В пещеру часто приходил Бенази и рассказывал, что происходит за ее пределами. С тех пор, как мальчишке было поручено снабжать едой Лагардера и его сиделок, мастерство подающего надежды отрока в деле очищения кладовых мирных селян неизмеримо возросло. Он каждый день отправлялся на промысел и никогда не возвращался с пустыми руками: фрукты, каплуны, старое мурсийское вино и дичь не переводились на столе затворников. Разумеется, за все эти деликатесы не было уплачено ни мараведи. Если бы Лагардер знал, каким образом пища попадает в пещеру, он бы наотрез отказался от нее. Впрочем, юный мошенник не понял бы его щепетильности, так как искренне считал, что поступает правильно, и выполнял свои обязанности со всей возможной ловкостью.
Прошла неделя. Лагардер стремительно поправлялся. По вечерам он быстро засыпал, и сон был теперь для него истинным отдохновением: он перестал бредить, горячка отступила.
От Антора не было никаких известий. Шевалье не знал о том, что на поиски Авроры посланы опытные лазутчики, и однажды утром заявил, что готов отправляться в путь… Впрочем, фразу эту он не закончил. Видимо, внутренний голос по-прежнему звал его на поиски Авроры, но разум отказывался верить, что девушка жива. Замешательство Лагардера помогло Марикнте уговорить его подождать еще несколько дней.
Оберегая по ночам покой раненого, Марикита забывала о собственном отдыхе: радость, которую испытывала она при виде выздоравливающего Анри, помогала ей преодолевать любую усталость. Но однажды ночью она не выдержала и задремала подле крепко спящей Мабель.
Надвигалась гроза, в тяжелом воздухе вязли отдельные раскаты грома, небо затянуло густыми черными тучами, на нем больше не было ни звездочки. Такие темные, непроглядные ночи для Испании большая редкость.
В цыганском таборе, раскинувшемся в ста шагах от пещеры, все спали. В удушливой предгрозовой атмосфере уснул даже часовой, который, согласно приказу Мабель, должен был наблюдать за дорогой.
Ближе к полуночи легкая женская тень проскользнула мимо табора раньи. Ночная странница удивилась, увидев в этой пустынной местности стоянку цыган, но, похоже, ничуть не испугалась. Обутая в мягкие сандалии, она двигалась легко и бесшумно, так что никто ее не услышал и не увидел. Скоро тень ее уже мелькала возле кустарника, преграждавшего вход в каменный грот. Незнакомка опустилась на колени и проскользнула в узкий лаз. Ни один лист, ни одна ветка не были ею задеты. Очутившись перед дверью, она достала из кармана ключ и собралась отпереть замок. Тут она с удивлением заметила, что дверь открыта и требуется всего лишь слегка толкнуть ее. Незнакомка заволновалась и схватилась за рукоятку кинжала, торчащего у нее из-за пояса. Но беспокойство быстро сменилось радостью; она улыбнулась и прошептала:
– Педро!
Никто не ответил. Она открыла дверь и позвала уже громче. В ответ раздалось какое-то шуршание и сонное женское бормотание.
В гроте было темно. Стоя на пороге, женщина ждала, пока глаза ее привыкнут к темноте. Внезапно она почувствовала, как в ее горло вцепились сухие старческие руки; руки эти явно принадлежали не мужчине. Ночная посетительница опять потянулась за кинжалом, желая ударить невидимого врага, но потом передумала. Резким движением она стряхнула с себя нападавшую, и та, не удержавшись на ногах, с визгом покатилась по полу. Как уже понял наш читатель, это была старая Мабель.
Привыкнув к темноте, незнакомка вошла в грот, но не успела сделать и двух шагов, как шею ее снова сдавили женские руки – гибкие и сильные… Таинственная гостья пыталась что-то сказать, но ее душили все яростнее, и тогда ее терпению пришел конец. Она извернулась и вцепилась противнице в волосы. Завязалась жестокая борьба. В темноте слышались тяжелое дыхание, глухие толчки и злобное шипение. Время от времени к этим звукам присоединялось сердитое бормотание Мабель, которая осыпала неизвестную посетительницу отборными проклятиями.
Этот шум разбудил шевалье; он вскочил и воскликнул:
– Что случилось? Зажги свет, Марикита.
Услышав мужской голос, незнакомка решила, что попала в засаду, и стала подумывать об отступлении. К несчастью, кругом стояла такая кромешная тьма, что она не могла разглядеть, где же выход. Тогда ночная гостья решила дорого продать свою жизнь и извлекла кинжал.
Почувствовав прикосновение холодной стали, Марикита вспомнила, что она тоже вооружена, и, выхватив свой кинжал, совсем было собралась пустить его в ход. Внезапно вспыхнул свет: колдунья наконец-то раздула огонь и зажгла факел.
– Остановитесь! Остановитесь! – крикнул Лагардер.
– Кто вы? Что вы здесь делаете?.. Это ты, Педро? – воскликнула незнакомка.
И она, не дожидаясь ответа, бросилась к шевалье. Марикита, сжимая в руке кинжал, преградила ей дорогу. Девушка решила, что незнакомка собирается убить Анри. Однако незваная гостья внезапно отбросила кинжал и изумленно воскликнула:
– Господин де Лагардер?
– Кто вы? – удивленно спросил шевалье.
– Я? Разве вы меня не узнаете? Я Хасинта, прозванная прекрасной басконкой, хозяйка трактира в Байонне!.. Но как вы оказались здесь, в убежище моего брата?
– Вашего брата?.. Антонио Лаго?
– Нет, другого, Педро… Мой брат Педро убил дворянина, посмевшего неуважительно обо мне отозваться, и вынужден был бежать в Испанию. Однако это не помешало ему сражаться на стороне французов. Теперь война окончилась, и я пришла узнать, не вернулся ли он… Он уже третий год прячется в этом гроте, и я каждую неделю прихожу из Байонны повидаться с ним. А чтобы никто не разнюхал, где он скрывается, я вынуждена приходить ночью…
Лагардер протянул ей руку; она взяла ее и почтительно поцеловала.
– Как хорошо, что я пришла сюда раньше него, – с облегчением произнесла она. – Если бы на моем месте оказался Педро, могло бы случиться несчастье.
Мабель и Марикита уже без ненависти, но по-прежнему недоверчиво разглядывали девушку.
– Кто эти женщины? – спросила басконка.
– Я забыл, что вы не знакомы, – улыбнулся шевалье. – Марикита, оставь свой кинжал и улыбнись Хасинте; вы обе добры и отважны, и я равно благодарен вам обеим.
Девушки подчинились и, забыв о том, что еще несколько минут назад они были готовы убить друг друга, улыбнулись и радостно обнялись.
Мабель все еще была не в духе и ругала несчастных караульных, проморгавших красавицу басконку. Конечно, ничего страшного не произошло, раз Лагардер знает эту девчонку, но если бы на ее месте был мужчина?..
– Что ты теперь собираешься делать? – спросила она. – Надеюсь, ты не станешь гнать нас отсюда?
– Я – гнать вас?.. Храни меня Господь! – воскликнула басконка. – А почему вы меня об этом спрашиваете?
Хасинта с любопытством разглядывала властную уродливую старуху.
– Потому что господин де Лагардер ранен, – сказала Мабель, – и пока он не выздоровеет, он не выйдет отсюда.
– О чем это она? Неужели вы ранены?.. – воскликнула Хасинта.
– О, ничего опасного, все уже позади, – ответил Лагардер. – Они ухаживали за мной и спасли мне жизнь.
– Вот и славно, – сказала Хасинта, беря Марикиту за руку. – Я вас случайно не оцарапала?
В пылу борьбы обе женщины раскраснелись, их волосы растрепались и теперь змеились по плечам длинными черными прядями. Никто не посмел бы утверждать, что одна из них красивее, чем другая. Смеясь, они помогали друг другу привести прически в порядок.
Глядя на них, Лагардер улыбнулся, но внезапно на его лицо набежала тень: эти две красавицы, ставшие отныне неразлучными подругами, напомнили ему Аврору и донью Крус, наряжавшихся для королевского бала.
Хасинта наклонилась к нему и тихонько спросила:
– А где же мадемуазель де Невер?
На глаза шевалье навернулись слезы.
– С тех пор я ее ни разу не видел, – с болью в голосе прошептал он, – и теперь повсюду ищу.
– Матушка, верно, все еще ждет свою дочь в Байонне, – сказала басконка.
– Несчастная женщина!.. Господи, умоляю тебя, верни ей дочь! Вдруг я уже не смогу этого сделать…
– С чего ты это взял? Глупости! – рассердилась Мабель. – Поди-ка ты лучше поспи: утро вечера мудренее. Как знать: может завтра будет великий день.
– Погодите, еще одно слово… – попросила Хасинта. – Где мой брат, где Антонио?
– Наверное, он уехал с господином де Шаверни и его спутниками, – тихо ответил Лагардер. – Я ничего о них не знаю.
– Вы не должны отчаиваться, – сказала Хасинта. – Они непременно вернут вам вашу возлюбленную. Я пробуду здесь до завтрашней ночи. Кто знает, может, по возвращении в Байонну, мне придется готовить госпожу принцессу к встрече с дочерью!
Теперь уже Лагардер взял руку Хасинты и нежно поцеловал. Немного спустя он заснул, а женщины всю ночь напролет шепотом поверяли друг другу свои секреты.
XV
ПОБЕДА!
Солнце затопило своим светом горы, и их гигантская тень постепенно отступила в глубь долины. Тысячи незаметных глазу зверьков скользили по ветвям деревьев и шуршали в траве, наполняя воздух шорохами.
В палатке цыгане тянули свои заунывные восточные песни. Лагардер, уже достаточно окрепший, позволял лечить себя и ухаживать за собой лишь потому, что не хотел огорчать милых дам, оспаривавших друг у друга право услужить ему.
Нынче утром он взял в руки свою шпагу. Он извлек ее из ножен и – о небеса! – клинок не показался ему слишком тяжелым. Исполнившись радости, шевалье с любовью начистил свое верное оружие до блеска; вместе с надеждой к нему возвращались и силы, и он уже подумывал о том, как скоро ему представится случай проверить себя в деле.
По извилистой дороге к табору медленно приближался довольно большой – человек в тридцать – отряд. Дозорные уже давно заприметили его и сообщили, что всадники одеты весьма пестро и выглядят подозрительно.
Во главе кавалькады, смеясь и оживленно жестикулируя, ехал Филипп де Гонзага, необычайно довольный тем, что вновь собрал свою шайку: рядом скакал Пейроль, все еще бледный; за ним гарцевал Монтобер, громко беседующий с Таранном; чуть поодаль ехали Носе, фон Бац и Лавалад. Процессию замыкал толстяк Ориоль, хранивший угрюмое молчание. Наверное, он вспоминал сейчас о сладких ночах, проведенных в Пале-Рояле, о пухленькой хохотушке Сидализе, и о сговорчивой, хотя такой жадной до денег прелестнице Нивель… За клевретами следовали солдаты. Это были наемники – отъявленные головорезы, лихие вояки. Принц предпочел их регулярной армии.
– Ни регент, ни Лоу не должны больше интересовать нас, господа, – говорил Филипп Мантуанский. – Мы все равно обменяем нашу бумагу на испанские дублоны, так что чего-чего, а золота у нас будет вдоволь. Испанский король – наш друг, да и сама королева нам покровительствует; если вы будете паиньками, вам дадут титулы и должности при дворе… Ориоль вон скоро станет испанским грандом. Ну что? Вы готовы, господа? Борьба продолжается?
Широкие улыбки осветили физиономии его спутников. Алчность и развращенность вновь обратили их взоры к хозяину. Одному Пейролю было не до смеха: не то, чтобы он был менее алчным и беспринципным, просто сейчас его мысли занимали вовсе не будущие прибыли.
– Лагардер! – произнес он вполголоса.
– Чума его возьми, твоего Лагардера! – вскричал Гонзага. – Стоит мне захотеть – и я натравлю на него тех пятьсот человек, что вот-вот даст мне Филипп!
– Он распугает их, как жалкую стаю воробьев, – прошептал интендант.
– Но мы тоже выступим против него, – вмешался Носе.
Пейроль обернулся и смерил его с головы до ног презрительным взглядом:
– Да мы только и делаем, что выступаем против! А толку чуть. Многие уже мертвы…
– Черт побери! – зарычал принц, взбешенный настойчивостью фактотума, который несколько подпортил впечатление от увлекательной речи самого Гонзага. – Ты что, струсил? Если так, то мне понятно, почему тебе не удалось задержать даже женщин.
– Лагардера не останавливают мечи, женщин – прочные каменные стены, монсеньор! Нет, вы как хотите, а я успокоюсь лишь тогда, когда своими собственными глазами увижу свежую могилу нашего бравого шевалье.
– Увидишь, не беспокойся, – буркнул Филипп Мантуанский. – Может, ты сам его туда и уложишь – для твоего же спокойствия. А что до прочных стен, то я прикажу посадить мадемуазель де Невер на цепь, и приковать ее к железному поясу, который ты станешь носить, не снимая. Пейроль усмехнулся:
– Прежде чем уложить Лагардера в гроб, его надо убить, прежде чем приковать голубку цепью, ее надо поймать. А этого не случится ни сегодня, ни завтра… быть может, этого не случится никогда, монсеньор!
Гонзага в ярости смял кружевное жабо. Клевреты молчали. Проклятый Пейроль своими нравоучениями и своим похоронным тоном сковал льдом бахвальство на устах хозяина. Так что лишь стук лошадиных копыт да грубые шуточки солдат нарушали тишину равнины, по которой ехал отряд всадников.
По той же дороге, только с другой стороны, к цыганскому табору приближалась еще одна группа. В ней было всего-навсего шесть человек: четверо мужчин и две женщины.
Один из мужчин тоже громко рассуждал вслух и тоже говорил о Лагардере, хотя и не обещал ни службы, ни почестей, ни денег.
– Тысяча чертей! – доносился ворчливый голос нашего старого приятеля Кокардаса. – Куда, черт возьми, мог запропаститься этот паршивец? Почему мы никак не можем его найти? По-моему, его похитили те мерзопакостные цыгане, которые шляются тут по всем дорогам. Небось, усыпили его где-нибудь в укромном уголке своим адским зельем…
– С тобой и впрямь можно было бы сыграть такую шутку: тебе ведь всегда хочется пить, – сказал Амабль.
– Глубоко заблуждаешься, голубь мой! Прежде чем пить вино, я его нюхаю, и тот, кто мне туда чего-нибудь подмешает, проглотит у меня сразу и вино, и стакан, вот так вот!
За Амаблем следовали Аврора де Невер, донья Крус и Шаверни. Все трое также говорили о Лагардере.
– Где-то он теперь? – вздыхала Аврора: бедное дитя только этим теперь и заботилось. – Я бы предпочла остаться в Испании, а не возвращаться во Францию без моего милого Анри. Мне нельзя покидать те места, где он страдает, потому что я буду непрестанно слышать зов горя, однако не смогу помочь ему, не смогу осушить слезы моего бедного суженого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35