Наступила зима. На мысе Реджо, где Спартак стал лагерем, беспрестанно бушевали снежные вьюги, что редко бывает в этом краю. Бурные волны пролива не позволяли войску перебраться в Сицилию, и оно оказалось запертым как в тупике. Воинами овладело отчаяние, к тому же в лагере начался голод.
Однажды ночью соратники Спартака собрались в его палатке. Это было нечто вроде военного совета, хотя ни у кого не было конкретных предложений. Вариния забилась в уголок. Она была бледна, ее била дрожь несмотря на несколько шерстяных одеял, в которые она закуталась. Вариния ждала ребенка и особенно тяжело переносила лишения похода.
– Что мы можем поделать? – говорил Антонин. – Красе загнал нас в мышеловку. Нам не продержаться до весны, когда море немного успокоится, чтобы можно было переплыть пролив, используя любые подручные средства.
– Мы не можем ждать, – отвечал Спартак. – До весны мы все умрем с голоду. Надо попытаться уйти, прорвав ряды Красса.
Дора, огромный негр, слывший одним из лучших соратников Спартака, пожал плечами.
– Как мы сможем пробраться через траншеи и укрепления, построенные Крассом, чтобы закрыть выход с полуострова? Это невозможно, и тебе это хорошо известно!
– На свете нет ничего невозможного… У нас нет выбора.
– Людьми овладел страх. Они не осмелятся идти против Красса.
При этих словах в палатку вошел человек, объявивший, что только что захвачен римский солдат, не иначе как шпион. Надо было решать, что с ним делать. Жестокий огонек зажегся в глазах Спартака.
– Ах так! – воскликнул он. – Они не осмелятся идти против Красса? Тогда я напомню им, что их ждет когда они попадутся ему в лапы. Похоже, они забыли об этом!
Затем, обратившись к людям, окружавшим пленника, приказал:
– Распните его на кресте, чтобы было видно из палаток Красса. Он увидит, как мы поступаем с римлянами, а мои люди обо всем вспомнят.
Это жестокое средство возымело быстрое действие. К рабам вернулась храбрость. И в одну из январских ночей, когда снег валил особенно густо, они подкрались к римским укрытиям, забросали часть рва, повалили ограждение на наименее охраняемом участке и ринулись вперед.
Все произошло в такой тишине, что Красс ничего не заметил. Наутро все войско восставших рабов ускользнуло из смертельной мышеловки, куда его заперли римляне. Красс чуть не умер от ярости.
Однако для Спартака и его людей это было началом конца. В рядах войска вспыхнули распри. Германцы, например, решили отделиться и попытаться вернуться на родину. Они покинули Спартака в количестве 12 000, предводимые Ганником и Кастом. Красс настиг их и всех уничтожил. Были и другие стычки, отчего ряды Спартака сильно поредели. Тогда он отчаялся на решительный бой и двинулся прямо на Луканию, где стояла лагерем основная часть войска Красса.
Наступило утро последней битвы. В лагере шли молчаливые приготовления, все знали, что к концу этого дня многих уже не будет в живых.
Вариния, внешне спокойная, смотрела на сборы Спартака. За время этого ужасного похода их любовь только окрепла, стала еще чище и горячей. Она любила его с такой силой, о возможности которой и не подозревала, потому что поняла и узнала его. Любовь шла у нее об руку с огромным восхищением и гордостью, от сознания, что она принадлежит ему.
Собравшись, он повернулся к ней и заключил ее в свои объятья.
– Береги себя, Вариния… Уходи из лагеря с остальными женщинами и укройся где-нибудь. Я, быть может, не вернусь.
Она покачала головой.
– Не трать слов напрасно. Помнишь, что я тебе сказала в тот первый день? Будешь жив ты, буду жить и я, умрешь, и я умру…
Теперь он покачал головой.
– Нет. Я запрещаю тебе. Ты носишь под сердцем моего сына, ты должна жить наперекор всему.
Она резко высвободилась и отбежала на несколько шагов.
– Если не будет тебя, чтобы его защищать, он станет тем, кем ты не пожелал больше быть: рабом… Как ты можешь обрекать нас, его и меня, на подобную участь, которой ты сам готов избежать с помощью смерти? Нет, Спартак. Если ты погибнешь, ни он, ни я не будем жить, чтобы опять терпеть оковы и кнут!
Он не ответил, только вновь обнял ее и прижался губами к темноволосой головке.
– Может быть, ты и права… Но, любовь моя, я очень надеюсь вернуться с победой. Мы будем сражаться, как всегда, с таким упорством, что Крассу придется отступить. И все же прошу тебя, спрячься в укрытие.
Светало, и везде в лагере зазвучали трубы. В прохладных предрассветных сумерках близился час битвы. Спартаку подвели коня.
Это был великолепный конь белоснежной масти, тонконогий, с горделивой посадкой головы. Спартак взглянул на него, как будто никогда до сих пор его не видел. Это прекрасное животное тоже было частью жизни… Но Спартак знал, что не доживет до конца дня… Внезапно он выхватил из ножен свой меч и вонзил его в горло коню. Все произошло так быстро, что никто не успел и пальцем пошевельнуть. Конь рухнул замертво, обливаясь кровью. К ним бросился Антонин.
– Что ты наделал? Ты с ума сошел?
Спартак покачал головой, выпрямился и гордо взглянул на товарища.
– Он мне больше не нужен. Если мы проиграем эту битву, никому из нас никогда больше не понадобится конь. Если выиграем – у нас будет коней больше, чем мы пожелаем. Сегодня я буду сражаться пешим, как в начале… как когда-то на арене…
Это был полный разгром. К вечеру землю усеяли шестьдесят тысяч трупов восставших. Среди них Спартака не нашли. Видели, как он упал, но никто так и не нашел его труп, несмотря на поиски, произведенные по приказу Красса.
Шесть тысяч рабов попали в плен, не считая женщин и детей, захваченных в лагере. Они будут проданы в рабство.
Римляне завладели лагерем так быстро, что Вариния не успела покончить с собой, как намеревалась. Только она увидела вбежавших в палатку солдат, как была схвачена, связана по рукам и ногам. Ее вытолкнули из палатки. Она оказалась перед лицом высокого стройного человека в пурпуровом плаще, накинутом на блестящие золотые доспехи. Ее бросили к его ногам, но Вариния не опустила головы. Их взгляды скрестились как два кинжала.
– Это жена Спартака, – сказал кто-то. – Что будем с ней делать? Отдать ее солдатам?
Красс покачал головой. Он не мог оторвать взгляда от черноволосой женщины, такой прекрасной и гордой, с вызовом смотревшей на него.
– Нет, – ответил он. – Отведите ее ко мне. Я сам займусь ею…
Дом Красса в Капуе был ничуть не хуже его римского дворца. Все в нем было золото и мрамор, вокруг – сады с журчащими фонтанами, полого спускавшиеся к синему морю. Туда-то и привели Варинию. Однако к ее изумлению она оказалась не в помещении для рабов, а в самом хозяйском доме.
Там ею занялись прислужницы. Ее искупали, растерли, расчесали волосы. Затем предложили на выбор несколько роскошных платьев и драгоценности к ним.
– Зачем все это? – спросила она. Рабыня-нубийка, причесывавшая ее, на мгновение прервала свое требовавшее большого искусства занятие.
– Хозяин хочет, чтобы ты поужинала с ним. Его приказ – закон.
– Но я рабыня, всего лишь рабыня как и ты! Нубийка пожала плечами и принялась перевивать черные косы Варинии жемчужными нитями.
– Что мне еще сказать? Это приказ Красса. А впрочем, здесь нечему удивляться, ведь ты так прекрасна!..
Вариния залилась краской. Она все поняла. Сейчас ее, разодетую и надушенную, отдадут победителю Спартака, Для этого утонченного патриция женщина должна во всем строго соответствовать его вкусам. Это свидание будет продолжением одержанной им победы. И Вариния приготовилась к борьбе. Она знала, что скорее умрет, чем будет принадлежать кому-то другому, кроме супруга.
– Отдохни немного, – посоветовала рабыня. – Когда хозяин вернется, за тобой придут. Постарайся уснуть, от этого станешь еще краше. Потом я приду и закончу твой туалет.
Она на цыпочках вышла из просторной комнаты, за ней удалились остальные рабыни, помогавшие ей. Вариния осталась одна…
Тогда-то и произошло нечто совершенно необъяснимое. Когда, два часа спустя, рабыни вернулись за Варинией, в комнате никого не оказалось. На полу валялись туника и шитые золотом покрывала, в которые они ее облачили накануне.
В саду на тонком песке обнаружили следы босых ног, они вели по аллее к берегу реки и там прерывались…
Разгневанный Красс приказал наказать рабынь кнутом, дно реки прочесали несколько раз, повсюду была разослана погоня. Все оказалось тщетным… Ни река, ни люди не вернули ему Варинию. Подобно Спартаку она исчезла без следа, и никто никогда ее больше не видел…
Между Римом и Капуей на пятьдесят лье протянулась Аппиева дорога. Вдоль нее стоят роскошные виллы, там же находятся могилы знаменитых патрициев. Там, на этой древней дороге, от самых ворот Капуи и до ворот Рима Красс велел соорудить 6000 крестов, на которых были распяты 6000 его пленников. Это были шесть тысяч первых мучеников, принявших смерть в борьбе за свободу. Шесть тысяч крестов кричали о том, что люди хотят быть равными. И еще это была страшная прелюдия к другому великому кресту, воздвигнутому столетие спустя на одном из холмов Иерусалима…
ЖАННА ДЕ КЛИССОН. ПИРАТ ЛЮБВИ
Сидя на каменной скамье, сложенной в углублении одного из высоких узких окон, Жанна де Клиссон наблюдала за большим отрядом воинов, собравшихся во дворе замка. Лошади в нетерпении били копытом, высекая искры из булыжников, которыми был мощен двор, танцевали под разноцветными попонами. Стук копыт и звучные голоса воинов и сеньоров, переговаривавшихся друг с другом, сливались в веселый гомон. На верхушках копий развевались шелковые вымпела, солнце сияло в начищенных доспехах. Чувствовалось, что всем этим людям не терпится пуститься в путь, в Париж, где при дворе короля Филиппа VI их ждали бесчисленные турниры и празднества. Но как ни старалась Жанна де Клиссон, ей не удавалось проникнуться этим всеобщим весельем.
Ее семилетний сын Оливье, прижавшийся к материнским коленям вместе со своим трехлетним братом, заметив это, сказал с мягким упреком:
– Матушка, вы так грустны!.. Еще грустнее, чем когда наш отец уходил на войну. Но сейчас ведь все едут ко двору, посмотреть праздник… Смотрите, как всем весело!
Он был прав. Жанна постаралась улыбнуться ребенку и заглушить тревогу, сжимавшую сердце. Если хорошенько подумать, тревога была безусловно напрасной. Сейчас был июнь 1343 года, вот уже несколько месяцев, как было подписано перемирие в Малетруа между Монфорами и Шарлем де Блуа. Эта война, разделившая надвое Бретань, одна часть которой отошла Франции, а другая Англии, спустя два года после смерти герцога Иоанна III, не оставившего детей, положила начало необъяснимой вражде между его племянницей Жанной де Пантьевр, супругой Шарля де Блуа, и его сводным братом Жаном де Монфором. Клиссоны, как и остальные свободолюбивые бретонцы, приняли сторону Монфора, но эта любовь к свободе заставила их также протянуть руку англичанам. Конечно, они пошли на это скрепя сердце, понуждаемые необходимостью получить в помощь войска и деньги…
За год до этого герцог Нормандский, сын короля Филиппа захватил Нант и взял в плен Жана де Монфора. Тогда стороны решились на перемирие, и король, большой любитель празднеств и турниров, созвал в Париж всех сеньоров королевства, даже из Бретани. Оливье де Клиссон решил отправиться туда в сопровождении нескольких друзей. Он обожал турниры и не мог отказать себе в этом развлечении. Жанна, несмотря на печаль от разлуки с мужем, не очень противилась его желанию. Она слишком любила его, чтобы хоть в чем-то препятствовать ему.
Но при взгляде на серебряный вымпел супруга с выбитым на нем пурпурным львом, блестевшим на солнце в руках оруженосца, она едва сдержала слезы. Несколько минут тому назад Оливье страстно расцеловал ее, крепко стиснув в объятиях. Сталь доспехов причинила ей боль, вырвав из ее губ короткий стон. Муж рассмеялся, блеснув белоснежными зубами, видя ее печаль.
– Я соберу в охапку все лавры, мое сердечко, и брошу их к вашим ногам! Пусть все у короля знают, чего стоят бретонцы!..
Она вернула его поцелуи, борясь с желанием броситься ему на шею, умолить остаться, не бросать ее одну. Но он уже прощался с Оливье, старшим сыном, потом с маленьким Жаном… И вот он ушел. До Жанны донесся затихающий звон шпор по каменным ступеням башни.
Преодолевая грусть, молодая женщина заставила себя улыбнуться. Ее муж появился во дворе, встреченный радостными криками своих спутников. Она увидела, как он прыгнул в седло, послав ей последний воздушный поцелуй, на солнце ярко блеснуло золотое обручальное кольцо на безымянном пальце. Каким он показался ей молодым, веселым, жизнерадостным!.. Жанна помахала в ответ белым шарфом, а дети с риском свалиться высунулись из каменной рамы окна. Отряд пустился в дорогу. Впереди ехал Оливье рядом со своим другом Малетруа. Подъемный мост застонал под тяжестью коней и всадников, и вот уже высокая стрельчатая арка двери проглотила их одного за другим. Во дворе остались несколько солдат охраны, торопливо опускавшие зубчатую решетку и поднимавшие мост.
Только тогда Жанна перестала сдерживать слезы. Стараясь только не разрыдаться, она отпустила детей поиграть во дворе. Ей необходимо было остаться одной, чтобы помолиться и попытаться тем самым снять с души страшную тяжесть. Вокруг нее сиял чудесный летний день. Внизу спокойно раскинулась долина Севра. По берегам реки уступами карабкались вверх дома с островерхими крышами маленького городка Клиссон, отражавшиеся в светлых водах, окаймленных серебристыми ивами. Но в душе владелицы замка сгущалась тревожная тьма. Ей казалось, что каждый шаг коня, уносящего Оливье, жестокой болью отзывается в ее сердце… Тяжкое предчувствие ее не обмануло! Приглашение Филиппа VI оказалось полным предательством. Едва приехав в Париж, Оливье де Клиссон с друзьями оказался схваченным и брошенным в темницу замка Шатле. Вначале приглашение короля было искренним и не преследовало никаких тайных целей. Но пока съезжались гости, он получил доказательство сговора Клиссона с королем английским Эдуардом III.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41