочке. Эта пушка действительно охренительно мощная. Ты говоришь, тебе надо наверняка, – ну, так она сделает свое дело наверняка, и еще с запасом.– И во сколько мне это обойдется? – спросил Галлоран.– Только говори настоящую цену, слышь, мужик, – сказал Джимми.Сэм решил, что они были любовниками в тюрьме. А что, обычное дело: мужик сходится с соседом по камере, и вскоре они начинают обращаться друг с другом, как муж с женой. Наверно, и эти из таких.– Эта пушка стоит сто пятьдесят, – сказал он.– Дороговато будет, – немедленно ответил Джимми.– В магазине такая потянет на две сотни, – возразил Сэм. – А эта новенькая, с иголочки, ни разу не стреляная. Сто пятьдесят – это минимум.– Сто двадцать пять, – сказал Джимми. – И патроны, сколько понадобится.Сэм покачал головой.– Патроны не проблема. Но за сто пятьдесят.Джеймс, эта пушка мне самому обошлась в сотню, клянусь мамой! Пятьдесят сверху – это ж не навар!– Ну че, как по-твоему? – спросил Джимми у Галлорана.– У меня столько бабок не наскребется, – ответил Галлоран.– А сколько у тебя есть?– Около сотни.– Не, так не пойдет! – сказал Сэм, встал и потянулся, показывая, что разговор окончен.– Тебе эта пушка таки нужна? – спросил Джимми.– Похоже на то, что она мне подходит, – сказал Галлоран.– Эта пушка череп сносит на раз, – заметил Сэм.– Так она тебе нужна или нет? – уточнил Джимми.– У меня не будет ста пятидесяти, – вздохнул Галлоран. Он взял пистолет и взвесил его на ладони.– Патроны – 0,44 «магнум» или 0,44 «спешиал», – сказал Сэм. – У меня есть и те, и другие, так что на этот счет не беспокойтесь.– Хорошая пушечка, – сказал Галлоран.– Дуло семь с половиной дюймов, – продолжал Сэм. – «Магнум» 0,357 по сравнению с этим – дерьмо собачье. Этот в два раза мощнее.– Ага, – кивнул Галлоран.– Эту пушку еще называют «черный коршун-супер», – говорил Сэм. – Калибр как у карабина! В любом магазине за нее возьмут не меньше двух сотен. А я прошу всего-то сто пятьдесят!– Да у меня просто нет таких бабок! – сказал Галлоран.– Если эта пушка тебе нужна, ты ее получишь, – отрезал Джимми. Он обернулся к Сэму. – Патроны прилагаются, я правильно понял?– Сколько потребуется.– Ну, тогда по рукам, старый мошенник! – Джимми рассмеялся и полез в карман. Он достал пачку банкнот, стянутую резинкой, стянул резинку, надел ее на руку и отсчитал три бумажки по пятьдесят. И, все еще смеясь, заметил: – Дороговато заламываешь, мужик! Надо было отвести его к Никки Гарджеру.– У Никки «раджеров» нету! – возразил Сэм.– Вот погоди, зайдешь ты ко мне в бильярдную! – пригрозил Джимми, протягивая ему деньги. – Я с тебя сдеру двадцать баксов за час игры!– Джимми, я ж за него сам сотню выложил!Галлоран еще раз взвесил пистолет на ладони. Посмотрел Джимми в глаза и очень тихо сказал:– Спасибо тебе.«Ну точно, любовники! – сказал себе Сэм. – Я так и думал!» * * * В спальне на третьем этаже тихо гудел кондиционер. В комнате было прохладно, но Клингу не спалось. Два часа ночи, а на работу ему только к четырем вечера. Но он собирался встать пораньше, чтобы выйти из дому вместе с Огастой. Он хотел проверить, не пойдет ли она снова к своему дружку на Хоппер-стрит. Хотел выяснить, неужели она ходит к нему каждый день вместо ленча, трахается вместо того, чтобы обедать где-нибудь в китайском ресторанчике. Клинг испытывал искушение выложить ей все как есть, рассказать, что он выследил ее на Хоппер-стрит, видел, как она входила в дом 641, и спросить, что ей там было надо. Покончить с этим раз и навсегда! Он вспомнил совет Кареллы.– Огаста! – шепнул он.– М-м?– Гасси!– М-м...– Ты не спишь?– Сплю... – ответила она и повернулась на другой бок.– Гасси, мне надо с тобой поговорить.– Давай спать, а? – сонно пробормотала Огаста.– Гасси...– Спи!– Солнышко, это важно.– Черт!– Солнышко...– Черт, черт, черт, черт! – сказала Огаста, села, включила ночник. – В чем дело? – спросила она и посмотрела на часы на столе. – Берт, сейчас два часа ночи! А мне на работу к половине девятого. Это что, так срочно?– Мне нужно поговорить с тобой. Сейчас, – сказал Клинг.– Мне вставать в полседьмого!– Извини, Гасси, но это действительно важно.– Ну ладно. В чем дело? – со вздохом спросила она. Взяла пачку сигарет, лежавшую рядом с часами, вытряхнула одну и закурила.– Я беспокоюсь, – сказал Клинг.– Беспокоишься? О чем?– Насчет нас с тобой.– Насчет нас?– Мне кажется, мы с тобой потихоньку расходимся.– Смешно!– Серьезно.– С чего ты взял?– Ну, мы... Ну, хотя бы потому, что мы теперь занимаемся любовью куда реже, чем раньше.– У меня месячные, ты же знаешь, – сказала Огаста.– Знаю, но... раньше ведь это не мешало? Когда мы только что поженились?– Ну... – Огаста помолчала. – Мне лично казалось, что у нас все в порядке.Клинг покачал головой:– Не думаю.– Так, значит, все дело в сексе? В смысле, тебе кажется, что мы мало занимаемся сексом?– Дело не только в этом... – начал он.– Потому что, понимаешь, если тебе хочется...– Да нет, нет...– Мне казалось, что у нас все прекрасно, – повторяла Огаста, пожала плечами и затушила сигарету.– Ты знаешь эту девушку, которая работает у вас в агентстве? – спросил Клинг. «Вот оно! – подумал он. – Добрались до сути дела!»– Какую девушку?– Такую маленькую блондиночку. Она демонстрирует молодежные моды.– Монику, что ли?– Ну да.– Монику Торп? А что с ней такое?– Она была тогда на пляже во время приема. Четвертого. Помнишь?– И что?– Мы с ней разговорились, – сказал Клинг.– Угу... – Огаста потянулась за сигаретами и снова закурила. – Не понимаю, какой интерес болтать с этой дурехой?– Ты слишком много куришь, тебе не кажется? – спросил Клинг.– Это что, еще одна претензия? – осведомилась Огаста. – Мы не занимаемся сексом, я слишком много курю... Ты что, собрался предъявить мне весь список обвинений, и непременно в два часа ночи?– Я всего лишь забочусь о твоем здоровье!– Ну, так что там Моника? О чем вы с ней говорили?– О тебе.– Обо мне? Вот это новости! Я-то думала, Моника вообще не способна говорить ни о чем, кроме себя, хорошей. И что же она тебе сказала? Она тоже считает, что я слишком много курю?– Она сказала, что видела тебя в городе с разными мужиками! – проговорил Клинг на одном дыхании и остановился, чтобы перевести дух.– Чего-чего?– Она сказала...– Ах-х, сопливая сучонка! – воскликнула Огаста и затушила только что раскуренную сигарету. – Она видела меня, меня!..– Особенно с одним, – добавил Клинг.– Особенно с одним? Так-так...– Так она сказала.– И с каким же?– Не знаю. Скажи мне сама, Гасси...– Смешно! – сказала Огаста.– Я только повторяю то, что сказала мне она.– И ты ей поверил.– Я... скажем так, я прислушался к ее словам.– Но она тебе не сказала, с кем именно она меня якобы видела. Так, Берт?– Нет. Я спрашивал, но...– Ах, ты ее спрашивал! Значит, ты ей поверил, так?– Я только выслушал ее, Гасси.– Сопливую шлюшку, которая перетрахалась со всеми фотографами в городе и у которой хватает наглости...– Успокойся, – сказал Клинг.– ...Хватает наглости утверждать, что я...– Ну же, Гасси!– Я убью эту сучонку! Как Бог свят, убью!– Значит, это неправда?– Конечно, неправда! А ты что, поверил?– Ну... в общем, да.– Ну, спасибо, дорогой!Некоторое время они молчали. Клинг думал, что надо спросить ее насчет дома 641 по Хоппер-стрит. Зачем она ходила туда сегодня днем? Он думал, что выполнил совет Кареллы, но толку с этого никакого, потому что ответа, который успокоил бы его, он так и не получил. Только расковырял рану.– Гасси...– Я люблю тебя, Берт, – сказала она. – Ты же знаешь.– Я тоже думал, что любишь...– Я тебя люблю!– Но ты бываешь повсюду без меня...– Ты же сам это предложил, Берт, ты же знаешь! Ты терпеть не можешь этих вечеринок...– Да, но все-таки...– Ну хорошо, больше я без тебя не хожу. Договорились?– Но...«А днем? Или во время дежурств, когда я гоняюсь за какими-нибудь мелкими воришками? Во время ночной смены? Что ты будешь делать тогда? Вечеринки – это фигня. Если, конечно, не считать тех случаев, когда ты говоришь, что ужинала в китайском ресторане с толпой народу, а мистер А-Вонг лично сообщает мне, что в компании мисс Мерсье рыжих не было. Жаль, что ты не брюнетка, Гасси. Брюнетки не так бросаются в глаза...»– Все, обещаю, – сказала Огаста. – Без тебя – никуда. А теперь ляг.– Есть еще кое-какие вопросы...– Ложись, – перебила она. – На спину.Она стянула с него простыню.– Просто лежи спокойно, – сказала она.– Гасси...– Тише.– Солнышко...– Тс-с! – сказала она. – Те-с, малыш. Я сейчас поиграю с тобой. Бедный заброшенный мальчик! Мамочка сейчас с тобой поиграет, – сказала она и жадно склонилась над ним... * * * Когда расследуешь убийство или то, что может оказаться таковым, расписание не имеет значения. Ты приходишь в участок и грызешь это дело, иногда круглыми сутками, потому что у убийцы есть выигрыш во времени и каждый потерянный час дает ему лишний шанс.Во вторник Карелле полагалось выйти на работу только в четыре, но он явился в десять утра, и никого из дневной смены это не удивило. Труп был обнаружен в прошлую пятницу, а любой коп знает, что самоубийство без предсмертной записки – все равно что хот-дог без кетчупа. Карелла сообщил лейтенанту Бернсу о жаре в этой проклятой квартире, а Бернс сообщил всем прочим детективам – на случай, если кому-нибудь придет в голову блестящая идея насчет того, почему кондиционер оказался отключенным в середине самой жаркой недели за лето. Блестящих идей пока не возникло.Однако все от души сочувствовали Карелле, который появился на работе в десять ноль-ноль утра, когда ему полагалось прийти только в четыре часа дня. Они все не раз бывали в его шкуре. Приходилось расследовать дела, способные довести детектива до ручки, спать урывками на кушетке в комнате отдыха, трясти проклятое дело, как терьер полудохлую крысу, пока оно не сдохнет совсем – и когда его можно будет спокойно похоронить в папке под грифом «Закрыто». С Кареллой говорили вполголоса и приносили ему кофе из канцелярии. Все знали, что он очень озабочен. Коллеги думали, что его беспокоит только отсутствие предсмертной записки и неработающий кондиционер в комнате, раскаленной, как Сахара. Но, кроме того, Карелла был озабочен еще и тем, что предполагаемый самоубийца якобы проглотил двадцать девять капсул секонала, в то время как он на пушечный выстрел не подходил к обычному аспирину. Этого коллеги не знали, потому что Карелла пока не говорил этого лейтенанту Бернсу, а лейтенант Бернс не сообщал остальным.В то утро Карелла первым делом позвонил в лабораторию техэкспертизы на Хай-стрит. Разговаривал он с тем самым экспертом, который возглавлял группу, работавшую в квартире Ньюмена. Он был детективом третьего ранга, и звали его Джон Оуэнби. Он с самого начала испортил Карелле настроение, сообщив, что результаты еще не готовы.– То есть как? – удивился Карелла. – Это ведь было в пятницу, а сейчас вторник! В чем дело?– В жаре, – ответил Оуэнби.– Какое отношение имеет жара к...– Какое у вас дело? – спросил Оуэнби. – Что вы предположительно расследуете?– Самоубийство.– Вот именно, самоубийство.– Но существуют обстоятельства...– Не надо мне про обстоятельства, – сказал Оуэнби. – Вы не в суде. У вас имеется предполагаемое самоубийство, пустой пузырек из-под секонала...– Почти пустой, – уточнил Карелла.– С нашей точки зрения, – объяснил Оуэнби, – если в пузырьке осталась всего одна капсула, а все остальные этот мужик проглотил, пузырек считается пустым.– Ну так и что же вы возитесь столько времени? Вон, медэксперты уже сообщили причину смерти – а им, между прочим, пришлось вскрывать этот чертов труп...– Порядок срочности, – сказал Оуэнби. – Может, у медэкспертов порядок срочности другой. Давайте я вам объясню, как с этим у нас. Когда мы имеем...– Может, лучше вы мне расскажете, не нашлось ли в квартире неопознанных отпечатков пальцев?– До черта. Они сейчас в отделе отпечатков. Я с ними говорил сегодня утром. Они еще не успели сравнить их с отпечатками покойника и его жены, которые вы нам прислали. Порядок срочности, Карелла! Убийство важнее самоубийства, вооруженное ограбление важнее кражи со взломом, изнасилование важнее мелкого хулиганства. Вы знаете, сколько у нас убийств? Все из-за этой жары! Из-за жары у людей крыша едет. А в эту пятницу еще и полнолуние. Знаете, что будет? Все психи в городе повыползут! На нас свалится столько застреленных, зарезанных, зарубленных, задушенных и задавленных, что вы себе просто и представить не можете! Так что идите вы со своим паршивым самоубийством знаете куда? Результаты я вам завтра пришлю.– Где капитан Гроссман? – спросил Карелла. – Я хочу поговорить с ним.– Если вы собираетесь жаловаться начальству, это вам...– Где он?– В суде. И пробудет там до конца недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25