узнать все, что можно, о разведывательной сети итальянского побережья напротив острова Эльба.
Фуше слушал простодушную болтовню спутницы, улыбался, отвечал, но одурачить его было невозможно.
— Что конкретно вы хотите у меня выведать, дорогая мадам? — явно забавляясь, прервал он ее заранее заготовленную речь.
Женевьева в упор посмотрела в его прищуренные лисьи глаза и прочла в них иронию и очевидный интерес. Никто не знал, как далеко простирается двойная игра, которую вел Фуше, но предполагалось, что, участвуя в конгрессе, он оставался преданным Наполеону. Выливалась ли его лояльность в конкретные действия, оставалось загадкой. Если да, его помощь могла оказаться неоценимой; если нет, открывшись ему, они могли потерять все.
— Я в восторге от императора, — доверительно сообщила Женевьева и виновато улыбнулась, — и надеялась, что вы расскажете мне о его жизни в изгнании.
— А почему, моя дорогая, вы решили, что я знаю что-либо о его жизни? — вежливо поинтересовался Фуше, доставая щепотку табаку из табакерки и цепким взглядом наблюдая за выражением ее лица.
— Потому что я не могу себе представить, чтобы вы ничего о нем не знали, — ответила Женевьева, полагаясь на откровенность, и тут же поняла, что не ошиблась.
Фуше усмехнулся:
— Вы совершенно правы, мадам. Я регулярно сообщаюсь с бывшим императором, — он слегка выделил слово «бывшим», таким образом деликатно давая понять, что сама она титулует Наполеона неверно.
— Вы держите его в курсе всего интересного, что здесь происходит? — демонстративно небрежно рискнула спросить Женевьева, потягивая глинтвейн.
— Интересного и относящегося к делу, — ответил Фуше, продолжая пристально наблюдать за ней. Женевьева понимающе кивнула:
— Воображаю, сколько вопросов, относящихся к жизни императора, обсуждается на конгрессе.
— Ваше воображение вас не обманывает, мадам.
— Мадам Делакруа, я повсюду ищу вас. — Их тет-а-тет нарушил Чарлз Чолмондели, на лице которого играла дружелюбная, обманчиво беспечная улыбка. — Вы обещали мне буланже, если помните.
— Как я могу забыть обещание, данное столь искусному танцору, сэр. Месье Фуше, рада была с вами побеседовать. Вы меня извините?
— С сожалением, мадам, — ответил тот и заговорщически подмигнул. — Но постараюсь по мере сил справиться с огорчением.
Он посмотрел вслед Женевьеве, удалявшейся в сопровождении англичанина, и отправился на поиски Делакруа. Этот господин умел играть не раскрывая своих карт, но Фуше уважал такое умение, потому что сам был в нем мастером. Если чета Делакруа ведет какую-то хитрую игру, не мешало бы разузнать о них все, что можно.
— Надеюсь, вы не забыли о нашем маленьком пари, — выдохнул Чолмондели в ухо своей спутнице по пути в танцевальный зал.
Женевьева одарила его многозначительной улыбкой, и партнер самодовольно улыбнулся в ответ.
— Когда и где вы желаете сыграть? — тихо спросила она.
— Сегодня. — Он сжал ее пальцы. — Вы придете ко мне?
— Постыдитесь, сэр, — пожурила его Женевьева, хлопнув по пальцам веером из слоновой кости. — Что за предложение женщине, у которой есть муж!
Англичанин оглянулся и встретился с бирюзовыми глазами упомянутого мужа. Но казалось, что тот смотрит сквозь него и не выказывает никакого интереса к своей супруге Француз, видимо, охотно закрывал глаза на то, что делает мадам Делакруа, пока все остается в рамках приличий. Обычное соглашение у Чолмондели тоже случались маленькие приключения, которые нисколько не волновали его жену.
— На что предпочитаете играть, мадам — англичанин решил проигнорировать реплику Женевьевы, которую правильно истолковал как игривую шутку.
Женевьева нахмурилась. Она прекрасно понимала, какие ставки имеет в виду Чолмондели. Три партии в пике, и, если она проиграет, придется выполнить то, что до сих пор ей удавалось только обещать. Загвоздка в том, что Женевьева не знала, насколько хорошо он играет. Остальных она наблюдала ранее за карточным столом. Но Чолмондели работал с Мариотти, французским консулом в Легорне, человеком, о котором все знали, что он союзнический шпион, делавший все, чтобы не допустить никаких контактов между Эльбой и континентом. А ведь только зная, как действует их шпионская сеть, можно было обойти ее, связаться с Наполеоном и выработать план операции.
— А на что предпочитаете играть вы, сэр? — кротко спросила Женевьева.
— На то же, на что вы играли с другими, мадам, — неожиданно грубо ответил англичанин. — С теми, кому посчастливилось завоевать ваше расположение.
"Значит, он знает о Легране, великом князе Сергее и сеньоре Себастиани. Какие сплетники эти мужчины! — презрительно подумала Женевьева. — Интересно, они сказали ему правду или прихвастнули несуществующими победами? Наверное, второе». Ни один мужчина добровольно не признается, что проиграл даме в пике и, следовательно, лишился возможности овладеть нежным, чувственным телом, которое было обещано в случае выигрыша. А ведь Женевьева очень рассчитывала на то, что поражения ее партнеров известны только им и ей.
Доминик о них, разумеется, тоже ничего не знал; он не догадывался, по краю какой жуткой пропасти она ходит, чтобы собрать нужную информацию, он даже не считал эту пропасть опасной, поскольку полагал, что, торгуя своим телом, она получает хорошие барыши. Вероятно, Делакруа страшно удивило бы, узнай он, что для Женевьевы оказалось совершенно невозможным сделать то, о чем она говорила с такой легкостью и на что он с такой же легкостью согласился. Возможно, узнай правду, он посмеялся бы над ее наивным романтизмом и недостатком практичности, над тем, что она не в состоянии следовать принципу «цель оправдывает средства». Насколько ей было известно, эта аксиома определяла все решения капера.
— А если я окажусь победительницей, сэр? — Женевьева даже не сделала попытки оспорить оскорбительное утверждение, просто оставила без внимания, как досадную оплошность с его стороны.
Чолмондели облизал губы, невольно выдав свое вожделение и нетерпение.
— Тогда вы сами назовете цену, мадам, — хрипло вырвалось из его пересохшего горла.
Разумеется, даже если предположить невозможное — что она выиграет, эта женщина не откажется от того, чего, совершенно очевидно, хочет так же сильно, как и он. Женевьева Делакруа стремительно становилась легендой Вены, ее имя произносилось почти благоговейным шепотом в интимных мужских бастионах, где завистники оспаривали счастливчиков, где линия разделения проходила между теми, кто завоевал расположение дамы, и теми, кому не хватало храбрости присоединиться к соискателям. Но в том, что она вела собственную дьявольскую игру в пике, согласны были все.
— Тогда сегодня. Я приду к вам, когда смогу все устроить. — Женевьева указала глазами на Делакруа, и ее партнер кивнул, мгновенно все поняв: даже с самонадеянным мужем нужно вести себя осторожно.
Но сей муж, к великому своему огорчению, начинал осознавать, что ему уже не хватает самонадеянности. Глядя на то, как искусно играет Женевьева со своей добычей, как натурально это у нее получается, он стискивал зубы. Если бы он позволил тем картинам, которые мелькали где-то в глубине сознания, завладеть им целиком, он сошел бы с ума. Доминик не разрешал себе думать о том, чем будет заниматься Женевьева с Чолмондели, так же как не позволял себе представлять, что было у нее с другими. Они с Женевьевой оставались лишь партнерами по рискованной авантюре, и она просто играла свою роль.
Но зачем, черт возьми, она играет ее так умело и с таким явным удовольствием! Впрочем, ответ был ему хорошо известен. Разве не он сам выпустил из бутылки этого восхитительно страстного маленького джинна, разве не он научил эту фею искусству любви, научил брать и отдаваться, не зная никаких запретов? И вот пожалуйста. Делакруа смотрел на свою бывшую ученицу и сожалел, что оказался слишком искусным учителем, а она — очень уж способной ученицей.
Но Доминик не мог позволить ей догадаться, о чем он думает, поэтому лишь улыбнулся и согласно кивнул, когда Женевьева шепотом сообщила, что придет поздно, так как к концу вечера Чолмондели все ей расскажет, и Сайлас должен ждать ее возле дома англичанина.
Однако радовалась Женевьева рано. Сам герцог Веллингтон пришел за ней.
— Ее Королевское Высочество желает видеть вас, моя дорогая. — Если эти джентльмены не будут возражать, я уведу вас на минутку, — сказал он с милостивой улыбкой, извлекая мадам Делакруа из круга поклонников и ведя в маленькую гостиную, где возле царственной пары собрался ее неофициальный двор.
К своему великому облегчению, Женевьева увидела, что Доминик оживленно беседует с дочерью Марии Антуанетты. Хотя придуманная легенда прочно сидела в голове у Женевьевы, мысль о том, что капер в случае необходимости поможет ей, оказалась весьма ободряющей и успокаивающей. Словно поняв это, Делакруа обернулся при ее появлении и протянул руку ладонью вверх. Женевьева положила на нее свою ладонь, ощутила крепкое, надежное пожатие его пальцев и смело подошла к герцогине Ангулемской.
Вскоре Женевьева поняла, что бояться нечего. Эту даму совершенно не интересовали подробности чужой жизни. Она была весела и жизнерадостна в отличие от своего мужа, который оказался строго официальным, как большинство представителей клана Бурбонов, и столь же царственно ожидающим всеобщего поклонения, какого заслуживает потомок Короля Солнца, как и его несчастный кузен Людовик XVI. Женевьева поняла, что ему следует польстить и выказать почтение, а с герцогиней посмеяться, стараясь избегать щекотливых тем, связанных с годами, проведенными в изгнании. Упоминание о том, что с трехлетнего возраста Женевьева жила в отдаленном уголке Пруссии, куда ее семья бежала от террора к отцовским родственникам, было принято без вопросов.
Убедившись, что Женевьева чувствует себя свободно и страх полностью исчез, Доминик отошел в сторону. Теперь он оставлял ее играть свою роль, а сам, как только позволят приличия, собирался покинуть гостеприимных хозяев, которые не увидят ничего необычного в том, что месье Делакруа отправляется с друзьями на ужин, предоставляя супруге развлекаться. Женам в конце концов сопровождающие не требуются, и никто не обвинит мадам Делакруа в нескромности.
Сайлас молча выслушал распоряжения Доминика. Ему надлежало следовать за мадемуазель, когда та отправится к англичанину, и ждать в карете, чтобы привезти ее домой. Если что-то пойдет не так, он должен без колебаний сделать все, чтобы любой ценой доставить ее в целости и сохранности. Указания были уже привычные: соблюдать осторожность, но, если потребуется пренебречь ею ради безопасности Женевьевы, так тому и быть.
Глава 20
Тишина царила в уютной комнате с тяжелыми бархатными портьерами, задернутыми на окнах, в камине весело плясал огонь. Женевьева, сидя перед камином на оттоманке, наблюдала, как хозяин готовит пунш в серебряной чаше. Она не собиралась пить, но Чолмондели об этом знать было незачем. Женевьева уже приспособилась делать вид, что потягивает из своего бокала, между тем как уровень напитка в нем не снижался. Когда на кону была такая ставка, следовало сохранять максимальную способность концентрировать все свое внимание.
— Наверное, Вена кажется вам немного скучной после неспокойной жизни в Легорне, мистер Чолмондели? — Этим заданным словно между прочим вопросом Женевьева нарушила наконец молчание.
— Почему бы нам не оставить формальности, мэм? — предложил он, протягивая руку и забирая у нее веер. — Мне было бы очень приятно услышать, как эти медовые уста произносят мое имя.
Женевьева с трудом удержалась от презрительной гримасы — она и представить себе не могла, чтобы Доминик сказал нечто столь смехотворное. Однако Элизе подобная реплика показалась бы вполне лестной, она привыкла именно к такому стилю. Нет! Нельзя отвлекаться по пустякам.
— Ну конечно, Чарлз, к чему формальности, — жеманно ответила она. — Мне бы и самой очень хотелось побывать в Легорне. — Она деланно содрогнулась. — Вообразите себе, быть так близко от этого чудовища Бонапарта! Его можно было бы даже увидеть через пролив. А что, если он задумает бежать?
— Не бойтесь, моя дорогая. Если такой план у него и созреет, французы будут знать об этом. — Хозяин снисходительно улыбнулся: женщин так волнуют разговоры о Наполеоне.
— Но каким образом? — широко раскрыв глаза в наивном изумлении, воскликнула Женевьева.
Чолмондели расхохотался и передал ей кубок, от которого шел ароматный пар.
— Мариотти ни в чем не уступит Бартолуччи.
— Бартолуччи? — поинтересовалась она, опуская нос в кубок. — Никогда не слышала этого имени.
— Это начальник наполеоновской контрразведки в Легорне, — небрежно бросил хозяин, отпивая большой глоток пунша. — Тем же занимается и Феш в Риме, но это нас мало волнует, моя дорогая Женевьева, и, разумеется, вас это не должно пугать.
— Да, конечно, не сомневаюсь, — храбро улыбнулась Женевьева. — Тем более что там, на острове, с ним один из ваших соотечественников, не так ли? Он, кажется, посредник союзников, который согласился остаться на Эльбе, чтобы следить за ссыльным императором?
— А, сэр Нил Кэмпбел, — подтвердил Чолмондели, серьезно кивнув. — Замечательный человек, способен сорвать любые замыслы шпионов. Он считает, что если Наполеон затеет побег, то отправится к Мюрату в Неаполь. Но это, разумеется, смешно. Пролив надежно охраняется французскими и британскими кораблями, там даже рыбацкая лодка не прошмыгнет.
— Уверена, что вы способны достойно ответить на любой его вызов, — польстила Женевьева, одаривая англичанина обворожительной улыбкой.
Чолмондели встал, взгляд его вдруг стал напряженным.
— Надеюсь, что я смогу достойно ответить на вызов, который представляете собой вы, мэм. — Склонившись, он взял ее за руки и поднял.
Женевьева сжалась, предчувствуя, что сейчас последует поцелуй. Однако придется стимулировать хозяина, чтобы притворство казалось убедительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55