– Сейчас, во всяком случае, уже поздно. Мы не успеем закончить работу, зима нам помешает. А вот весной дело другое.
Хозяйка вдруг словно очнулась.
– Ах, впрочем, я припоминаю, он в самом деле как-то говорил об этом, – сказала она. – Да, да, мы с ним советовались. Но решили, что уже поздно… Скажи, Элисабет, правда, интересно смотреть, как рубят лес?
Обычно мы валили деревья, притягивая их веревкой в нужную сторону, и теперь Фалькенберг как раз при вязывал веревку к верхушке подпиленного дерева.
– Зачем это?
– Чтобы направить падение дерева… – начал я объ яснять.
Но хозяйка не стала меня слушать, она повторила вопрос Фалькенбергу и добавила:
– Разве не все равно, куда оно упадет?
И Фалькенберг ответил:
– Нет, его надо направить, иначе оно переломает кусты и молодые деревца.
– Слышишь? – сказала она подруге. – Слышишь, какой голос? А как он поет!
Как я досадовал на себя за свою болтовню и недогадливость! Но она увидит, что урок не прошел для меня даром. Да и вообще мне нравится вовсе не она, а фрекен Элисабет, эта не капризничает, да и красотой ей не уступит, она даже красивее, да, красивее в тысячу раз. Вот наймусь в работники к ее отцу… Теперь всякий раз, как хозяйка обращалась ко мне, я погля дывал на Фалькенберга, а потом на нее и медлил с от ветом, словно боялся, что вопрос ее не ко мне относится. Видно, это было ей неприятно, и она сказала со сму щенной улыбкой:
– Я ведь вас спрашиваю.
Ах, эта улыбка и эти ее слова… Сердце мое дрог нуло от радости, я бил по дереву топором изо всех сил, так, что только щепки летели. Я увлекся и работал играючи. Время от времени я ловил обрывки раз говора.
А когда мы с Фалькенбергом остались одни, он сказал:
– Нынче вечером я буду им петь.
И вот наступил вечер.
На дворе я встретил капитана и остановился пого ворить с ним. Работы в лесу оставалось дня на три или четыре.
– А потом вы куда пойдете?
– Попробуем подрядиться на железную дорогу.
– Пожалуй, вы мне и здесь можете понадобить ся, – сказал капитан. – Я хочу проложить новую дорогу к шоссе, эта слишком крутая. Пойдемте, я вам покажу.
И хотя уже смеркалось, он повел меня на пустырь по южную сторону усадьбы.
– Когда дорога будет готова, найдем еще что– нибудь, а там и весна, – сказал он. – Можно будет при няться за водопровод. К тому же Петтер все хворает. Это ни на что не похоже, мне необходим помощник по хозяйству.
И вдруг до нас донеслось пение Фалькенберга. В го стиной горел свет, Фалькенберг был там и пел под аккомпанемент рояля. Его удивительный, нежный голос лился из окон, и меня охватил невольный трепет.
Капитан резко повернулся и взглянул на окна.
– А впрочем… – сказал он неожиданно, – впрочем, и с дорогой лучше повременить до весны. На сколько дней, вы говорите, осталось работы в лесу?
– Дня на три или четыре.
– Стало быть, решено, еще дня три-четыре, и в ны нешнем году на этом покончим.
«Удивительно быстро он передумал», – мелькнула у меня мысль.
Я сказал:
– Но ведь дорогу можно прокладывать и зимой, в некотором смысле это даже лучше. Мы стали бы пока дробить камень и возить щебенку.
– Я знаю, но все-таки… А теперь я, пожалуй, пойду послушаю пение.
И он ушел.
Я подумал: «Это он, конечно, только притворяется; хочет показать, что Фалькенберга пригласили в дом с его согласия. А на самом деле он предпочел бы остаться и поговорить со мной».
Как я был самонадеян и как ошибался!

XXII

Все главные части моей машины готовы, я решил со брать ее и опробовать. За амбаром, у мостика, торчал обломок осины, сваленной ветром, я приладил к нему пилу, и она сразу же заработала. Терпение, друзья мои, дело пойдет на лад! По ровному краю большой, спе циально купленной пилы я нарезал зубцы, которые сцеплялись с небольшим зубчатым колесом, удерживае мым прижимной пружиной.
Саму пружину я изготовил из широкой костяной планки от старого корсета, который взял у Эммы, но оказалось, что она слишком слаба, и я сделал другую пружину из старой ножовки шириной в шесть милли метров, с которой спилил зубья. Эта новая пружина оказалась слишком тугой. Пришлось мне всякий раз оттягивать ее только до половины.
На свою беду, я не был силен в теории, мне все приходилось пробовать и проверять, отчего работа продви галась медленно. Пришлось совсем отказаться от кони ческой зубчатой передачи, которая была бы слишком громоздкой, и насколько возможно упростить все устройство.
Пробовать пилу я начал в воскресенье; белый деревянный каркас и гладкое стальное полотно сверкали на солнце. В окнах сразу показались лица, а вскоре сам капитан вышел из дома. Я поклонился ему, но он не ответил, а медленно пошел через двор, не спуская глаз с пилы.
– Ну как, работает?
Я привел пилу в действие.
– Глядите, глядите, она и вправду пилит!..
Вышли хозяйка и фрекен Элисабет, за ними высыпали служанки. Я снова пустил пилу. Терпение, терпение, друзья мои!
Капитан сказал:
– А не слишком ли долгое это дело – всякий раз прилаживать ее к дереву?
– Зато пилить будет гораздо легче и работа пойдет быстро. Пильщикам не нужно затрачивать лишних усилий.
– Но почему же?
– Да потому, что им не приходится нажимать на пилу, это делает пружина. А здесь как раз и затрачи вается более всего сил.
– Но все-таки потеря времени неизбежна?
– Я уберу винт и поставлю вместо н его зажим, ко торый можно будет открыть одним движением. Его устройство позволит прикреплять пилу к дереву любой толщины.
Самый зажим я еще не успел сделать, но показал капитану чертеж.
Капитан взялся за пилу и испробовал, какого усилия она требует. Потом он сказал:
– Ваша пила вдвое шире обычной, не знаю, есть ли смысл таскать такую тяжесть.
– Само собой, – впернул Фалькенберг. – Дело ясное.
Все посмотрели на Фалькенберга, потом на меня. На до было что-то ответить.
– Один человек может двигать по рельсам груже ный товарный вагон, – ответил я. – А здесь двое приводят в движение пилу, которая скользит по двум вращаю щимся валикам, а они, в свою очередь, движутся на хорошо смазанных стальных осях. Работать этой пилой будет куда легче, чем обычной, в случае нужды с ней можно управиться в одиночку….
– Ну, это едва ли.
– А вот увидим.
Фрекен Элисабет вздумалось подшутить надо мной и она спросила:
– Я в этом деле ничего не смыслю, но скажите, почему бы не пилить, как раньше, обыкновенной пилой?
– Потому что теперь пильщикам не приходится на жимать на пилу сбоку, – сказал капитан. – Усилие при лагается сверху вниз, а пила ходит поперек. Поймите, вертикальное усилие преобразуется в горизонтальное, А скажите, – обратился он ко мне, – как по-вашему, не может пила при этом изогнуться, ведь тогда срез будет неровным?
– Во-первых, этому препятствуют два валика, по которым ходит п ила.
– Да, кажется, тут вы правы. Ну, а еще?
– Во-вторых, эта пила дает только ровный срез. Ведь она имеет такую форму, что согнуться никак не может.
Пожалуй, отчасти капитан высказывал мне свои сомнения просто потому, что хотел получше во всем разобраться. Человек с его знаниями сам мог бы отве тить на них лучше меня. Но он упустил из виду нечто другое, что сильно меня тревожило. Ведь пила, которую придется таскать по всему лесу, должна быть очень прочной. А я опасался, что тонкие оси могут от удара выскочить из своих гнезд или погнуться, а валики – заклиниться. Надо было избавиться от осей и распо ложить валики по-иному. Нет, моя машина была еще далека от совершенства…
Капитан между тем сказал Фалькенбергу:
– Надеюсь, вы не откажетесь отвезти завтра наших дам? Петтер еще слаб.
– Помилуйте, я буду счастлив.
– Фрекен надо ехать домой, – сказал капитан, ухо дя. – Будьте готовы к шести утра.
Фалькенберг, гордый доверием, которое ему оказали, стал посмеиваться надо мной и говорил, что я ему завидую. Я и в самом деле немного завидовал. Меня, конечно, огорчило, что предпочтение отдали Фалькенбергу, но, право же, куда приятней побыть одному в лесной тиши, вместо того чтобы мерзнуть на козлах.
Фалькенберг, сияя от удовольствия, сказал:
– Ты даже пожелтел от зависти, советую тебе вы пить касторки.
Целых полдня он суетился, собираясь в путь, – мыл коляску, смазывал оси, проверял сбрую. Я ему помогал.
– Боюсь, что ты не сумеешь править парной упряжкой, – сказал я, поддразнивая его. – Ладно уж, завтра с утра я выучу тебя держать вожжи.
– А ты зря экономишь десять эре на касторке, надо беречь здоровье, – ответил он.
Так мы шутили и смеялись друг над другом. Вечером капитан подошел ко мне и сказал:
– Я не хотел вас затруднять и попросил вашего друга отвезти дам, но фрекен Элисабет хочет ехать с вами.
– Со мной?
– Она говорит, что давно вас знает.
– Но ведь и мой друг – человек надежный.
– Разве вы против?
– Нет, нисколько.
– Вот и прекрасно. Тогда поезжайте.
Тут я подумал: «Эге, они все-таки предпочли меня, потому что я изобретатель и моя пила отлично работает, а если мне еще получше одеться, я буду выглядеть вполне прилично, быть может, даже блестяще».
Но Фалькенбергу капитан объяснил дело по-друго му, и все мои тщеславные домыслы сразу рухнули. пастор просил фрекен Элисабет привезти меня, потому что хочет снова предложить мне наняться в работники. Так они договорились.
Я долго раздумывал над этим объяснением.
– Если ты согласишься работать у пастора, мы не сможем вместе наняться на железную дорогу, – сказал Фалькенберг.
И я ответил:
– Нет, я не соглашусь.

XXIII

Дамы выехали ранним утром в закрытой коляске. Поначалу было довольно свежо,.и мое шерстяное одея ло очень мне пригодилось, – я то укутывал им ноги, то накидывал его на плечи.
Я ехал той же дорогой, по которой мы с Фалькен бергом пришли сюда, так что места были знакомые: вон усадьба, где Фалькенберг настраивал пианино, вон вто рая, а вот здесь над нами пролетели гуси… Взошло солнце, стало тепло, час проходил за часом; у развилины дорог дамы постучали в стекло и сказали, что пора обедать.
По солнцу я видел, что обедать им еще рано, хотя для меня – самое время, потому что мы с Фалькенбергом обычно обедали в полдень. И я поехал дальше.
– Что же вы не останавливаетесь! – крикнули дамы.
– Да ведь вы обедаете в три… Вот я и подумал…
– Но мы проголодались.
Я съехал на обочину, в ыпряг лошадей, задал им корму и напоил их. Как странно, неужели эти женщины решили обедать раньше времени ради меня?
– Пожалуйте сюда! – крикнули мне.
Я не хотел их стеснять и остался подле лошадей.
– Ну что же вы? – спросила фру Фалькенберг.
– Если уж вы так любезны, уделите мне кусочек, – сказал я.
Они стали наперебой потчевать меня, и им все каза лось мало; откупоривая бутылки, я выпил немного пива, и этот пикник у дороги запомнился мне на всю жизнь. На фру Фалькенберг я избегал смотреть, чтобы не смущать ее.
Дамы болтали меж собой и время от времени ласково обращались ко мне. Фрекен Элисабет ска зала:
– Правда, приятно закусить вот так на свежем воз духе? Как вы находите?
Она не сказала мне «ты», как раньше.
– Для него это привычно, – заметила фру Фалькен берг. – Он каждый день обедает в лесу.
Ах, этот голос, эти глаза, эта нежная женственная рука, которая протягивала мне стакан…
Я тоже мог бы рассказать кое-что интересное о том, как живут люди на белом свете, поправить их, когда они болтали всякий вздор, понятия не имея, как ездят верхом на верблюдах или собирают виноград.
Но я поспешил кончить еду, взял ведро и пошел за водой, чтобы еще раз напоить лошадей, хотя надобности в этом никакой не было; дойдя до ручья, я уселся на берегу.
Немного погодя фру Фалькенберг крикнула мне:
– Подите, пожалуйста, к лошадям! Мы хотим на рвать хмеля или каких-нибудь красивых листьев,
Но когда я подошел к коляске, они передумали, по тому что хмель уже осыпался, а рябины и красивых листьев не было.
– В эту пору лес совсем голый, – сказала фрекен. И спросила, пристально глядя на меня: – Послушайте, ведь здесь нет кладбища и вам негде бродить?
– Кажется, нет…
– Как же вы обходитесь?
И она рассказала фру Фалькенберг, что я такой странный, каждую ночь ходил на кладбище и разгова ривал с мертвецами. Там-то я и придумывал все свои машины.
Я не знал, что на это сказать, и спросил, как здоро вье Эрика.
– Помнится, лошади понесли, он расшибся и харкал кровью.
– Ему лучше, – коротко ответила фрекен. – Но не пора ли в путь, Ловиса?
– Можем мы ехать дальше?
– Когда вам будет угодно, – ответил я.
И мы поехали.
Час проходит за часом, солнце клонится к закату, свежеет, тянет сыростью: понемногу поднимается ветер, начинает падать мокрый снег. Остаются позади приход ская церковь, лавки, хутора.
И вдруг мне стучат в стекло.
– Не здесь ли вы катались ночью на чужих лоша дях? – спрашивает фрекен со смехом. – Вообразите, до нас дошел слух об этом.
Обе дамы принялись смеяться.
Я ответил, нимало не смутившись:
– И все же ваш отец хочет взять меня в работники, не так ли?
– Так.
– Ну, раз уж мы заговорили об этом, позвольте вас спросить, фрекен, откуда ваш отец узнал, что я работаю у капитана Фалькенберга? Ведь вы, кажется, сами уди вились, когда меня увидели?
Она подумала немного, взглянула на свою подругу и ответила:
– Я написала об этом домой.
Фру Фалькенберг опустила глаза.
Я заподозрил, что фрекен солгала. Но она так ловко вывернулась, что мне нельзя было ее уличить. Вполне вероятно, что она написала домой что-нибудь в таком роде: «А знаете, кого я здесь встретила? Того самого человека, который сделал нам водопровод, теперь он работает у капитана лесорубом…»
Но когда мы приехали, оказалось, что пастор вот уж три недели как нанял работника. Этот новый работник вышел подержать лошадей.
Я ломал себе голову и никак не мог понять, почему же в таком случае именно меня попросили ехать сюда? Может быть, чтобы мне было не так обидно, что Фаль кенберга позвали в гостиную и попросили спеть? Но как они не понимают, что я в скором времени закончу ра боту над своим изобретением и милость их мне не нужна?
Я молчал, хмурился и был недоволен собой; на кухне, когда я ужинал, Олина долго благодарила меня за водопровод, потом я пошел присмотреть за лошадьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13