— Извините, месье Дени, — пробормотал он. — Насилие отвратительно. Но другого выхода я не вижу.
Потом оттащил бесчувственного француза под апельсиновые деревья в дальний конец оранжереи и не без труда уложил на пол — молодой человек оказался плотнее и мускулистее, чем он думал. Снял черное домино, сорвал маску и некоторое время всматривался в смуглое лицо. Затем приложил палец к сонной артерии: пульс бился ровно, но немного быстро. Поль не придет в себя еще примерно с час. В мгновение ока Аласдэр снял свое домино и маску и надел на француза.
Он оставил неподвижное тело лежать, для надежности сдвинув пару апельсиновых деревьев, чтобы замаскировать его, занял место Поля у окна и стал ждать Эмму.
Девушка неохотно передала Марию заботам служанки в дамской комнате. У той был явно горячечный румянец и учащенный пульс, но она настояла на своем:
— Нет-нет, дорогая, тебя ждет мистер Дени. В высшей степени неприлично бросать его там. — Женщина хорошо помнила данные ей инструкции. — Я полежу, отведаю нюхательной соли, глотну воды. А если снова станет дурно, служанка зажжет ароматическую свечу. Я в надежных руках. — Мария слабо, но любезно улыбнулась.
— Мне кажется бессердечным оставлять тебя страдать, а самой веселиться, — запротестовала Эмма.
— Чепуха! Отправляйся сейчас же обратно. От спора с тобой у меня еще сильнее разболится голова.
Девушка все еще колебалась и покусывала нижнюю губу.
— Хорошо, я пойду обратно и скажу Полю… господину Дени… — быстро поправилась она, — что не могу дольше оставаться. Потом прикажу подать карету, и мы поедем домой. Ну как?
Мария рассудила, что, если бы Аласдэр был против такого варианта, он так бы об этом и сказал. До сих пор она точно придерживалась его указаний.
— Хорошо, дорогая, — проронила она слабым голосом и закрыла глаза.
Эмма задержалась у зеркала и проверила, как выглядит. Одна из служанок тут же выступила вперед с гребнем и, не говоря ни слова, расчесала и закрутила блестящие завитки у щек, перевязала заново серебряные ленты, которые прикрепляли спереди домино, и с улыбкой поклонилась.
— Все в порядке, миледи.
— Спасибо. — Девушка улыбнулась в ответ, с сомнением посмотрела на лежащую на диване компаньонку и поспешила прочь.
Дамская комната располагалась тоже на первом этаже, с противоположной от оранжереи стороны вестибюля. Эмма пересекла сверкавшее мрамором пространство и снова оказалась во влажном сумраке.
Она не могла сказать, что было у Поля на уме, когда он предложил прогулку в уединении оранжереи. Но вряд ли француз рассчитывал перевести их отношения в более близкие. В крайнем случае поцелуй. Эмма сама не понимала, как к этому относится. С момента разрыва с Аласдэром ее никто не целовал, кроме родных. И она почувствовала, как учащенно забилось сердце и от предвкушения наслаждения румянцем вспыхнули щеки. Но в то же время испытала отвращение. Может быть, она и хотела, чтобы ее поцеловали, но кто-нибудь еще, только не Дени.
Смешно так себе противоречить, убеждала себя Эмма. Никого лучше Поля ей не найти. Она разработала план и станет его придерживаться. А некоторая боязнь вполне естественна.
В оранжерее, с ее влажной зеленью и пахучей свежестью, было очень тихо — как в заколдованном саду. Хруст гравия под ее кукольной серебряной туфелькой отдавался в этом уединенном месте очень громко.
— Поль? — прошептала Эмма, сомневаясь, к тому ли она вышла островку — они все выглядели одинаково. И, не получив ответа, свернула к другому. — Поль?
Приглушенный ответный шепот раздался из дальнего конца оранжереи. И она наконец заметила закутанную в черное фигуру у увитого виноградом окна.
— Я уж думала, что потерялась. — Голос Эммы прервался, хотя она ничуть не запыхалась. — Так глупо: все островки одинаковы.
Мужчина в молчании притянул ее к себе. С минуту девушка позволяла себя обнимать — не проронила ни звука, только чувствовала рядом его тело. Дыхание у нее перехватывало. Эмма застыла, охваченная ожиданием и явным нетерпением. Она ничего не знала об этом человеке и безвольно отдавала себя в его власть. В его руках чувствовалась сила, хотя молчание немного пугало.
Неожиданно он отступил и зашел сзади. Ладони легли на ее плечи. Эмма, казалось, потеряла способность двигаться. А потом почувствовала на щеке его дыхание и легкий поцелуй в ухо. Язык проскользнул в раковину уха, зубы легонько покусывали мочку.
Эмма все поняла: так искусно ласкать мог только один человек. Тот самый, который знал, какое доставляет ей наслаждение. Поняла, но словно заколдованная замерла и не шевелилась в этом зачарованном саду. То, что она ощущала, происходило не в реальной жизни. В реальной жизни Эмма бы этого не пожелала. Она не понимала, как такое могло случиться, но и не хотела понимать. Что бы ни происходило, все происходило в ином измерении, где Любая вещь — парадокс, а парадокс — единственное, что обладает смыслом.
Его губы двинулись от уха к шее. Язык провел мучительно сладостную влажную линию от маленького бугорка на позвоночнике к ямочке у основания затылка.
От восторга Эмма содрогнулась. Искра страсти вспыхнула в животе, и влага желания устремилась к бедрам. Но она не шелохнулась. Любое движение казалось невозможным.
Руки мужчины скользнули по ее телу, коснулись грудей, пальцы ловко развязали серебряные ленты, стягивавшие домино, и кисея с тихим шелестом упала на пол. Ладони охватили груди, сжав их сквозь ткань платья, затем пальцы проникли за вырез ворота. Руки приподняли груди внутри платья, а кончики пальцев ласкали соски, пока они не напряглись и не налились желанием.
Эмма кусала губу. От каждого его прикосновения к соскам живот сводило судорогой. Она почувствовала, как увлажнилась нежная кожа меж ее бедер. Кровь бурлила в жилах, а кожа пошла мурашками, словно ее пронзили тысячи иголочек наслаждения.
Мужчина начал сзади поднимать ее юбку — очень медленно, осторожно, аккуратно сворачивая складки материи, так что Эмма чувствовала прикосновение влажного воздуха сначала к бедрам, потом к ягодицам. Он прижал свернутую юбку к ее пояснице и свободной рукой поглаживал округлость зада.
Он, бывало, говаривал с ленивой улыбкой, что это ее место — платонический идеал женской красоты. А она всегда смеялась, будто бы в шутку, но на самом деле ужасно довольная. И сейчас под этой лаской она оставалась недвижимой. От нее не требовалось ничего — только всецело отдаваться чувственному путешествию в этом сказочном благоухающем саду.
Но вот ласки сделались настойчивее. Руки проникли меж бедер, пальцы поднялись по влажной бороздке, в которой, ей казалось, теперь сосредоточено все ее существо. Ноги разошлись помимо ее воли, и Эмма застонала. Негромкий звук, но в тишине оранжереи он прозвучал как раскат грома.
Ладони снова оказались на бедрах Эммы, затем распластались по животу и прижали ее к мужчине. В его движении был приказ, и Эмма наклонилась вперед. Перед ней на уровне пояса располагался каменный подоконник, и она оперлась о него руками, изогнувшись в талии. Ее захлестнула горячая волна настойчивого желания.
Придерживая Эмму за бедра, мужчина одним движением погрузился в ее раскрывшуюся плоть. А она, рванувшись ему навстречу, вжалась ягодицами в его живот и уперлась лбом в увитое виноградом окно.
Он снова вошел в нее, и она почувствовала на шее его дыхание и трепет его плоти глубоко внутри. Потом забылась в вихре наслаждения.
Откуда-то издалека доносились музыкальные аккорды, шум голосов и шарканье ног. Но эти привычные звуки сейчас ничего не значили. Эмма едва ли заметила момент, когда он покинул ее тело. Юбки упали и прикрыли ее наготу. Но она продолжала чувствовать только холодок стекла подо лбом и камень подоконника под ладонями.
И вдруг поняла, что осталась одна. Аласдэр ушел. Эмма медленно выпрямилась. Голова прояснилась. Музыка зазвучала громче и проникла в замкнутый мир страсти.
Эмма опустила глаза. Ее домино валялось у ног. Потребовалось несколько секунд, чтобы его подобрать и завязать ленты. Несколько движений, чтобы разгладить юбки, и все оказалось скрыто. Только она ощущала последствия любви — запах, слабый пульс, роса их общего наслаждения.
Она вышла из оранжереи и приказала подать карету. И вела себя так, как если бы ничего не случилось. Потом зашла в дамскую комнату.
Мария по-прежнему лежала раскинувшись на диване и с явным нетерпением ожидала возвращения Эммы, которая отсутствовала дольше, чем она рассчитывала. Она решила, что Аласдэру потребовалось переговорить наедине с господином Дени. И естественно было предположить, что разговор шел именно об Эмме. Аласдэру не больше, чем Марии, нравилось наблюдать, как эмигрант прибирал к рукам девушку.
Не в силах скрыть любопытство, она тут же спросила:
— Господин Дени не обиделся, что ты покинула его так внезапно?
— Нет, — ответила Эмма. — Нисколько.
Мария испытала разочарование. Мужчина, которого только что серьезно предупредили, должен был как-то себя проявить. Но с Эммой явно происходило что-то странное. Она казалась рассеянной и слишком погруженной в собственные мысли.
— Все в порядке, дорогая?
Девушка быстро улыбнулась.
— Конечно. Просто немного устала. Карету подадут через несколько минут. Ты способна идти?
— Я чувствую себя намного лучше. — Изящным движением Мария поднялась с дивана и подобрала веер и шарф. — Но я тоже хотела бы побыстрее добраться до постели. Эти балы так утомительны! Я всегда готова тебя сопровождать, дорогая, но иногда мне кажется, что я предпочла бы остаться в домашней тишине, — добавила она, явно покривив душой.
Эмма сдержала улыбку, взяла Марию за руку и повела ее на улицу.

***
Поль Дени пришел в себя в темной и пустой оранжерее, когда звуки веселья стихли и последний гость уже покинул дом. Он сел и осторожно ощупал затылок. Кожа, похоже, была не повреждена, но на затылке вздулась и болела огромная шишка. Голову немилосердно ломило.
Кто? И зачем?
Ни на тот, ни на другой вопрос он не находил ответа. Потом заметил, что его домино и маска валяются рядом на полу. Их с него сняли. Но для чего? Кому они понадобились?
И этого он не знал. Тем более не мог решить в теперешнем опьяненном состоянии. Только чувствовал, как закипает в нем ярость: и на напавшего, и на себя самого за то, что позволил такому случиться. Не важно, что он не догадывался об опасности. Его дело быть настороже даже в самых обычных обстоятельствах.
Эмма, вероятно, вернулась и нашла его без сознания. Теперь она гадает, что произошло. Поэтому следовало придумать какое-то правдоподобное объяснение.
Поль встал на колени, с трудом сдержав стон, — так сильна была пронзившая голову боль. Прижал домино и маску к груди, медленно поднялся на ноги и стоял, покачиваясь и собираясь с силами.
За стенами оранжереи в доме тишина еще не наступила. Слуги расставляют вещи по местам после бала, догадался Поль. Они будут поражены, если увидят, как из оранжереи появляется бледный и растрепанный забытый гость. Имея такую профессию, Поль прожил столь долго, потому что научился не привлекать к себе внимания даже простой прислуги.
Он прикинул, что из оранжереи должен быть выход в сад, нетвердой походкой пошел вдоль стены и был вознагражден небольшой дверцей в задней части оранжереи. Отпер замок и оказался на обжигающем холодке раннего утра. Морозный воздух вернул Поля к жизни и прочистил мозги. Железные ворота в стене сада выходили на улицу. Они оказались запертыми, но за оградой никого не было, и француз незамеченным спокойно перелез через створку.
По пустынным улицам он добрался до Халф-Мун-стрит. Даже фонарщики уже давно отправились спать, а уличные торговцы еще не выносили свой товар. Путешествие не заняло много времени, и через полчаса Поль добрался до места.

***
Луис почувствовал, как грубая рука трясет его за плечо, и, очнувшись ото сна, слепо заморгал.
— Паоло, что ты делаешь здесь в такую рань… — И, присмотревшись к нежданному гостю, добавил: — Ты выглядишь больным, как бездомный пес. Что произошло?
Паоло рассказал, что с ним случилось.
— Ты считаешь, что тебя кто-то выследил? — Луис озадаченно покачал головой.
— Сам не понимаю, — отозвался Паоло. — Но если так, почему со мной не покончили? А только на время отключили? Чего они добивались?
— Может быть, хотели предупредить? — предположил Луис.
Паоло презрительно фыркнул.
— Только непрофессионалы могут вести такую игру.
— А если англичане и есть непрофессионалы?
— Или именно этот агент. Но я все равно не понимаю, откуда они узнали. Я не сделал ни одной ошибки. Ни единой.
— Возможно, ошибку совершил кто-нибудь другой? — Голос Луиса дрогнул. Он понимал, что говорит чепуху.
— Ты имеешь в виду губернатора? — Паоло покачал головой и поморщился от вновь нахлынувшей боли.
— Может быть, в наших рядах завелся шпион?
— Не исключено. — Молодой человек стоял у окна и смотрел, как в небе над громоздящимися в беспорядке крышами занимался рассвет. Внизу по мостовой прогромыхала в сторону рынка подвода с товаром. Город просыпался. — Пора сматываться, — сказал он больше себе, чем Луису. — Если моя легенда лопнула, нельзя терять ни минуты. Прихвачу женщину и заставлю ее говорить. — Его губы безобразно скривились. — Грубый метод, никакой тонкости, но я не вижу другого выхода.
— Можно сначала попытаться обыскать ее комнаты, — предложил Луис.
— Окна выходят на улицу. Нет ни малейшей возможности проникнуть туда незамеченным.
— Это так. Но в сад ведет стеклянная дверь. Она на отшибе. К ней легко перелезть через стену. Я сам это проделывал.
— Так и поступим, — согласился Паоло. — А когда окажемся в доме, легко найдем ее спальню.
— Обыщем, а если документы не найдутся, ты заберешь женщину. Заранее приготовим веревки и кляп. Привезем ее сюда и делай с ней, что хочешь: здесь никто ничего не услышит. — Луис пожал плечами, давая понять, что дело не стоит и выеденного яйца.
Паоло нахмурился, рука машинально потянулась к шишке на затылке, злобная улыбка стала еще заметнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34