Беда тому человеку, который доверится им! Но раз ты хочешь помочь мне, то скажу тебе, что я ищу одно лицо и вместе с тем, не хотел бы найти его.
– Тогда поезжай со мной! Я приехала сюда из страны, где все устроено не так, как здесь. Там мужчины застенчивы и робки, а женщины держатся свободно. Я хочу набрать в Риме гарем для себя и ищу красивых, нравственных мужчин. Мне кажется, что ты мог бы занимать в моем гареме первое место. Садись на слона и поезжай со мной! Смотри, он уже сам склонился перед тобой.
Огромное животное, подчиняясь палке негра, действительно опустилось на колени.
– Нет, королева, в твоем королевстве все слишком необычайно, и потому я не решаюсь сопровождать тебя. Даже Цирцея сначала превращала человека в свинью, а уже потом загоняла его в хлев, – возразил рыцарь. – Кроме того, из твоего гарема таинственно исчезло столько людей, что носятся слухи, будто ты держишь у себя змею, убивающую твоих возлюбленных.
– Я до сих пор никого не любила! – проговорила фея.
– Тем хуже! Следовательно, у тебя нет никакого оправдания для твоего поведения. Можно еще извинить некрасивые поступки, если их совершают вследствие безумной любви, а тобой руководит лишь животное, скотское чувство, – резко сказал рыцарь. – Иди своей дорогой, а я пойду своей!
Толпа зааплодировала, думая, что рыцарь играет роль и выдерживает ее до конца.
– В таком случае, я поищу кого-нибудь, кто менее мудр и более счастлив, чем ты, – весело засмеялась фея. – Другой не откажется выпить чашу радости, несмотря на то, что губы других прикасались к ней. Пожалуйста, пошли ко мне своего друга, красивого английского рыцаря! Я уверена, что он не откажется занять предложенное тебе место.
– Хорошо, постараюсь найти его поскорее, чтобы ты не думала, что я завидую ему, – ответил Альфонсо и рассерженный, направился к смеющейся толпе.
Тотчас же процессия двинулась вперед. Альфонсо был доволен, что ушел от опасной женщины, но не успел он сделать и десять шагов, как почувствовал, что кто-то потянул его сзади за плащ. Он оглянулся и увидел негра.
– Для того, чтобы вы, синьор, охотнее исполнили поручение королевы относительно английского рыцаря, она посылает вам этот браслет с медальоном, – проговорил негр, подавая Альфонсо дорогой браслет, на медальоне которого была изображена Лукреция, жена Тарквиния, закалывающаяся мечом.
– Что это означает? – воскликнул Альфонсо.
– Каждая медаль имеет свою оборотную сторону, – ответил негр, а затем нажал пружинку.
Крышка медальона отскочила, и Альфонсо увидел чудный портрет Лукреции Борджиа.
– Я передам этот портрет, а также поручение вашей госпожи английскому рыцарю, – проговорил Альфонсо с искусственным спокойствием. – Пойдите и сообщите ей мои слова.
После этого он пошел назад прямо по тому направлению, где встретил недавно торжественное шествие любви. К величайшему своему удивлению, он сейчас же увидел Реджинальда, который ехал один, без маски, и зорко всматривался в каждую группу.
Альфонсо собрал всю силу воли и спокойно спросил английского рыцаря, что означает его одиночество.
– Мы нигде не можем найти донну Лукрецию, – ответил англичанин, – и потому решили разойтись и искать ее по всем улицам.
– Ну, сэр Ланселот, тебе повезло и на этот раз, так же, как и всегда! – заметил Альфонсо и рассказал Лебофору о своей встрече с Лукрецией, а также о ее поручении. Заметив краску, разлившуюся по лицу англичанина, он прибавил: – Торопись, торопись, пока тебя не заместил другой, ведь ты один из многих.
– Если бы мне пришлось перескочить через пропасть, чтобы найти донну Лукрецию, я и тогда не задумался бы ни на минуту! – живо воскликнул Реджинальд.
– А ты не уведомишь своего друга Орсини о счастливой находке, чтобы он мог сопровождать тебя к твоей даме?
– Нет, дон Альфонсо, настоящий рыцарь не должен терять ни минуты для исполнения желания своей дамы, – возразил Лебофор. – Может быть, она не желает, чтобы ее узнали, а, может быть, хочет дать мне какое-нибудь поручение, о котором никто не должен знать. Ну, прощай, товарищ по оружию, и никогда не бойся утонуть в стакане воды! – иронически прибавил он, а затем, пришпорив лошадь, помчался во весь дух по направлению, указанному ему Альфонсо.
Трудно передать ту смесь чувств, которую испытывал Альфонсо, глядя вслед умчавшемуся товарищу. Сострадание, гнев, презрение и ревность настолько поглотили его, что он не видел и не слышал, что делалось вокруг. Страшный цербер почти касался своей головой лица рыцаря, но тот не замечал его. Огромная лягушка загородила ему дорогу, спрашивая о чем-то, но Альфонсо не отвечал на вопросы. Фурии скакали перед ним, сирены манили к себе своими чарующими голосами, и все было напрасно. Альфонсо равнодушно взглянул на многоголовую гидру, протягивавшую к нему свои головы, и с трудом сообразил, что гидра представляет собой самого папу Александра VI. Покидая Корсо, Альфонсо встретил прелестную, стройную сицилианку, которая грациозно танцевала, держа над своей головой тамбурин. Она поманила к себе рыцаря, но Альфонсо прошел мимо и скоро очутился на Капитолийской площади.
ГЛАВА VIII
На Капитолийской площади было сравнительно тихо и малолюдно. Сюда главным образом направлялись те, кого утомил шум Корсо и кто хотел подышать воздухом, сняв маску. День склонялся к вечеру. У палаток, где продавались сладости, фрукты и прохладительные напитки, собирались группы народа, весело разговаривавшего и смеявшегося. Тут же импровизировались стихи, составлялись эпиграммы, вызывавшие споры, иногда даже и драку. Римская знать прогуливалась отдельно взад и вперед по площади, держа в руках маски и тихо беседуя между собой.
Страшно возбужденный и взволнованный Альфонсо сел у самого родника, и мирный плеск воды постепенно успокоил его напряженные нервы. Он с горечью подумал о событиях прожитого дня. В его прямом характере не было и следа фатовства, тем не менее, он не мог не сознаться, что во взорах Лукреции, устремленных на него, было более горячее чувство, чем простая благодарность за спасение от большой опасности. Смелое поведение феи Морганы подтверждало все слухи, которые распространялись о Лукреции. Альфонсо невольно вспомнил намек Цезаря об отношениях сестры к духовнику, и теперь не сомневался, что в этом намеке была правда. Подобная Мессалина наверно не брезговала никем. Мучительное покаяние отца Бруно тоже могло служить доказательством, что он питал к своей духовной дочери весьма грешные чувства. Альфонсо жалел теперь, что не принял приглашения феи Морганы, которая была не кем иным, как Лукрецией. Он должен был воспользоваться случаем и доказать развратной женщине всю неприглядность ее поступков. Следовало унизить ее, наполнить ее душу стыдом, а затем с презрением отвернуться от нее.
Звуки тамбурина вывели Альфонсо из его задумчивости. Он поднял голову и только теперь заметил, что возле родника собралась многолюдная толпа. В Центре группы находились какие-то люди: старуха и двое вооруженных полудиких калабрийцев, по-видимому, распоряжавшихся уличным представлением. Возле них стояла молодая сицилианка, в которой Альфонсо узнал танцовщицу, встретившуюся с ним на Корсо. По-видимому, она принадлежала к распутным женщинам, которым, под страхом самого строгого наказания было запрещено появляться во время христианских праздников с открытыми лицами, вероятно, с целью оградить богомольцев от соблазнов красоты. Безобразная маска скрывала лицо танцовщицы, но ее стройная фигурка с прекрасными линиями тела приводила в восхищение всех тех, кто видел эту сицилийскую девушку. Может быть, потому, что Альфонсо думал о Лукреции, ему теперь показалось, что формы тела танцовщицы очень напоминают фигуру Лукреции, причем они были более мягки, женственны, чем у феи Морганы.
Смотря на сицилианку, принц не мог не заметить, что молодая девушка не спускает с него взоров, которые блестели сквозь разрезы безобразной зеленой маски, напоминавшей своим цветом и фасоном незрелую дыню.
Внимание рыцаря доставило удовольствие танцовщице. Она отделилась от своей компании и быстро подошла к Альфонсо.
– Сегодня праздник, святой рыцарь, – проговорила она нежным голосом, который как музыка прозвучал в ушах Альфонсо, – не удостоите ли вы по этому случаю протанцевать тарантеллу с грешной сицилианкой!
– Я – не ряженый, как ты, вероятно, думаешь, маска, – ответил принц, – мне не подобает в этой одежде танцевать с тобой!
– Ну, может быть, моя музыка развеселит вас! – заметила молодая девушка и окинула взглядом собравшуюся толпу, среди которой находилась и жаба, изображавшая собой клевету. Сзади жабы стояли монах и сатана. – Моя музыка поднимает на ноги мертвых, – продолжала сицилианка, – она должна расшевелить и тебя, несмотря на то, что в твоей душе погасли чувства радости и любви. Мать, дай мне мандолину!
Танцовщица повесила тамбурин на тонкой серебряной цепочке себе на плечо, взяла из рук старухи мандолину и запела необыкновенно красивым, мелодичным голосом любовный романс, в котором слышались и грусть неразделенной любви, и могучая страсть, и призыв к блаженству.
Чистый, серебристый голос певицы сразу овладел вниманием Альфонсо. Он подумал, что наверно, так поет Лукреция, у которой был совершенно такой же серебристый голос.
– Неужели ты думаешь, милая певунья, что твоя песенка может внушить мне нежные чувства, навеять любовь? – насмешливо спросил он.
– Да, я вижу, что тебя трудно пронять, – смеясь, ответила танцовщица, – но все же я до тех пор не остановлюсь, пока не достигну своей цели.
Девушка снова запела, произнося страстные слова любви. Во всей ее фигуре и вкрадчивой нежности голоса было столько чарующей прелести, что Альфонсо почувствовал, как усиленно забилось его сердце и голова пошла кругом. Он вскочил с места и протянул руки к певице, чтобы обнять ее.
– Нет, нет, – остановила его молодая девушка, – ты забыл, рыцарь, что принадлежишь к ордену иоаннитов, хотя сам только что сказал мне это. Во всяком случае, я вижу, что мое пение имеет успех. Я могу научить тебя многому, мой гордый рыцарь! – смеясь, прибавила певица.
– Но прежде всего сними свою маску. Я не понимаю, зачем ты вообще носишь ее? – проговорил Альфонсо.
– Чтобы доставить удовольствие монсиньору кардиналу Сиенскому! – серьезно-почтительным тоном ответила танцовщица, чем вызвала громкий смех среди собравшейся публики.
Молодая девушка отложила мандолину в сторону и, ударяя в свой тамбурин, весело запела:
"В дни веселья карнавала,
Чтоб монахов не смущать,
Нам приказ от кардинала,
Маской лица закрывать".
Последняя строка прозвучала у нее так горячо, что Альфонсо еще больше заинтересовался очаровательной незнакомкой.
– Я верю этому, верю! – воскликнул он, с восхищением глядя на певицу.
– Дело идет хорошо! – проговорил стоявший вблизи черт. – Что там поют эти проклятые? Какие-то псалмы?
– Да, это доминиканец затянул было «Хвалите господа», но слова застряли у него в глотке! – ответила жаба.
– Скажи, что тебе нужно от меня? – обратился Альфонсо к певице.
– Ах, сказать ему хочу, что его я так люблю! – запела молодая девушка вместо ответа.
– Эту песню ты, верно, поешь всем, кто только подойдет к тебе? – проговорил Альфонсо, видимо взволнованный. – Однако, куда же ты направляешься? Почему уходишь от меня?
– Если ты не хочешь танцевать со мной, то я должна поискать кого-нибудь другого! – ответила танцовщица. – Моя мать и так уже недовольна.
– Ты знаешь, тарантул танцует, когда его ужалит ядовитая пчела. Поцелуй меня, красивая змейка! Может быть, я тоже сойду с ума и пойду танцевать с тобой.
– У нас, в Сицилии, не принято, чтобы мужчины ждали, когда красавица подарит им поцелуй. Обыкновенно они сами берут его! – лукаво возразила певица.
– В таком случае, я должен подражать их примеру! – воскликнул Альфонсо и бросился к девушке.
Однако, она грациозно отскочила на несколько шагов, а затем начала кружиться вокруг него, то маня его к себе, то ловко ускользая от протянутых рук.
Рыцарь, не оставлял своего намерения поймать девушку, и, следуя за ней, невольно исполнял фигуру танца. Громкий смех толпы, следившей за каждым движением танцовщицы и рыцаря в монашеском одеянии несколько отрезвил Альфонсо. Он подумал о том, какой комичный вид должен представлять собой, но решил до конца исполнить свою роль. Делая вид, что он танцует этот «танец любви» по всем правилам искусства, он вдруг остановился, как бы утомленный борьбой. Танцовщица приблизилась к нему, выражая жестами отчаяние, надежду и страстную любовь. Тогда он, как бы в порыве раскаяния, опустился на колени, а она кружилась вокруг него, точно бабочка вокруг цветка. Смотревшая на этот танец толпа не могла сдержать крик восторга. Альфонсо с большим трудом подавлял свое желание схватить девушку в объятия. Его сердце так усиленно билось, что, казалось, этот стук был слышен на расстоянии. Круг зрителей все сужался, и танцовщица все ближе и ближе подходила к рыцарю. Наконец, наступил давно ожидаемый имя момент. Молодая девушка сделала полукруг руками над самой головой своего кавалера, после чего он должен был, по правилам фигуры, подняться с колен и продолжать танец, но вместо этого Альфонсо охватил дрожащей рукой стройный стан танцовщицы и крепко сжал ее в своих объятиях.
– У нас не одинаковые условия во время танцев, а это не годится, – проговорил он, – ты видишь мое лицо, а я твоего не вижу. Сними маску! Во-первых, я хочу убедиться, существуют ли на свете две женщины с такой фигурой, а, во-вторых, ты должна быть наказана за то, что соблазняешь иоаннита, и это отучит тебя на будущее время искушать людей, посвятивших себя службе господней.
С последними словами Альфонсо так сильно прижал одной рукой к своей груди танцовщицу, что та слегка вскрикнула, а другой хотел снять маску с ее лица.
– Мать Фаустина, на помощь! – закричала испуганная танцовщица. – Карнавал, карнавал!
Старуха с двумя калабрийцами бросилась к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78