– Что же нам делать? У нас даже оружия нет! – ответил Антонин.
– Оружие можно украсть! – прошептал рядом чей-то голос. Я уже не раз об этом думал.
Оба гладиатора, стоявшие прислонившись к стене зала для гимнастических занятий, одновременно обернулись. Голос принадлежал рыжему галлу гигантского роста по имени Крикс. До сих пор он никогда ни с кем не разговаривал. Исключение составлял другой галл, Эномай, которого Лентул купил одновременно с ним.
– Мы все были свободными людьми, – продолжал Крикс. – А ведем себя так, будто забыли, что значит свобода. Мы безропотно убиваем друг друга вместо того, чтобы объединиться…
– Тогда, – продолжил его мысль Спартак, взгляд которого внезапно разгорелся, – мы могли бы рискнуть своими жизнями в борьбе против тех, кто унижает нас и обращается с нами, как со скотом? Да, тогда бы был смысл идти в бой!.. Если мы готовы к смерти каждый час, почему бы не умереть, пытаясь обрести свободу?..
– Но мы никогда ее не добудем, – возразил Антонин.
– Даже если и не добудем! Я предпочту смерть от копья римского солдата, чем быть зарезанным тобой на потеху кучки испорченных бездельников… или, кивнул он в сторону испустившего наконец дух распятого гладиатора, испытать как он бездну страданий.
– Если нас схватят, мы все погибнем на кресте, – заметил Антонин.
– Тогда надо просто умереть раньше, чем нас опять поймают. У меня давно уже есть план, – сказал Спартак, обращаясь к Криксу. – Как ты думаешь, остальные нас поддержат?
Гигант галл кивнул.
– Почти уверен. Но сегодня вечером буду знать точно. Ночью приду к тебе с ответом, а ты поведаешь мне свой замысел.
Наутро, сразу после полудня Лентул Батиат, вызванный в город на встречу с важным клиентом, уехал в Капую, оставив школу под присмотром своего интенданта. Стояла предгрозовая душная жара, угнетающе действующая на тело и душу. Все в школе спали, начиная от наставников с их устрашающими кнутами и ножами и кончая солдатами внутренней охраны. Это-то время и выбрал Спартак для нападения. Гладиаторы тихо выбрались из своих камор, и пока самые крепкие из них истребляли охранников, остальные напали на солдат, захватили их оружие, перебив всех до одного. В считанные минуты в большом дворе валялось десятка три трупов, наваленных в кучу, как жертва к ногам распятого, которого так и не сняли с двери.
– Теперь, – крикнул Спартак, – надо взломать дверь склада с оружием, захватить его и открыть решетки…
– Куда мы пойдем? – спросил кто-то.
Вместо ответа Спартак простер руку в сторону Везувия, тяжелый силуэт которого вырисовывался на фоне синего неба.
– Туда! Там полно гротов и пещер, где мы и соберемся. Мы лучшие в мире солдаты, по пути мы будем созывать всех рабов, к нам присоединятся все, кого угнетает и мучает Рим. Вскоре нас будут многие тысячи.
– А чем мы будем жить?
Он рассмеялся в ответ, и смех его прозвучал как угроза.
– Разве мало вокруг плантаций, плодородных земель, полных закромов и погребов с вином? Мы будем сильнее всех! Никто не сможет помешать нам подкрепиться и запастись провизией… Но сначала, если мы хотим действительно стать сильнее всех, нам нужна дисциплина. Теперь мы свободны, но чтобы сохранить свободу, нам придется драться…
В ответ грянул дружный крик:
– Будем драться, сколько потребуется.
Затем, пока кто-то, вооружившись бревном, ломал дверь склада, другие разграбили дом и закрома Лентула. Добычу погрузили на тележки. Когда все было готово, восставшие двинулись к взломанным воротам, чьи створки болтались на своих петлях. В этот момент к Спартаку подошла Вариния и вложила в его руку свою.
– Я иду с тобой, – просто сказала она. – Если ты останешься в живых, я буду жить, умрешь ты, и я с тобой…
Так она высказала ему свою любовь.
Пьяные от радости, распевая во все горло, семьдесят четыре гладиатора Лентула Батиата, сопровождаемые всеми его рабами, мужчинами и женщинами, пустились наконец по дороге, ведущей к Везувию, а значит к свободе.
Их первый привал на склоне вулкана наполнил души радостью. У их ног расстилались по морскому побережью беломраморные постройки и цветущие сады городов Геркуланума и Помпеи, кое-где освещенные огнями. Дальше лежала вся Кампанья со своими виноградниками, несметными богатствами, плодородными землями. Вверху виднелся беспрестанно дымящийся и ворчащий кратер, который, казалось, придавал свою особую, напряженную жизнь этой земле, дрожавшей у них под ногами.
Они укрылись в нескольких гротах, образованных древними потоками лавы. До поздней ночи были слышны их пение и смех. Их переполняла огромная, слишком сильная радость, пьянящая пуще вина, которое им удалось украсть по дороге сюда. Их полку прибыло, в пути к ним присоединились другие рабы, покинувшие поля и угнавшие с собой стада, которые они пасли. Уже на первом привале их оказалось около тысячи человек.
– Наши ряды будут постоянно расти, – говорил Спартак.
И действительно, к ним все прибывали и прибывали мужчины, женщины, дети, толпы несчастных, привлеченные великой мечтой о свободе, порожденной восстанием горстки гладиаторов. Ведь в самом Риме и в подвластных ему областях было столько рабов, столько обездоленных, создававших своим потом и кровью его богатства и могущество!.. Спартак был уверен: когда известие об их восстании распространится, у него будет самая могучая армия в мире. Он просто не допускал мысли, что у кого-то не хватит желания бороться за свое освобождение, за то, чтобы снова стать человеком, перестать быть вещью, которую можно продать или уничтожить по чьей-то прихоти…
Вариния, не отстававшая от него ни на шаг, спросила его, когда, скрестив руки на груди, он всматривался в раскинувшиеся у его ног земли:
– О чем ты думаешь?
Он помолчал, не поворачивая головы, потом улыбнулся ей и, обхватив за плечи, привлек ее к себе.
– Посмотри на эти земли, на это море. Они кажутся такими тихими, спокойными. Завтра из этой тишины поднимутся воины и пойдут на нас, чтобы силой опять заковать нас в цепи. Здесь – свобода, вольный ветер. Там, в пятидесяти лье – Рим. Рим со своим сенатом, его мощь, его легионы. Рим, который вскоре набросится на нас. Тебе не страшно?
– Страшно? С тобой? Никогда!.. Я же сказала, что не расстанусь с тобой. Если только не прогонишь сам…
– Я не смог бы, даже если бы захотел. Ты стала частью меня, Вариния. Ты – это я, моя лучшая частица. Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя, если даже никогда не осмеливался это сказать, боясь испугать тебя.
Она обвила его своими тонкими руками, положив голову ему на грудь.
– Теперь, когда ты свободен… и когда я тоже свободна… Теперь я хочу стать твоей, совсем твоей..
Жесткий комок встал в горле у предводителя восставших рабов. Его руки сомкнулись, заключая в объятия тонкий стан черноволосой девушки, прильнувшей к нему. Осторожно, почти со страхом он коснулся губами ее мягких волос. Он так долго мечтал об этом мгновении, что боялся поверить в его реальность…
– Иди ко мне, – прошептал он.
Рим, действительно, не заставил себя долго ждать. Но в начале это была довольно мягкая реакция. Во-первых, он не верил в угрозу большого восстания, а во-вторых, рабы на юге взбунтовались не впервые. Недавно на Сицилии был усмирен бунт под предводительством Энуса и Трифона. Республика слишком презирала своих рабов, чтобы придавать сколько-нибудь важное значение делам беглого гладиатора. Она ограничилась посылкой нескольких когорт городских ополченцев, которые были скорее полицейскими, нежели солдатами, под руководством претора Клавдия Глабра. Тот пренебрежительно отнесся к столь презренному противнику и ограничился тем, что заблокировал Везувий у подножья, думая голодом добиться сдачи рабов, не пачкая свое оружие. Однако он ошибся в расчетах.
Под покровом глубокой ночи Спартак со своими людьми потихоньку покинули убежище и проникли в уснувший лагерь, так, что часовые, уставшие за целый день перехода, непривычного для полиции, не успели поднять тревогу. Правда, восставшие спустились в лагерь по веревке с такого крутого уступа скалы, что в этом месте Глабр и часовых не выставил, уверенный, что здесь опасности не будет. Всего за несколько минут в лагере римлян остались одни трупы, среди которых был и сам претор.
Нагруженные оружием и добычей, так как они могли не спеша грабить лагерь, Спартак и его бойцы вернулись на свою временную стоянку, опьянев от радости. Это была их первая победа, она наполняла их счастьем и гордостью, поскольку они одержали ее против солдат Рима. Спартак повесил на шею Варинии великолепную золотую цепь, найденную в шатре претора.
– Это только начало, – сказал он, сжимая ее в объятиях. – Я хочу сложить к твоим ногам все сокровища Рима…
Эта скорая победа действительно положила начало необыкновенной эпопее, длиной в два года, полной приключений и героической борьбы. Армия рабов, ведомая горсткой гладиаторов, чуть не привела Рим к погибели и потрясла до основания здание могущественного государства.
Все началось с нескольких набегов на плантации Кампаньи, разрозненных битв с другими когортами, которые приводили лишь к тому, что Спартак пополнял свой военный арсенал. Он не хотел, чтобы предводимое им войско представляло собой аморфное сборище недисциплинированных и плохо вооруженных воинов. В нем проснулся бывший солдат, он намеревался организовать свою армию по примеру римских легионов и побить Рим его же оружием.
Теперь под его началом действительно находилась настоящая армия, насчитывавшая в своих рядах 120 000 восставших рабов. Спартак разделил ее на два отряда, чтобы обойти с ними всю Италию и призвать под свои знамена остальных рабов. Во главе одного отряда стал Крикс, другим он командовал сам (Эномой был убит вскоре после начала восстания). Спартак двинулся в поход по Аппенинскому полуострову.
Однако в Риме власти не на шутку встревожились. На борьбу с восставшими рабами было послано две армии под командованием консулов Лентула и Геллия. Одна из армий настигла отряд Крикса у горы Гаргано. Крикс был убит, его воины обращены в бегство, после чего римляне пошли на соединение с другой консульской армией, двигавшейся навстречу Спартаку. Но здесь Рим потерпел в лице своих высших магистратов самое унизительное поражение. Спартак наголову разгромил армии Лентула и Геллия, которые остались в живых лишь потому, что им удалось бежать, затем продолжил свой победный поход. Пять раз предводитель рабов одерживал блестящие победы над знаменитыми римскими легионами, сея панику в Великом городе и сенате. Недалеко было время, когда армия угнетенных обрушится на Рим, затопит его своими волнами, раздавит своей мстительной яростью. Город уже готовился держать унизительную осаду, дожидаясь возвращения своих легионов из Испании и Македонии. Только вот успеют ли Помпей и Лукулл, стоявшие во главе этих войск, спасти город?
Оставив лагерь на попечение своих помощников, Спартак уехал в сопровождении Антонина. Верхом они поскакали к высокому холму, откуда были видны долина Тибра и весь Рим. Добравшись до вершины, Спартак остановился и закрывшись от солнца ладонью, как козырьком, долго смотрел вдаль, не говоря ни слова.
– Завтра, если захочешь, город будет твоим, – прошептал Антонин. – Между Римом и нами больше нет препятствий.
Но Спартак не разделял радости Антонина. В действительности все складывалось не так, как ему хотелось. В боях ряды его бойцов несколько поредели, а замены к его великому удивлению не поступало. Складывалось впечатление, что храбрыми оказались лишь рабы Кампаньи. Остальные, слишком забитые, боялись ужасного возмездия и трусливо бежали при его приближении, предпочитая риску смерти рабскую жизнь. Для Спартака это оказалось большим разочарованием.
– Скоро из Испании, – тихо молвил он, – вернется Помпей во главе своих легионов. Нам придется иметь дело с великим воином, с многочисленными и хорошо обученными легионами. Мы не удержим Рим.
– Ну и что? Зато мы успеем дать Риму почувствовать силу нашей ярости! Мы захватим город, сотрем его с лица земли!..
– У нас не хватит на это времени. Уже сейчас ясно, что осада будет долгой, город хорошо укреплен. Кто знает, вдруг Помпей ударит нам в спину? Нет, Антонин. Я тоже мечтал о том времени, когда Рим будет в моих руках… Но этот день еще не пришел. Нам надо отдохнуть, восстановить силы, а потом уж напасть на город. Я хочу сразиться с Помпеем на равных. Сейчас мы не можем идти на риск и оказаться меж двух огней: Римом и Помпеем.
– Что же ты собираешься делать?
– Мы обойдем город, спустимся в Кампанью, оттуда доберемся до Сицилии, где укроемся на зиму. Здесь нам негде зимовать. Ворота городов перед нами закрыты, а ведь среди нас много женщин, детей. Весной же мы сможем дать этот трудный бой.
– Может быть ты и прав, – отвечал Антонин, понурясь. – Но как жаль!
– Я знаю. Надо уметь ждать…
Так Спартак пощадил Рим, совершив тем самым роковую ошибку, стоившую ему победы и самой жизни.
В Риме тем временем сыскался человек, готовый повести войско против Спартака. Это был настоящий храбрец, ибо никто уже не хотел брать на себя подобную ответственность и подвергаться риску бесславного поражения. Но Марк Лициний Красс, считавшийся богатейшим человеком, не обременял себя такого рода соображениями. Его богатства создавались почти исключительно рабским трудом. Спартак со своими новыми идеями подрывал основы его благосостояния. Значит он поведет против него войско. Красс добился от сената мобилизации нескольких легионов, часть которых он оснастил на свои средства, затем покинул Рим с твердым намерением вернуться только с победой. В действительности же ему не хотелось отдавать и эти лавры, пусть добытые в бою с презренными рабами, Помпею, которого он ненавидел.
Красе двинулся на юг Италии. Спартак временно укрылся в городе Турии у залива Таренте, чтобы подготовиться к переходу на Сицилию. Но пираты, к которым он обратился за помощью, подвели его. Узнав о скором прибытии Красса, он решил отойти к Реджо, стоящему на берегу Мессинского пролива, чтобы оттуда попытаться переправиться на плотах и лодках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41