Цвингер навсегда вписал в историю искусств два великих имени – зодчего Маттеуса Даниэля Пёппельмана и скульптора Балтазара Пермозера. Пермозер умел видеть целостность ансамбля, мыслить архитектурными категориями, и его роль в создании художественного облика Цвингера вряд ли можно переоценить.
Строительство Цвингера длилось более двадцати лет. Сначала были возведены галереи со стороны вала и Нимфенбад, а затем – боковые павильоны и длинная галерея вдоль городского рва с воротами Кронентор. В 1728 году завершается строительство галерей и павильонов со стороны города, а к 1732 году были окончены все отделочные работы в интерьерах.
Особую ценность представляет собой Вальпавильон, с самого начала задуманный Пёппельманом как центральное звено оранжереи и воплотивший архитектурное кредо своего создателя. Здание было построено только в 1716–1718 годах, но, даже еще не осуществленное, оно служило своеобразным пространственно-пластическим камертоном для остальных элементов комплекса.
Весь объем Вальпавильона подвижен, господствуют криволинейные изогнутые формы, арки и декор карниза уничтожили все горизонтальные прямые – их место заняла колеблющаяся, «вздыхающая» волна пластики. И только вертикали устоев неудержимо стремятся вверх.
В 1714 году завершается сооружение Математико-физического салона и Французского павильона. По контрасту с пластикой Вальпавильона в них при всей расчлененности фасадов главной характеристикой поверхности является плоскость, замкнутая в абрисы прямых углов, горизонталей балюстрад и карниза. Геометрическая четкость блока зданий подчеркнута платформами, на которые они подняты.
Павильоны на противоположной стороне площади – Естественнонаучный, Глокеншпильпавильон и Немецкий – совершенно симметричны строениям на валу. Отличались лишь их интерьеры.
Одной из достопримечательностей Цвингера стали часы с колоколами из мейсенского фарфора на фасаде Глокеншпильпавильона, откуда и возникло его название – Павильон играющих колоколов. По проекту Пёппельмана такие колокола предполагались на всех павильонах, их мелодичный перезвон должен был сливаться с журчанием и капелью фонтанов. Истинный мастер барокко, Пёппельман хотел чаровать своим творением и зрение и слух.
Во всех элементах Цвингера, от общего решения до мельчайших деталей, видна подобная двойственность – сопряжение неожиданного, противоборство массы и легкости, порыва и мерности. Взаимоисключающие начала приведены к единству, но гармония здесь далека от классической ясности и устойчивости. Она подобна равновесию на острие ножа, где одна грань – рационализм логической схемы, а другая – самодовлеющая пластика, почти одухотворенное бытие пространственной и материальной формы.
Еще до начала работ в Цвингере Пёппельман приступил к строительству дворца Ташенбергпале. Расположенный между дворцом Веттинов и Софиенкирхе, он получил название от небольшой возвышенности на эльбском берегу. Но в первое время своего существования дворец назывался Турецким за изогнутые на восточный манер формы крыш и наличников. В нем отразились романтические увлечения таинственным и неведомым, а потому сказочно-прекрасным Востоком. Это была первая в Дрездене попытка стилизации восточной архитектуры.
Дворец предназначался в подарок метрессе Августа – графине Коссель, и потому он с самого начала проектировался как изящная модная игрушка, правда, довольно внушительных размеров. Ташенбергпале – четырехэтажное здание, сорокавосьмиметровый главный фасад которого обращен в сторону королевской резиденции.
Здесь впервые заявил о себе пластический дар Пёппельмана. Он непринужденно расчленил облегченную большими окнами фасадную плоскость цветочными гирляндами, тонко прорисовал тяги, поместил над оконными обрамлениями изысканные картуши и букеты. Низкий рельеф декоративных членений обогащен более объемными формами наличников – лучковых во втором этаже и островерхих – в третьем.
В годы строительства Цвингера Пёппельман создает еще целый ряд проектов дворцов. Королевские дворцы в Варшаве и Дрездене остались только в планах и рисунках, но многие из этих проектов были осуществлены: дворец Брюля (после 1710 года), дворец Витцтум-Рутковских (1719–1721). В те же годы он принимал живейшее участие в строительстве загородных резиденций – в Пильнице, Гроссзедлице и Морицбурге.
В Дрездене до Второй мировой войны существовало более десяти бюргерских жилых домов, автором которых считался Пёппельман. Самый знаменитый находился на Юденхоф – дом эмальера Георга Динглингера.
Однако зачастую авторство прославленного мастера немецкого барокко установить довольно сложно, так как он занимал руководящее положение в Строительном управлении Саксонии. Под его наблюдением выполнялась большая часть проектов того времени, им утверждалась почти вся документация. В ряде случаев исследователям удалось установить долю его участия в том или ином проекте, и нередко основанием для атрибуции служили стилистические признаки.
Творческая энергия и многогранная фантазия Пёппельмана, даже проявись они только в Цвингере, конечно, не могли бы не оказать огромного воздействия на архитекторов, его современников. Однако его энергия искала себе выход не в одном, пусть и самом любимом произведении, и Пёппельман с легкостью гения и удачливостью фаворита переходил от одного заказа к другому.
В 1717 году Август Сильный поручает Пёппельману перестройку Голландского дворца на правом берегу Эльбы. Здание построил в 1714–1715 годах И.Р. Фёш, название дворца указывает на его первого арендатора – голландского посла. Сначала замыслы короля сводились к устройству еще одной роскошной резиденции для приемов, залов и турниров. И архитектор как бы повторяет уже однажды найденное: крутые крыши, криволинейные абрисы ризалита, сочную фронтонную пластику, низкие «кавалерские» корпуса, охватывающие с двух сторон главный объем.
В 1723 году Пёппельман вновь перестраивает Голландский дворец – теперь он должен стать хранилищем богатейшей коллекции фарфора – японского, китайского и мейсенского. Облик дворца становится сдержанней, но – дань модным увлечениям – угловые объемы получают двойные «восточные» крыши. Кстати, название Японский дворец, под которым здание известно сейчас, было принято официально в 1732 году и отражало не его внешний вид, а состав коллекции.
Последний этап перестройки дворца – 1727–1735 годы, в это время он приобретает свой нынешний вид. Руководит работами по-прежнему Пёппельман, но рядом с ним стоят имена интересных, самостоятельно мыслящих архитекторов, и, пожалуй, прежде всего, они определили структуру Японского дворца. Уступив первенство Лонглюну и де Бодту, ведущий архитектор от всех своих проектов оставил в завершенном дворце только один мотив – уже упоминавшиеся двойные крыши.
В 1724 году начинаются большие градостроительные работы на правом берегу Эльбы. В реализации величественных замыслов создания новой столицы Пёппельман принимал активное участие. В 1727–1731 годы он ведет перестройку моста через Эльбу, который стал тесным и не очень представительным. Сиятельный повелитель Август II видел в своем воображении венецианский мост Реальто, но ширина Эльбы и ее весенние паводки заставили прийти к другому решению. Мост с семнадцатью арочными пролетами вытянулся на 402 метра. Помимо изменения конструкции, он был значительно расширен, причем вся старая проезжая часть отдана во власть пешеходов. Украшенный сорока восьмью коваными фонарями, ярко освещающими его ночью, мост через Эльбу превратился в излюбленное место прогулок горожан. «Чудесное творение» – так называли его жители города.
Последняя постройка Пёппельмана – здание Канцляйхауз – датирована 1734 годом.
Умер Пёппельман в Дрездене 17 января 1736 года.

ДЖОН ВАНБРУ
(1664–1726)

Джон Ванбру родился 24 января 1664 года. Он был сыном купца. Первой любовью Джона стала литература. Он стал известным английским комедиографом. Его литературное творчество характерно для последнего этапа периода реставрации. В комедиях «Неисправимый» (1697), «Оскорбленная супруга» (1687) Ванбру изображает развращенные нравы знати. В пьесах «Эдип» (1697) и «Вероломный друг» (1702) вводит морализаторский элемент. Лучшая его комедия «Заговор» (1705).
Прежде чем стать архитектором Ванбру еще успел побывать военным и шпионом. Его острый насмешливый ум, а также высокое положение в партии либералов помогали заводить полезные знакомства. Одно из них – с помощником Кристофера Рена – Николасом Хоксмором сыграло решающую роль. Благодаря рекомендациям Хоксмора, честолюбивый драматург становится архитектором аристократов. Неожиданное превращение Ванбру вызвало язвительное замечание писателя Джонатана Свифта: «Гений Ванбру без всякого размышления и обучения внезапно обратился к архитектуре».
Характерной особенностью архитектуры того времени было частое выступление на архитектурном поприще дилетантов из числа дворян и крупной буржуазии. Поэтому вступление Ванбру на архитектурную стезю не было исключительным явлением. Но Ванбру стал в 1702 году контролером работ, а сама их практика достаточна обширна. Они не могут приравниваться к дилетантам от архитектуры, построившим одно-два здания.
Таким образом, Джон Ванбру занимает промежуточное положение между разносторонне одаренными и образованными мастерами 17-го столетия и узкими специалистами XVIII века. Блестящий офицер, придворный остроумец, модный драматург, он и в архитектуре оставался одаренным дилетантом.
Носители новых громких титулов – графы Орфорды, герцоги Девонширские и многие другие – безжалостно сметали с лица земли многовековые, но сравнительно скромные пепелища своих предков, чтобы воздвигать на месте этих жилищ грандиозные монументы своему новому могуществу. Мания величия, которая проявлялась при сооружении резиденций магнатов, обусловливала самые размеры зданий.
Глядя на эти грандиозные здания, построенные среди латифундий, даже не верится, что эти дворцы принадлежали и принадлежат частным лицам, что они были сооружены в годы, когда дороги, по которым доставлялся строительный материал, находились в ужасающем состоянии. Ничто не могло остановить магната, даже столь прославленная английская верность традиции и преклонение перед стариной.
В 1699 году Ванбру сместил Уильяма Телмена на должности личного архитектора лорда Карлейла. Вскоре без какой-либо предварительной подготовки он спроектировал для лорда замок Кэсл-Хоувард в Йоркшире (1699–1726). Уже в первом из своих проектов Ванбру, пытаясь сочетать версальский размах с английским комфортом, поразил современников, прежде всего, размерами своей постройки. Ее протяженность равнялась двумстам метрам, глубина – почти ста тридцати, высота центрального купола превышала семьдесят метров.
В замке, к сравнительно небольшому центральному зданию, занятому большим купольным залом, примыкает со стороны сада огромный корпус с анфиладой двенадцати зал, а со стороны парадного двора большие крылья с помещениями различного назначения, соединенные с главным зданием узкими галереями.
Склонность молодого архитектора к монументальности, грандиозному, эффектному, но живому расположению и акцентированию архитектурных объемов сообщает композиции ансамбля ярко выраженную театральность, свойственную архитектуре барокко. Зодчий мастерски чередует выступающие и углубленные части здания. Проект тщательно продуман, отдельные элементы и общая масса ансамбля взаимно согласованы и уравновешены, достигнуто единство композиции.
О том, какое впечатление должна была производить на эстета-аристократа подобная резиденция, можно судить хотя бы по тому, что написал, посетив замок Хоуард, Хорэс Уолпол: «Я не был никем предупрежден, что я сразу увижу дворец, город, крепость, храмы на возвышенностях, леса, достойные быть столицами друидов, долины, соединяющиеся своими рощами с холмами, благороднейшие на свете поляны, окруженные полукружием горизонта, и мавзолей, который мог бы возбудить желание быть заживо в нем погребенным».
«Ванбру и необъятность!» – охарактеризовал один современник замок Стоу в Бакингемшире (около 1720–1725 годов). Широкий проспект-аллея длиною в две мили, поднимаясь с террасы на террасу, ведет к арке коринфского ордера. Здесь открывается вид на колоссальный юго-западный фасад дворца. На невысоком цокольном этаже высится главный (единственный) этаж центрального здания, соединенный переходами с двумя фланкирующими корпусами. Перед главным этажом центрального здания выступает огромный шестиколонный коринфского ордера портик, к которому непосредственно примыкает широченная лестница, нисходящая, минуя цокольный этаж, то есть проходя над ним, прямо к упомянутому проспекту-аллее. Огромный парк, таким образом, оказывается крепко связанным с дворцом. Не менее величественен противоположный северо-восточный фасад.
Построенный Ванбру для герцога Мальборо знаменитый Бленхеймский замок близ Оксфорда (1705–1724) имел в окружности около 250 метров, его северный фасад – 100 метров в длину. На долю архитектора выпала на этот раз честь строить не просто усадьбу магната, а памятник национального значения, памятник, который мог до известной степени соперничать с Версалем. Ведь герцог Мальборо, одержавший победу при Бленхейме над войсками Людовика XIV, под эгидой которого жила Англия во времена Карла II и Якова II, считался людьми, захватившими власть в стране после переворота 1688 года, национальным героем, опорой нового режима, провозглашенного «славной революцией».
Королева Анна подарила герцогу 22000 акров земли поместья Вудсток в Оксфордшире. Парламент пообещал полмиллиона фунтов на постройку замка. Когда тори при королеве Анне низвергли министерство вигов, то они не сочли себя обязанными выплачивать обещанную субсидию. Постройка была прервана, Ванбру лишился места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113