Весть о смерти своего отца он получил на границе с Аквитанией.
Юная герцогиня приветствовала своего повелителя низким поклоном, затем выпрямилась, и будущие супруги молча взглянули друг на друга. Взгляд Элеоноры столь отчетливо выражал симпатию, что юный король смущенно потупил глаза. Он был высок и хорошо сложен, только спокойное лицо с ясными глазами, обрамленное светлыми волосами, было чересчур серьезно для его семнадцати лет.
– Нам приходится праздновать свадьбу при весьма печальных обстоятельствах, мадам, – промолвил он наконец. – Вы в трауре, и я оплакиваю смерть нежно любимого мною отца. Лишь молитва может смягчить наши страдания.
– Мы помолимся вместе, – робко ответила девушка. – Мне бы очень хотелось утешить вас, и я уверена, что вы тоже сможете помочь мне, сир.
Он покачал головой.
– Сперва мы должны помолиться, лишь тогда обретем покой. Мы еще должны получше узнать друг друга.
Пока его провожали в предоставленные ему покои, Элеонора, вздохнув, следила за ним взглядом. Неужели этому мальчику семнадцать лет? Он важен и серьезен, как пятидесятилетний прелат. Говорит о молитвах, тогда как Элеонора ожидала услышать от него сладкие речи влюбленного. Неужели для этого красивого юного короля Бог будет всегда на первом месте? Жаль, если это так.
Свадьба была отпразднована 8 августа в Бордо при большом стечении ликующего народа. Город и гавань были окрашены в синий, красный и золотой цвета благодаря вышитым, нарисованным и выложенным повсюду цветами гербам обоих домов. Церковные знамена, военные стяги и гербы с лилиями развевались на башнях, домах и мачтах кораблей. Рекой текло красное вино из погребов Бордо, придававшее всем соответствующее настроение. Повсюду слышались песни миннезингеров и музыка.
После церковного венчания они сообща приняли корону. Затем начался большой пир, и лишь поздно ночью молодым можно было остаться одним. Элеонора забралась в огромную постель и лежала молча, немного испуганная.
Когда Людовик вошел в спальню, она улыбнулась ему. В ответ он торжественно поклонился.
– Я пришел пожелать вам доброй ночи, Элеонора, – сказал он важно.
– Но… вы… монсиньор… – пролепетала она ошеломленно.
– Я проведу ночь в молитвах. Если мы желаем, чтобы Господь подарил нам красивое и многочисленное потомство, это лучший способ начать совместную жизнь.
Он еще раз поклонился и исчез. Элеонора была растеряна. Некоторое время она неподвижно сидела в постели и пыталась осмыслить то, что случилось. Когда она поняла, что первую брачную ночь проведет в одиночестве, ею овладела ярость. Она разбросала подушки и покрывала, затем обошла комнату и разбила все, что ей попалось под руку.
– Монах! – кричала она и топтала подушки. – Я вышла замуж за монаха!
Когда уже не осталось ничего, что можно было бы сокрушить, новая королева Франции бросилась на голый матрац и безудержно зарыдала.
* * *
Они поселились в Парижском городском дворце. С первого взгляда Элеоноре там понравилось, особенно хорош был огромный сад, простиравшийся до самой Сены. Ее двор состоял из знатных дам и любимого трубадура Сальдебрейля, которого она привезла с собой из Бордо. В это общество входили и молодые кавалеры, и в саду на берегах Сены часто устраивались прекрасные праздники.
Мы радуемся вечно
И в радости поем…
Аккорды лютни, сопровождаемые низким голосом Сальдебрейля, возносились к весеннему небу, и птицы в кустах бузины подпевали трубадуру. Он пел на языке лангедоков, догадываясь, что Элеонору иногда охватывает тоска по родине. Сложив на коленях руки, она сидела безмолвно и всем своим существом внимала песне, которую сложил ее предок, прозванный Гийом Трубадур. Сальдебрейль пел о радостях любви, о восторге понимающих друг друга сердец и прелестях плотских наслаждений.
Но Элеонора тщетно пыталась проникнуться чувством любовных страданий. Она еще не познала любви. Конечно, Людовик исполнял свои супружеские обязанности, она уже физически стала его женой, что можно было узнать по легкому изменению в ее фигуре, которое говорило о скором материнстве. Но для набожного юного короля, который все больше склонялся к монашеской жизни, плотское единение было лишь лишенным прелести исполнением долга. Когда же все-таки случалось так, что он вкушал наслаждение от тела, которое держал в объятиях, он немедленно подвергал себя ужасному самобичеванию и облачался в покаянную рубаху. Всю последующую ночь он проводил в молитвах. Элеонора должна была подарить ему сына, тогда, по его мнению, они сделают все, что от них зависит, для королевства.
Юная королева вздохнула, и ее печальный взгляд упал на молодую пару, которая сидела неподалеку от нее на скамье, оживленно разговаривая. То была ее сестра Пернель и миловидный Рауль де Вермандос… Они полюбили друг друга с первого взгляда, когда впервые встретились в Бордо. С тех пор были неразлучны и не заботились о скандальных сплетнях и пересудах вокруг них. А скандал готовился нешуточный, ибо Рауль был женат на Герберте, мощной мужеподобной женщине с внушительными усами, которая была намного старше его. Но ей принадлежали многочисленные земли и она была племянницей могущественного графа из Шампани, которому и пожаловалась на мужа. С тех пор Тибо де Шампань постоянно угрожал Раулю.
Элеонора невольно улыбнулась. Вся эта история, казалось, даже не коснулась влюбленных, они выглядели так безмятежно! Ими можно было любоваться. Элеонора решила защитить эту любовь и сделать для них все, что было в ее силах. К черту эту Герберту с ее жаждой мести! Раз Элеонора сама была лишена любви, пусть хоть ее сестра будет счастлива.
Как раз когда она думала об этом, ее пронзила невыносимая боль, над верхней губой выступили капельки пота. Она положила руку на живот и одним движением приказала Сальдебрейлю замолчать.
– Мы уходим, – промолвила она властным голосом, – дай мне руку, Агата, я себя плохо чувствую.
Придворная дама, поддерживая ее, встревоженно прошептала:
– Мадам, вы думаете, пришло время?..
– Я думаю… оно скоро придет. Все остальные могут оставаться, если пожелают.
И она быстро пошла со своими служанками во дворец.
* * *
У нее родилась дочь. Ее назвали Марией, и поскольку Людовик был разочарован, он как будто ничего и не заметил. Он погладил пальцем лоб супруги и рассмеялся.
– В другой раз Бог одарит нас лучше, любимая. Не печальтесь. Ваша дочь, несомненно, будет так же красива, как вы.
Элеонора слабо улыбнулась. Бог, все время Бог… С какой настойчивостью он воздвигает преграду между ними! Они могли бы быть счастливы друг с другом, если бы Людовик не предпочитал монашеский образ жизни нормальному существованию. Кроме этого, ей не в чем было его упрекнуть. Он был нежен, добр, терпелив и даже щедр. И если сам одевался скромно, то нарядов и украшений у Элеоноры было в избытке. К тому же он был образцом рыцарства: смелый, благородный, великодушный, только едва ли он годился на роль супруга. Молодую королеву как-то до глубины души поразила мысль, что королю больше всего к лицу был бы белый плащ с красным крестом тамплиеров.
В ту эпоху участь женщин была незавидной, и мудрая Элеонора поняла, что ей необходимо приспособиться и сделать свою жизнь как можно более приятной. Она знала, что красива, и делала все, чтобы представить свою красоту в выгодном свете. Для собственного удовольствия она ввела новую моду. Женщины тогда носили очень длинные одеяния, подражая римской моде с примесью варварского стиля. Но вот произошел крестовый поход и купцы привезли с Востока новые ткани. И Элеонора решила: довольно этих мешкообразных нарядов римских консулов! Однажды утром королева вышла из спальни в зеленом, украшенном золотыми фигурами платье из шелка. Мягкая ткань плотно прилегала к телу, подчеркивая его натуральные формы. Широкий пояс, завязанный узлом, доходил почти до паха, и ленты от него спускались до пола. Рукава у локтей были сильно удлинены и свободно свисали вниз. Скрепленные золотой нитью волосы спадали до пояса. Во время шествия она убедилась, что мужчины не могут отвести от нее глаз, а женщины провожают завистливыми взглядами. Священники заговорили о том, что это скандал, но король лишь смеялся.
Элеонора торжествовала победу. Все женщины приняли новую моду. В течение одного месяца, благодаря их стараниям, при дворе нельзя уже было увидеть платья, фасон которого не изменялся шестьсот или семьсот лет. Красивые женщины наконец смогли выставить себя напоказ, а те, кому не повезло, получили возможность при помощи подушечек и бандажей исправлять недостатки своей фигуры.
Так на все времена Элеонора сделала Париж столицей моды и в определенном смысле основала индустрию корсажей, лифов и корсетов. Затем она обратила свою деятельность на другой предмет, который равным образом привлек всеобщее внимание, – любовь при дворе.
Веселое, темпераментное дитя юга и внучка трубадура, она образовала общество красивых женщин и благородных мужчин, где пели и читали стихи, а в центре всеобщего внимания была любовь. В этом веселом обществе, где председательствовала королева с цветочным скипетром, спорили о любви и принимали фантастические нежные законы:
«Любовь никогда не остается ровной – она увеличивается или убывает».
«Брак не есть законное основание для того, чтобы отречься от любви».
«Ничто не запрещает женщине быть любимой двумя мужчинами, ничто не запрещает мужчине любить двух женщин».
Подобные законы принимались под пение и всеобщий смех. В этой фривольной, влюбленной атмосфере королева иногда забывала о своей жажде любви и нежности, которую не могла утолить братская склонность к Людовику. Выдуманные любовные авантюры служили ей развлечением.
Дело Пернель Аквитанской и Рауля де Вермандоса приняло угрожающий оборот. Епископский собор расторг его брак с Гербертой и благословил молодую пару, что не смягчило ярости покинутой супруги. Она осуществила паломничество в Рим, которое, конечно же, оказалось весьма успешным. Молодой паре пригрозили отлучением от церкви, а всему королевству – церковным проклятием, поскольку король поддерживал их. Элеонора неистовствовала, как будто все это случилось с ней самой, и предложила молодым в качестве убежища замок Белин, находящийся в Шампани. В ответ на это Тибо Шампанский взялся за оружие и выступил войной против королевы.
К несчастью, на пути Элеоноры стояла такая крупная личность, как Бернар из Кларво, позже – святой Бернар, – человек ужасный.
Его вера была подлинна, его воодушевление не было разыграно, а его слова увлекали людей. Он был беден, но готов прийти на помощь побежденному, и проявлял неизменную твердость по отношению к сильным мира сего. Его милосердие было неисчерпаемо, его рвение перед господом – неумолимо.
Людовик был в трудном положении, он метался между Бернаром и Элеонорой. Затем случилось нечто ужасное в военном походе против Тибо: Робер де Дрю, предводитель войск короля, занял город Витри и сжег собор вместе с запертыми в нем жителями. Лишь примерное покаяние, которого требовал Бернар, могло искупить подобное преступление. В поле, неподалеку от Везелэй, его гневный голос возносился к небесам: он призывал государей всего мира к освобождению Святой Земли, которой вновь угрожали неверные. Он требовал помощи от франкского королевства для Иерусалима, над которым нависла угроза. Сила убеждения этого худого, слабого человека, который к тому же был тяжело болен, могла одним ударом привести мир в движение. Король Людовик бросился на землю и просил крест для совершения крестового похода. Вместе с ним опустилась на землю Элеонора.
Когда она поднялась, к ее платью был прикреплен маленький красный крест… Элеонора не могла понять, что толкнуло ее на этот безумный шаг. Теперь она должна сопровождать своего мужа на войну вместо того, чтобы посвятить себя веселому общению.
Тем не менее, она не жалела об этом, ибо внутренний голос, который был у нее так же силен, как и у святого Бернара, говорил ей, что на этом пути исполнятся все ее земные желания и стремления.
Антиохия! С тех пор, как византийские корабли отправились в путь с королем, королевой и половиной всего войска, Элеонора мечтала о ней, как о земле обетованной. Она знала, что там правит ее дядя, Раймон де Пуатье, который, благодаря женитьбе на наследнице города Констанции, стал князем Антиохии. Там она думала отдохнуть от немыслимых тягот, возникших во время путешествия.
Крестовый поход был кошмаром! После изнурительного перехода через опустошенную Европу, после битв и вероломных нападений они столкнулись с бесконечными дипломатическими сложностями в переговорах с императором Мануэлем. Он был красивым, хорошо откормленным греком, одинаково злобным и хитрым, который с удовольствием расставлял ловушки для франков. Затем последовали смертельный переход через пустыню и Киликийские горы, где было много потерь из-за нападения турков, разбойников и жажды. Потом был путь через море, который тоже принес большие жертвы.
Теперь нос их корабля рассекал грязно-желтые воды Оронты. На горизонте показалась гавань Сен-Симона. То было не что иное, как рыбачья деревня с несколькими ветхими, покрытыми белой штукатуркой хижинами, сгрудившимися вокруг наблюдательной башни, сохранившейся среди римских руин. При приближении королева различила разноцветную толпу у позеленевшего от водорослей мола, услышала звон оружия и бряцание доспехов.
На молу в одиночестве стоял человек. Он казался исполином. Скрестив руки под белым, окаймленным золотом плащом, он стоял с широко расставленными ногами, волосы его развевались на ветру. Он смотрел на приближающуюся флотилию.
Когда они были уже достаточно близко, чтобы видеть его лицо, Элеонора вспомнила этого человека, которого видела лишь в раннем детстве. То был Раймон Пуатье, брат ее отца. Она не знала, что он так красив.
Одним прыжком он взобрался на королевский корабль и поклонился королю с искренней улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43