В конце июня 1966 года одна из газет давала такую установку школьникам: “Ученики могут помочь революционизации учителей. В рядах учителей имеется часть пролетарских, революционных, смелых элементов. У большинства учителей пролетарское мировоззрение еще не окончательно заменило буржуазное. Имеется еще и группка нечисти, настроенной против партии, против социализма, против идей Мао Цзэдуна. Мы должны под руководством партии, опираясь на левые элементы, имеющиеся среди учителей, в процессе упорной работы постепенно сплотить большинство учителей, до конца обнажать, критиковать, уничтожать всю нечисть”.
Газеты призывали всех “бунтарей” приобщиться к “революционному делу” в столице. Начинается паломничество в Пекин за опытом столичных хунвэйбинов. Хунвэйбины и цзаофани начинают объединяться в батальоны, роты, взводы. День “красногвардейца” был разбит на две части. Первая – это учеба: заучивание цитат Председателя Мао, а также изучение свежих дацзыбао, которые с утра вывешивались повсюду. Сидя на корточках, стоя в толпе, лежа на тротуаре, хунвэйбины переписывали с этих прокламаций все подряд в свои блокноты и тетради. Во второй половине дня они обычно проходили военную подготовку, для чего из числа военнослужащих было выделено свыше 100 тысяч советников. Из среды хунвэйбинов все чаше стали раздаваться призывы выдать им оружие.
18 августа хунвэйбины устраивают смотр на площади Тяньаньмэнь. Выход Мао на трибуну был подан, словно появление Будды. Председатель надел на рукав повязку хунвэйбина, а стоящая внизу многомиллионная толпа неистовствовала. За спиной Мао находились Лю Шаоци, Дан Сяопин и другие руководители. Им было ясно, что они проиграли и не способны более контролировать ход событий. Осенью 1966 года оба они исчезают с политической сцены.
Хунвэйбины пекинского университета Цинхуа опубликовали в журнале “Хунци” статью, в которой говорилось:
"Тысячи и тысячи положений марксизма в конце концов сводятся к одному: “Бунт – дело правое”. В этом – сама душа идей Мао Цзэдуна. Основным и самым драгоценным качеством революционных пролетариев является отвага. Они должны смело думать, говорить и действовать, чтобы преодолеть все преграды и завершить революцию.
Мы полны решимости бунтовать, и вам ничто не поможет. Вы полагаете, что мы чрезмерно дерзки. Именно такими мы и хотим быть. Председатель Мао говорит: “Тех, кто занимает высокие посты, следует ценить не дороже, чем пыль”. Мы намерены нанести удар не только по реакционерам университета, но и всего мира. Преобразование мира – вот задача революционера”.
Доктор Ли свидетельствует, что к началу 1667 “культурная революция” бушевала уже по всей стране. Партийные и государственные учреждения были парализованы. Промышленное производстве падало. Транспорт разрушался. А Линь Бяо и Цзян Цин призывали мятежников: “Свергните все!”, “Ведите гражданскую войну!” Даже в самих парткомах не было спокойствия – их руководители яростно выступали друг против друга, стремясь захватить власть.
В конце января 1967 года Мао Цзэдун обратился к армии с призывом поддержать хунвэйбинов. По существу, ставился вопрос о вмешательстве армии в политическую жизнь страны. К тому времени армейские кадры давно уже воспитывались в духе личной преданности вождю. Опираясь на поддержку армии, хунвэйбины во многих местах начинают захватывать власть. В Шанхае отряды хунвэйбинов с помощью армии захватили редакции газет, радио, а затем, после недельной кровопролитный борьбы, – городской комитет партии. Руководил ими младший офицер службы безопасности часового завода Ван Хунвэнь, которому было всего 30 лет. Эту акцию назвали “захватом власти”. Мао Цзэдун одобрил эти действия и призвал всю страну последовать примеру шанхайцев. К осени 1967 года была разрушена практически вся существующая политическая система, репрессированы многие видные партийные, государственные и военные деятели. В стране воцарился хаос. В центре и на местах обострилась борьба. Доходило даже до прямых вооруженных столкновений между военными и хунвэйбинами. Ситуация выходила из-под контроля, и Мао забеспокоился. В целях привлечения на свою сторону кадровых партийных работников и рядовых коммунистов он объявил о намерении возобновить деятельность партии и созвать IX съезд КПК. Была также реорганизована группа по делам культурной революции, из состава которой вывели “леваков”, подстрекавших хунвэйбинов на борьбу с армией. А летом 1968 года с движением хунвэйбинов было покончено. Они выполнили задачу, возложенную на них, и были более не нужны.
Уже в это время отчетливо проявились характерные черты периода “культурной революции”: прославление уравнительного социализма, отторжение принципа оплаты по труду как “буржуазного”; выдвижение на первый план классовой борьбы и идеологического воспитания, а не развития экономики. Все это сопровождалось все более растущим культом Мао, переходящим уже в его обожествление. Доктор Ли пишет:
"По мере подготовки партии к IX съезду даже упоминание о коллективном руководстве стало преступлением, а культ Мао достиг наивысшей точки. Весь Китай носил куртки “под Мао”, его “малую красную книгу” и повторял цитаты из его высказываний. Даже самая простая сделка в магазине включала цитату из Мао. Его портреты были повсюду. Десятки миллионов людей по всей стране начинали день, отбивая поклоны портрету Мао и спрашивая у него указания. А вечером люди снова кланялись, сообщая Мае обо всех событиях и признаваясь в своих ошибках. Каждый рабочий день начинался и заканчивался коллективными повторениями афоризмов Мао. Они стали не только руководящей идеологией, но и коллективным заклинанием”.
В апреле 1969 года состоялся IX съезд КПК. С политическим отчетом выступил маршал Линь Бяо, выдвинувший тезис о том, что идеи Мао Цзэдуна являются новым, высшим этапом развития марксизма-ленинизма. В этом докладе и новом уставе КПК, принятом на съезде, вся история партии связывалась с деятельность только одного человека – Мао Цзэдуна. Устав провозглашал Мао “вождем партии”, а преданность ему – законом внутриполитической жизни. В шестом параграфе устава говорилось, что “товарищ Линь Бяо неизменно высоко держит великое знамя идей Мао Цзэдуна и исключительно преданно и решительно проводит и защищает пролетарский революционный курс товарища Мао Цзэдуна” и что Линь Бяо является “ближайшим соратником и наследником” Мао.
Так Линь Бяо стал официальным преемником Великого кормчего. После съезда вокруг него развернулась шумная пропагандистская кампания. Все чаще портрет Линя в зеленой военной форме и надвинутой на глаза фуражке стал появляться рядом с портретами вождя. Он стал заместителем председателя ЦК КПК и вместе с Чжоу Эньлаем, Кан Шэном, Яо Вэньюанем и Чжан Чуньцяо вошел в состав “ближнего круга” Мао Цзэдуна. Съезд полностью оправдал и узаконил разгром в ходе “культурной революции” руководящих органов партии и государственной власти. В итоге в политической жизни Китая сложилась совершенно новая обстановка.
5. Десять тысяч лет жизни Председателю Мао!
Превратившись в Китае в божество, Мао Цзэдун и для многих радикально настроенных европейцев и американцев постепенно становился символом истинного революционера и преобразователя мира. Исследователь из США Пол Джонсон свидетельствует, что люди, посещавшие Китай в 60 – начале 70-х годов, возвращались оттуда горячими поклонниками коммунизма маоистского типа. Один из них писал, что Китай – это “разновидность благодатной монархии, которая управляется императором-жрецом, завоевавшим абсолютную преданность своих подданных”. Восхищались высоким уровнем морали, тем, что правительственные сборщики налогов стали “неподкупными”. Все это поразительно напоминало восхваления, рассыпаемые некоторыми зарубежными визитерами в адрес другого диктатора, Сталина, в то время, когда в Советском Союзе осуществлялась принудительная коллективизация и правил бал “большой террор”.
Мао Цзэдун своей политикой духовно закрепостил китайцев, отнял у них чувство достоинства и чести. Люди стали винтиками в руках Великого кормчего. Отныне знаком верности и послушания вождю стали красные цитатники, изготовленные в количестве пяти миллиардов штук. Доктор Ли Чжисуй в своей книге пишет:
"После хрущевской атаки на Сталина китайский вождь стал панически бояться, что его тоже обвинят в навязывании массам культа своей личности. Великому китайскому народу, считал Мао, необходим великий вождь, созерцание которого должно вдохновлять жителей Поднебесной на новые трудовые подвиги. Однако при этом нужно было создать иллюзию, что массы сами вознесли Мао на трон. Тогда его власть над страной стала бы несокрушимой и никто даже заикнуться не посмел бы о каком-то там культе”.
Как всякий восточный диктатор. Великий кормчий делал из политики театр. Декорациями был китайский народ, в основной своей массе оболваненный и искренне верящий, что он должен следовать указаниям вождя. Лишь Мао знает верный путь! Лишь вождь знает, что следует делать! Помпезные церемонии китайских императоров, преобразованные им на свой лад, отныне определяли жизнь, труд и быт рядовых китайцев. Массы встречали вождя ритуальным песнопением “Десять тысяч лет жизни Председателю Мао!"
Культ Мао отождествлялся с культом Солнца. Вся страна пела гимн “Алеет Восток”:
С Красного Востока восходит солнце.
В Китае появился Мао Цзэдун.
На многомиллионных манифестациях хунвэйбины фанатично скандировали лозунги Мао, а маршал Линь Бяо умело ими дирижировал: “Сломим стоящих у власти агентов капитализма! Сломим реакционно-буржуазные органы власти! Выгоним всех дьяволов и злых духов! Избавимся от четырех предрассудков: старого мышления, старой культуры, старых обычаев и старых навыков. Идеи Мао должны руководить вашим духом и преобразить его, а сила духа преобразит материю!"
В “Пояснительной записке” к изданной летом 1967 года карте Пекина говорилось: “Пекин – это центр мировой революции. Пекин – это город, где живет наш самый-самый-самый любимый и уважаемый великий вождь Председатель Мао. И днем и ночью народ всей нашей страны и революционные народы всего мира смотрят на Пекин, думают о самом-самом красном солнце”.
Воля вождя изображалась как воля всего народа, и ей должны были следовать все. Старейший китайский писатель Ба Цзинь позднее вспоминал, что был рабом не только телом, но и душой, всегда готовым на самоунижение. Еще до “культурной революции” его приучили к тому, что долг человека состоит в перестройке своего сознания. Чтобы стать новым человеком, он должен был вытравить из себя все человеческое. Он голосовал, одобрял или проклинал вместе со всеми, потому что этого требовала партия, выступавшая от имени народа Мао вверг народ в нищету, однако никто вину за свои беды на него не возлагал. Ли Чжисуй свидетельствует: “Несмотря на ухудшение экономического положения в стране, любовь китайского народа к “великому кормчему” продолжала расти. В нехватке продовольствия народ обвинял не Мао, а местное партийное руководство. Позже мне рассказывали о множестве случаев, когда последним желанием умирающих от голода крестьян было желание взглянуть на портрет любимого вождя. Все верили, что председатель Мао приведет Китай к процветанию и что его идеи не могут быть ошибочными”.
В своей политической деятельности Мао Цзэдун нередко использовал исторические сведения для конструирования своих идей и постулатов. Лозунг “Древность на службе современности” опирался на традиционные представления о превосходстве китайской культуры. При этом Мао собирался преобразовать Китай и сделать его богатым и могущественным как в древности. “В историческом прошлом он находил ответы на многие вопросы. Из жизни древних императоров он узнавал, как править страной, как манипулировать народом и своими противниками, как бороться против заговоров и внешних врагов”. В самом культе Мао Цзэдуна нашли свое преломление традиции культа императоров.
При Мао начинает действовать ориентация на толпу, толпа требует не идей, а лозунгов, не логики, а обещаний, не призывов к размышлению, а угадывания ее настроения. Воздействуя на широкие слои малограмотного и невежественного населения, живущего представлениями традиционного патриархального мира, пропагандистско-идеологическая машина стремилась довести эмоциональное напряжение человека до такой степени, чтобы эмоции мешали аналитическому мышлению. Главное – заставить людей действовать по велению чувств, а не разума. “Есть ли у европейцев и был ли у древних людей таком великий человек, как председатель Мао? – ораторствовал маршал Линь Бяо. – У кого еще есть такие зрелые идеи? Такие гении, как председатель Мао, появляются на свете один раз в несколько сот лет, а в Китае – один раз в несколько тысяч лет. Председатель Мао – величайший гений в мире. Председатель Мао тысячи раз мудр, десять тысяч раз мудр. Идеи Мао Цзэдуна тысячу раз правильны, десять тысяч раз правильны”. Повсюду повторяли цитаты из красных книжечек, и они теряли реальный смысл, превращаясь в заклинание и догму.
Между тем склоки в высших эшелонах власти продолжались. Уже вскоре после IX съезда партии, когда Китай готовился к войне с северным соседом, а Мао начинал переговоры с Соединенными Штатами, наметились первые разногласия между Председателем и его “верным оруженосцем”. Мао никогда и никому полностью не доверял. Вот и теперь его начинает беспокоить быстрый рост влияния Линь Бяо и в целом армии. После ссылки хунвэйбинов в село на “трудовое перевоспитание” и пограничных конфликтов с Советским Союзом армия начиняет занимать ведущие позиции в руководстве страной. На IX съезде партии военные составили большинство нового ЦК. Самую значительную группу в нем составили высшие офицеры бывшей 4-й армии Линь Бяо, занимающие наиболее важные позиции в вооруженных силах Китая.
1 2 3 4 5 6 7