Он спустился во двор, прислонился к стене и глубоко вдохнул морозный воздух. Боль в его груди причиняли не только заживающие раны. Все закончилось, но это еще не конец.
Филиппа не оставляла Джоан в покое. Королева была милой девушкой, но уж слишком радовалась тому, что нашла подругу, свободную от подозрений и лжи последних лет. Стремительно разгоревшаяся дружба становилась в тягость.
Джоан сносила бесконечные представления лордам и рыцарям, снова и снова пытаясь отделаться от них, но Филиппа лишь жестом подзывала все новых и новых мужчин.
Джоан продолжала искать Риза в толпе. Ей необходимо было увидеть его. Марк сказал, что Риз не будет сопровождать их на запад, и она должна была уговорить его передумать.
Нельзя было допустить, чтобы все вот так закончилось. Она сидела в изголовье его постели в те первые дни, когда он начал поправляться, но, с тех пор как приехала королева, ей удавалось урывать лишь несколько минут, пронизанных ужасным осознанием того, что она больше не властна над своим будущим.
И снова мужчина, представление, учтивый поклон, оценивающий взгляд и витиеватые комплименты.
Она больше не могла выносить этого. Скоро, очень скоро она с головой окунется в жизнь, которую олицетворяли эти поклонники, а сейчас ей хотелось оказаться в плену синих глаз другого человека, в плену воспоминаний об иной жизни.
Прошлое ускользало из рук, рассеивалось, как туман, оставляя после себя незаживающую рану в сердце. Несмотря на отчаянные попытки Джоан сохранить все как есть, она чувствовала, что с того самого момента, как был низложен Мортимер, это стало невозможным. Прошлое потеряло свою прочность, оно утекало сквозь ее пальцы, словно мелкий песок.
Обед подходил к концу. Танцы прекратились. Снаружи их уже ждали запряженные в повозки лошади. Как только закончится торжество, им нужно будет отправляться в путь.
Джоан просто необходимо было найти Риза, поговорить с ним, насладиться его близостью – только он и она – хотя бы на несколько минут. Ей нужно было упросить его поехать с ней, пусть еще несколько дней побудет рядом. Она хотела удержать его. Ведь это их последний шанс. Хотя бы еще одну ночь… Ей нужно…
И снова мужчина, но на этот раз не поклонник – перед ней стоял Аддис де Валена. Он расточал витиеватые комплименты, но не ей – королеве.
Аддис бросил быстрый взгляд на Джоан, потом на двери, и она поняла, в чем состояла цель его визита. Он не любил принимать участия в придворных играх, но, если в этом возникала необходимость, мог довольно сносно в них играть. Сейчас он хотел отвлечь Филиппу, и не прошло и пяти минут, как королева уже хихикала и краснела.
Воспользовавшись предоставленной ей возможностью, Джоан незаметно улизнула. Стрелой мелькнув по залу, она вылетела на лестницу. Внизу, во дворе, поджидали люди Бэрроубурга – процессия, которая должна была доставить ее домой, готовилась к отправлению.
Она глазами обыскала двор и увидела Риза. Он стоял, прислонившись к стене и прижимая перевязанную руку к груди. Он почти не говорил о своей ране, но Джоан знала, что та причиняет ему боль.
Она сбежала по ступенькам, моля Бога, чтобы Филиппа болтала с Аддисом как можно дольше. Часы. Дни. Вечность.
Он увидел ее и раскрыл навстречу ей объятия. Джоан утонула в его тепле, его силе, наслаждаясь каждой секундой его прикосновений, ласкающих ее спину.
Он слегка отстранил ее, оглядел с ног до головы. В его глазах отразилось больше, чем просто мужское восхищение.
– Эдуард солгал. В том зале ты была самой красивой женщиной, и никакая королева не сравнится с тобой.
Она прикоснулась к синему шелку. Почему-то ей было ужасно неловко в этом роскошном наряде.
– Это ее платье, просто портнихи подогнали его по моей фигуре, но мне оно не очень нравится.
Он нежно коснулся короны из шелка и золота.
– Ты словно сошла с картинки на гобелене, прелестная голубка. С той, где галантные рыцари ухаживают за своими дамами, в небесах парят ангелы, а гордые красавцы кони и развевающиеся знамена вещают о приближении потомков благороднейшего рода.
Он говорил о том, кем она являлась по праву рождения, о том, куда отправлялась, и улыбался, но невидимое облако печали окутывало их обоих.
Его внимательные глаза смотрели на нее. Понимающие. Принимающие. Он оказался более сильным, чем она.
– Королевская чета благоволит к вам с братом. Теперь все будет хорошо.
– Как все может быть хорошо, если ты не со мной? Пожалуйста, поедем с нами, всего один день. Что от этого изменится?
– Всего один день… Потом еще один, и еще. Отсрочка не сделает расставание более легким.
Он говорил мягко, но его тон не допускал возражений, и от этого ей стало так тяжело, словно ее душа впитала в себя все горе мира, и эта поселившаяся в ней боль никогда не утихнет.
Она не вынесет разлуки с ним, просто не сможет: боль расставания убьет ее. Джоан уже чувствовала удушающую тоску, которая не давала ей дышать.
Ее глаза наполнились слезами, и она не в силах была сдержать их.
– Я не поеду. Я исполнила то, что обещала, сдержала клятву, данную памяти отца: мы всё вернули назад, и со дня на день Марк займет свое место. А я останусь с тобой, мы вернемся в Лондон, поселимся в твоем доме и снова обретем счастье в объятиях друг друга.
Он легко прикоснулся губами к ее губам, заглушив поток слов.
– Твой брат еще молод, и ему будет нужна твоя поддержка. К тому же он крайне нуждается в союзниках, которых Эдуард хочет предложить ему, а брак с тобой – наиболее простой способ получить поддержку некоторых баронов. Нельзя так легко отмахнуться от своих обязанностей, и мы оба это знаем.
– Можно, и я это сделаю. Мне нужно только принять решение и выбрать свободу вместе с тобой.
– Это не так легко, любовь моя. Не только долг призывает тебя. Все эти три года мысль о возвращении к привычной для тебя, силой отобранной жизни наполняла твое существование смыслом. Это часть твоей души и твоего сердца, даже если сейчас ты не отдаешь себе в этом отчета. Ты не можешь отречься от своей цели сейчас, когда до нее рукой подать.
Она прильнула к его груди и намочила слезами тунику. Мысль о том, что она, возможно, в последний раз обнимает его, заставила ее самообладание разлететься на тысячи мелких осколков.
– Я могу от нее отречься, и мне наплевать на все это. Я ненавижу это платье и вуаль, ненавижу этих лордов в зале! Я не хочу!
Он прижался лицом к ее голове.
– Ты ненавидишь своего брата? Ты можешь отречься от него? От чести твоего рода и своего места в нем? Именно об этом ты и говоришь. Он здесь, недалеко от тебя. Повернись и посмотри на него.
Нехотя она оглянулась, посмотрела через плечо. Марк стоял возле лошадей, ему не терпелось ехать, он не смотрел на них, но она была уверена – он видел, как они обнимались.
«Мы вернемся в наш дом так же, как покинули его – рука об руку».
Риз смахнул слезы, но они продолжали струиться по лицу.
– Ты не можешь отказаться ни от него, ни от всего остального, ты не будешь знать покоя, если сейчас отступишься от всего. Ты должна ехать домой, должна расставить все по своим местам и с триумфом въехать туда, где когда-то потерпела поражение. Когда ты сделаешь это, то поймешь, как понял и я: твое место там.
Шум за ее спиной. Движение. Она услышала голос Аддиса, приказывающий людям седлать лошадей.
Джоан прижалась к Ризу, и ее ладони заскользили по его плечам и рукам, она с ужасом осознала, что касается его мускулистого тела в последний раз. В голове проносились видения – вот он работает в саду, стоит рядом с ней у позорного столба, смотрит на нее сверху вниз, достигнув апогея любви. Ее глаза были сухи: слезы подступили к горлу и сердцу, обжигая своей нерастраченной силой.
Он поцеловал ее. Последний поцелуй. Поцелуй, вкус которого она будет ощущать всю жизнь.
– А теперь ступай.
Но она не могла идти, и ему пришлось подтолкнуть ее.
Джоан не могла сдвинуться с места, она ненавидела тот долг, который должна была исполнить в силу своей принадлежности к роду де Бреконов. Если она сделает один шаг, за ним последуют другие, уводящие ее от мужчины, который столько раз спасал ее, спасал и духовно, и физически.
Его лицо напряглось, глаза потемнели.
– Ступай, прелестная голубка, пока я не начал рыдать вместе с тобой. Я всегда буду помнить клятву, которую мы дали друг другу. Наши души всегда будут вместе.
Он взял ее за плечи развернул лицом к Марку. Джоан стояла, не в силах двинуться с места, и душа ее разрывалась на две части. Ее брат смотрел и ждал. Суровое выражение его лица смягчилось, и он протянул к ней руки. Джоан оглянулась, чтобы принять окончательное решение. Но в этом ей было отказано – Риз исчез.
Глава 28
– Спасибо, что проделал такой путь, чтобы рассказать мне обо всем. Я слышала, что Эдуард издал такой указ, но, конечно же, волновалась за Аддиса.
Пока Мойра говорила, ее пальцы нежно втирали бальзам в заживающую ладонь Риза. Увидев повязку на его руке, она настояла на том, чтобы самой заняться поправкой его здоровья. В результате последний час он провел, попивая вино из бокала, который держал в одной руке, в то время как она обмывала вторую. Он старался не обращать внимания на кровоточащую рану, развлекая Мойру яркими рассказами о великих событиях, которые она пропустила.
Наконец женщина приготовила повязку, чтобы перевязать его ладонь.
– Однако твой рассказ кажется мне неполным. Судя по тому, как ты въехал в ворота, проведенные в седле дни отняли у тебя много сил. На твою долю выпало много испытаний, мой друг, ты должен остаться и хотя бы несколько дней отдохнуть.
Он был уверен, что она знает истинную причину его плачевного состояния. Его утомили не путешествие и не заживающие раны, а бессонница. По ночам его одолевали мысли о Джоан.
По дороге он едва не свернул на север. То и дело ему приходилось останавливать себя, чтобы не выехать на ту дорогу, по которой ехала она. Только боль, причиненная их расставанием, удерживала его. Он ни за что не хотел бы снова пережить ее.
– Ты останешься?
– Да, на несколько дней.
Они сидели на застекленной террасе, купаясь в свете, льющемся сквозь огромные окна. Нянька качала в углу лепечущего малыша, а маленький Патрик играл на полу с игрушками.
Домашний уют и дружеская забота Мойры успокаивали его.
Мойра отставила в сторону маленькую баночку с мазью и взяла его руку в свои ладони.
– Сколько времени прошло с тех пор, как ты получил эту рану?
– Две недели.
– Кажется, ее хорошо зашили.
– Тот человек сделал все, что мог.
– Боюсь, что недостаточно. Теперь эта рука ослабела, не так ли?
– Она не сжимается как следует и боюсь, что это навсегда.
– Еще слишком рано об этом говорить.
– Аддис тоже так говорит, но я знаю наверняка.
Должно быть, она почувствовала, что не сможет поколебать его уверенность, и не стала обнадеживать попусту.
– Мне очень жаль.
– Но я могу держать перо, могу по-прежнему творить. Умом, если не руками. Должность главного королевского строителя принесет мне богатство и положение в обществе, равное положению придворного. Я не так уж много потерял.
– Это неправда, Риз. Ты потерял очень многое, и то, что ты никогда больше не сможешь ваять – всего лишь малая часть этого.
Печаль в ее голосе тронула его, задела скрытое в его сердце горе. Что-то внутри надломилось, словно тонкий металлический клин проделал трещину в мягком камне.
Он посмотрел на ребенка, игравшего неподалеку, и маленький Патрик, улыбнувшись ему в ответ, встал и сделал несколько неуклюжих шагов. Приблизившись к Ризу, он еще раз широко улыбнулся и шлепнул его по колену.
– Ап!
В ответ Риз поднял колено. Мальчик засмеялся и толкнул его, показывая, чего хочет.
– Он хочет, чтобы ты положил ногу на ногу, тогда Патрик сможет покачаться, – пояснила Мойра. – Аддис так играет с ним.
Риз забросил ногу на ногу, и Патрик тут же оседлал ее, широко расставив руки и прильнул животом к голенищу сапога. Риз начал качать его вверх-вниз, и радостный смех ребенка зазвенел в комнате.
Риз рассмеялся в ответ, но внезапно радость погасла и голос пропал у него в горле. Патрик по-прежнему качался, заливаясь смехом от удовольствия, но лицо ребенка затянулось дымкой, а голос был слышен как сквозь вату. Трещина росла и росла, словно молоток загонял клин глубже, и сквозь разрастающуюся брешь хлынула тоска, поглотив все мысли и притупив все чувства.
Чьи-то руки сняли ребенка с его ноги. Как сквозь пелену – удаляющиеся шаги, возмущенный рев Патрика, лепетанье младенца – наконец все стихло за закрытой дверью. Его окружила тишина. Он невидящим взглядом уставился на то место, где только что было лицо невинного ребенка.
Материнские руки обняли его, прижали его голову к мягкому плечу, и истерзанное сердце насладилось покоем. Но этот покой не был долгим и целительным – он лишь еще больше обессилил его.
Риз глубоко вздохнул и начал вырываться.
– Черт возьми, Мойра, твой муж этого никогда не поймет. Он убьет меня, если узнает об этом.
Она решительно вернула его голову обратно.
– Ах, Риз, ты так и не понял его. Он взял с собой в Ноттингем троих герольдов, он не нуждался в том, чтобы ты проделал весь этот путь ради него. Аддис послал тебя ко мне, чтобы ты мог разделить свое горе с другом.
Великодушие Аддиса растрогало его настолько, что он не смог больше сдерживаться. Его оборона была сломлена, трещина дошла до самого сердца. И тогда его тоска вырвалась наружу, потому что это ведь была Мойра.
Снег запорошил Лондон, хмурое небо предвещало ранние сумерки. Риз повернул коня на улицу, где жил, и позволил животному самому найти дорогу домой.
Он откладывал свое возвращение, сколько мог. Погостив у Мойры значительно больше пары дней, он отправился в город своего детства. Дядя радушно встретил его, предоставив кров и пищу и приглашая жить в кругу его семьи столько, сколько ему будет угодно. Риз прекрасно провел время в окружении кузенов и кузин, детей второй жены дяди.
Молодежь сочла его участие в свержении Мортимера просто захватывающим приключением, но у дяди на этот счет было свое мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47