Почему босиком? Да все из-за старух. Они были очень разные, потому и прозвища он им дал соответствующие: одна - Одуванчик, другая - Скорбь, третья Ангел, только очень злой. В одном сходились: шалопая надо спасать. Имелась у них общая черта - жалость. Когда умерла его мать, а Климов тогда служил срочную, куда только не писали, разыскивая его. Ответ один: не значится. Как же так, человек в армию ушел и потерялся?
Вот почему Крольчонок осторожно выглянул из подъезда и, только оказавшись на улице, натянул сандалии.
Идти надо было до метро. Там, в новом торговом ряду, имелся прозрачный павильон. Мелочи хватало всего на две кружки. Этого явно недостаточно. Огляделся - из своих никого. Один транзит. Челночники. Нелегалы. Этих не любил особо. Поднося трясущейся рукой пиво ко рту, рассматривал зал поверх кружки: даст - не даст. Было в этом поиске нечто унизительное, но здоровье превыше всего.
Уже и вторая к концу, а своих все нет. Одна шантрапа. И вдруг взгляд Климова зацепился за мужика у стойки в кожаном пиджаке, но не турецком, и с внушительного вида портфелем-чемоданом. Этот даст. Непременно ему должно стать стыдно за свое благополучие, за хорошую работу, жену, друзей обеспеченных. Эй, товарищ, выручи, а то помру прямо на глазах... Бог ты мой, это ж Димка! Артеменко. Живой...
- Отвали... Иди разгрузи что-нибудь на рынке, а лучше помойся, побрейся и на работу устраивайся. - И вместо денег сует газету "Из рук в РУкй". Не узнал.
- Значит, майор наш порядочным человеком оказался, не соврал... Жизнь сохранил... Интересно, сам-то уцелел? Не знаешь, Дим? - У Климова к горлу подкатил шершавый комок. - Не узнал, значит? Я не обижаюсь. Меня теперь многие...
Не успел договорить. Димка Артеменко уронил чемодан и, молча обхватив Климова огромными ручищами, приподнял над полом.
- Узнал! Узнал! - неожиданно для себя заорал Геннадий Климов. - Узнал однополчанина... - И вдруг заплакал. Слезы сверху капали на лицо и пиджак Артеменко. Народ вокруг улыбался.
Дима поставил Гену перед собой. Подошли свои. Откуда нарисовались? Хлопали по плечу. Поздравляли, предчувствуя дармовую выпивку. Ошиблись.
- Пойдем-ка, Гун, туда, где прилично кормят. Посидим. Сколько лет прошло, восемь?
- Десять, - поправил Климов.
- Верно.
Расположились в лагманной у узбеков. И пошел разговор. Правда, сначала препирались, кому говорить первым, но Климов настоял на своем. В этом была логика. Докатиться до уровня Генки легко и просто, а вот стать таким, как Димка...
- А чего я? Я тоже, как ты. Целый год. Когда вспоминаю, веришь, дрожь берет.
- Верю.
- Потом женщину встретил.
- Красивую?
- Худенькую... Рак у нее был. Догадывалась. И сказала она мне, Гун, что надо каждый день проживать так, будто он последний... Иначе, говорит, Димочка, - не жизнь.
- Правильно сказала. А мне на женщин всегда не везло. Хоть и здоровые все были.
- Ничего, Климов, раз мы там не пропали, то и здесь свое возьмем.
Климов потянулся за стопкой, налил до краев с намерением произнести тост.
- Не много ли?
- Практика рождает профессионалов. Я свою дозу знаю.
Однако ошибся. Они тяпнули еще по три. За майора. За писарей штабных. За лучшую жизнь для всех и каждого. И Климов сломался. Артеменко и сам с трудом держался на ногах, но до выхода добрались. Поймали машину.
- Слышь, друг, отвези-ка нас в баньку, мне друга полечить надобно, попросил Дима, и водитель отвез их в "Селезни". Взяли отдельный кабинет с сауной и выходом в общую русскую парную - мужики все-таки любят кучковаться.
Через полчаса Климов запел. Еще через полчаса начал говорить вполне внятно. Следующие полчаса окончательно преобразили человека - теперь совсем хорошо выглядел гвардеец ВДВ. Бывших гвардейцев ВДВ не бывает.
- Давай побрейся, - Дима заказал станок, отказавшись от услуг парикмахера,.- одевайся, а я последний заход сделаю.
Через несколько минут по бане разнесся истошный вопль. Так кричат, когда рушатся последние надежды.
- В чем дело?! - В кабинет вбежал Артеменко.
- Обокрали, Дима! Всю одежду сперли! Мама моя, и трусы, и ботинки...
- Вон твоя одежда висит.
- Это не моя!.. Стой... Может, тот и спер? А свою здесь оставил.
- Твою я приказал выбросить на помойку. Вещи только из карманов выгреб. Вон, лежат на лавке.
Климов хлопал глазами. Переваривал. Потом начал торопливо примеривать. Надевая брюки, чуть не упал, но, заскакав козлом, удержался на ногах. Посмотрел в зеркало.
- Ну, блин горелый, дела-а-а...
Потом поехали к Гуну домой. По дороге Климов рассказал о старухах.
- Ничего, Генчик, разберемся. Хорошие тетки, по-видимому.
- И Ангел злой?
- В первую очередь.
- Она, конечно, справедливая, но уж больно недобро смотрит. А Скорбь? Я ее раз у своей кастрюли поймал.
- Может, мясо подбрасывала? На одних костях навара не сделаешь.
Климов задумался и согласно кивнул:
- Одуванчик всегда с пенсии деньги ссужала. Правда, я отдавал. Нет, честно...
- Она мне нравится меньше всех.
- Это почему?
- Знаешь, жена моя Вера как-то сказала: не надо баловать людей деньгами и советами, лучше дать в руки инструмент и научить работать.
- Не скажи. Кто сладкого вкусил, того на горькое не потянет. Имею в виду, кто лентяйничал, того уж за станок не поставишь.
- Допустим, тебе предложат грузовик. Хороший. Пусть не новый, но на ходу...
- Да мне развалину дай и запчасти, ты ж знаешь, какие руки были золотые. Из дерьма конфетку сделаю.
- Тогда пошли.
Они поднялись на шестой этаж, и Климов позвонил. Утром забыл взять ключи. Не до того было. Открыла Скорбь. И не узнала:
- Вам кого?
- Да ты че, Скорбь? Это я, Генка, сосед твой.
- Мира! - позвала Скорбь, и появилась вторая соседка, с решительным лицом всегда правого человека.
Оказывается, Ангел злой в миру имел совсем другое имя.
- Что, Роня?
- Тут двое пришли. Одеты прилично.
Мира присмотрелась, и лицо у .нее сделалось другим.
- Пускай...
И Роня, доверяя Мире, впустила их, но потом все-таки поинтересовалась: точно ли он?..
- Или я глупа, или мир перевернулся, - сказала, уходя в свою комнату, Ангел злой.
В квартире установилась тишина ожидания. Все удивлялись метаморфозе. Даже Одуванчик. Момент появления обновленного Климова она наблюдала через щель.
Глава 2
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
По стенам Генкиной комнаты метались отблески рекламных огней. Шестой этаж девятиэтажного дома. Каково же тем, кто живет вровень с крышами? Впрочем, у них конечно же есть шторы, в отличие от климовской халупы. А Генке все равно - спит как сурок. Вот человек: год по разным частям мотался, трясясь овечьим курдюком, а сегодня враз оклемался - и как с гуся вода. Философию собственную выработал в оправдание. Наверное, это у человека защитный рефлекс -уметь объяснить свои действия или, наоборот, бездействие. Память тоже включается избирательно: старается сохранить хорошее, приятное, а неприятности, обиды и разочарования спрятать в дальнем уголке.
Артеменко вдруг вспомнилось детство. Как ходили на карьер купаться. Однажды, лихо съезжая в воду с песчаного обрыва, вдруг ощутил дикую боль в ноге. Скольжение остановилось, его развернуло вниз головой. Так и висел, пока взрослые не сняли. Оказалось, в песке был зарыт моток пятимиллиметровой нержавейки. На ней, как на крючке, и висел восьмилетний Димон. Проволока разорвала икроножную мышцу, пометив шрамом левую ногу на всю жизнь. Даже сейчас, хотя рана давно зажила, когда проводил по рубцу пальцем, мышца непроизвольно сокращалась. Он согнул ногу и стал искать шрам. Нет... Пропал! Что за черт? Надо же, забыл. Ведь шрам на другой ноге... Из детства вернулся в сегодняшний день. Вот купит КамАЗ - и вперед! Нет, не так. Купим с Генкой грузовик - и дадим жару. Создадим свою фирму. Погоняем по России. Генка мастер, наладит его. А что такое дорога, когда баки полны, протекторы шелестят по сухому асфальту, мотор - как часы швейцарские. Захотел - на речку зарулил, отдохнул, поплавал, захотел... Он уже не мог дождаться, когда Гун проснется, чтобы рассказать ему о машине, дороге и речке... Нет, спит бобер.
Но Дима ошибался - Климов не спал. Знал, что не спит и Димон. Гун тоже вспоминал. Перед ним, как наяву, вдруг возникло лицо майора. Юрий Николаевич сказал: "Я, ребята, как и обещал, вас не сдал. Сам погиб в автокатастрофе. Но не сдал. А писарь что? Писарь получил два наряда вне очереди, помыл сортир - и вновь вернулся к своей кипучей деятельности. Надеюсь, подаренную жизнь вы отживете на полную катушку. Не девок имею в виду..." То ли стыдясь своей несостоявшейся жизни, то ли от обиды на эту жизнь Генка тихо заплакал.
- Слышь, Гун... - не выдержав наплыва мыслей, позвал Димон.
Генка высморкался в угол одеяла.
- Чего тебе? Спи.
- Не могу. Детство вспомнил. Душа свербит. У нас дерябнуть есть?
Генку будто подбросило на кровати. Ни хрена себе - трезвенник в третьем часу ночи выпить попросил. И именно в тот момент, когда с ними майор разговаривал. Климов искренне считал, что после той азиатской эпопеи они, как братья-близнецы, видят одно и то же.
Они сидели в полутьме, угадывая друг друга по силуэтам.
- Правда, что ли? Могу сходить к Одуванчику.
- Сходи...
Накинув новый пиджак, Генчик - теперь он должен был стать Генчиком, иначе Одуванчик ничего не даст - зашлепал к бабульке. Вскорости вернулся с бальзамом:
- Больше ничего нет.
Не зажигая света, разлили по булькам.
- Есть у меня, Генаха, одна идея. Давай купим грузовик! Помнишь, как ТАМ мечтали? Откроем фирму грузоперевозок. Поколесим. Я тебе про женщину рассказывал?
Гена молча кивнул.
- Неужто забыл?
- Я кивнул.
- Давай свет включим.
- Не надо.
Климов боялся, что друг заметит его припухшие от слез глаза.
- Оставила мне все. Сказала - на похороны. Куда там... - Димка помолчал, будто припоминая. - Тратил, тратил. Одних цветов на могилу - море, и все равно осталось. Потом работал как вол. Жрал одну кашу. На иномарку не хватит, но на, подержанный КамАЗ в самый раз... Ни под кого ложиться не будем. Сами по себе. Главное - заказы найти. Но тут тебе надо расстараться, москвич.
Гена почесал непривычно пушистые после бани волосы на затылке. Вздохнул.
- Годков десять назад можно было бы...
- Что так?
- Тогда только появились владельцы собственных автобусов, грузовиков, подъемных кранов. И зашибали хорошо. Потому что сервис, индивидуальный подход, техника своя - значит, все отлажено, никаких проколов. Надо хату разобрать и перевезти в другой район - независимо от того, кому позвонили первому, каждый брался за телефон: водитель звонил крановщику, а крановщик - водителю. А теперь... - Климов махнул рукой.
- Что же случилось?
- Нашлись умные люди с начальным капиталом. Не всегда ворованным, но в основном именно таким. Куда одиночке тягаться? У одиночек даже объявления в бесплатных приложениях брать перестали. А возникнешь - горло перегрызут, в буквальном смысле. Потом цивилизованней методы пошли: стали оттирать от заказов.
- И выхода нет?
- Почему? Есть. Покупай машину. Она твоя. Но работать иди к Хозяину. Он тебе и заказ, и ТО, и с ментами договорится, и "крышу" обеспечит. Страну поделили по регионам, по городам и весям, по номенклатуре товара.
- Это что же, если к такому попадем, то всю жизнь навоз возить будем колхозам?
- Фермерам, - уточнил Климов.
- М-да... .
- Не горюй. Не так страшен черт, как его малютка. Тут все от колесного средства зависит. Ты, Димон, подумай хорошенько. Я хоть и зашибаю... - Он запнулся. - Зашибал, но кое-какие связи остались. Мы вчера перышки почистили, теперь денька три охолонусь, а потом пойдем "птичку" посмотрим. И Хозяин приличный есть. Скареда, но в нашем деле понимает. Сам из водил. Теперь у него свое дело. Правда, слышал, будто одно время прихватили его, но сейчас поднялся. У него в конторе и концы подлиннее. А сейчас давай спать.
Гена взял бутылку с остатками бальзама и направился к двери.
- Ты куда? - удивился Артеменко.
- Прощаться...
Армейский друг ничего не понял. А Гена заперся в сортире, долго курил, разглядывая этикетку на бутылке. Когда же бледный рассвет через окно кухни проник в уединенный кабинет, сделал глоток, а остатки вылил в унитаз.
Под утро два друга наконец заснули. Лица у них были одинаково спокойные. А все от определенности. Так спят мужчины, принявшие важное решение...
Глава 3
АВТОБАЗА
Опаздывая, Василий Степанович Глотов всегда нервничал. В восьмидесятые, всерьез поверив слухам, упорно ходившим по Москве, что секретарь МГК Ельцин пользуется общественным транспортом, поставил служебную машину на территории и пользовался ею только при поездках в банк, налоговую и автоинспекцию.
С трудом вывернулся из общего потока пассажиров метро, норовящего закрутить и утащить к автобусным остановкам, одернул куцый пиджачок и двинул знакомой дорогой. Глотов любил ходить до своего предприятия пешком. В это время хорошо думается.
Через квартал увидел знакомый бетонный забор автобазы. Чем для него была автобаза? Зависело от настроения и образа мыслей. Сегодня это предприятие, им же поднятое из руин. Цеха, подвижной парк, службы, плановики, слесари, диспетчеры, водилы. А еще это был организм. Живой. Работу которого он чувствовал, как собственный пульс.
Читая в газетах сообщения о намеренном банкротстве, тендерах и прочей возне вокруг собственности, Глотов не понимал тех, кто таким образом расправлялся с людьми и механизмами, соединенными в одно целое и предназначенными для одной цели: работать. Он понимал механику происходящего, но принять то, что заводы и фабрики переходят из рук в руки вместе с людьми, как с крепостными крестьянами, - не мог.
Когда придет костлявая, с собой ничего не заберешь. Видимо, в прежние времена люди, ворочавшие большими деньгами, это хорошо понимали. И Гужон, капиталист, председатель Московского общества заводчиков и фабрикантов, и Крестовников, председатель Московского купеческого банка, владелец текстильных предприятий, в своей деятельности не ставили во главу угла накопление личного богатства, никогда не кичились своими накоплениями. Студенты из богатых семей стеснялись на своих лошадях в университет приезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32