Она подняла глаза и посмотрела в лицо Кэтрин. В их взглядах стояло множество молчаливых вопросов и ответов.Берта смотрела с легкой грустью и пониманием. Кэтрин глядела с мольбой об убежище и сочувствии, с безнадежной мечтой о душевном спокойствии и мире.Минута, которую они так простояли, показалась Кэтрин часом. Наконец Берта кивнула и вдруг обняла гостью, ласково похлопывая ее по спине. Кэтрин доверчиво уткнулась ей в плечо и в первый раз за последнее время дала волю слезам.Выплакавшись, она тяжело, как смертельно усталый человек, вздохнула и пошла за Бертой. Кэтрин почти не чувствовала, как та сняла с нее накидку, уложила в теплую постель и укрыла мягкими шерстяными одеялами. Впервые за последние дни она засыпала без мыслей о Джули. Она вообще ни о чем не думала. Глава 9 Кэтрин открыла глаза под монотонную мелодию, которую смутно слышала сквозь сон. Она с некоторым удивлением огляделась по сторонам. Как она оказалась здесь? Она почти ничего не помнила, после того как опустила голову на плечо Берты. Обстановка в комнате была скромной, но солидной и прочной. Все дышало чистотой и образцовым порядком. Типичное жилище многих поколений трудолюбивых крестьян.За ночь Кэтрин хорошо отдохнула, сохранилось только ощущение душевной усталости. Она всунула ноги в заботливо поставленные возле кровати тапочки и набросила на плечи лежавшую на стуле шаль. Она пошла на звуки простенькой песни и попала в главную комнату дома.Берта сидела в кресле-качалке, в котором, судя по его виду, отдыхали представители не одного поколения Таннеров, и что-то тихо пела завороженно глядящей на нее Джули. Девочка была одета в длинную фланелевую рубашонку и укутана в одеяло. Она улыбалась во весь свои ротик, слегка перепачканный молоком. Бутылка с самодельной соской стояла рядом на столе. У Кэтрин отлегло от сердца. Больше всего она переживала, что у нее будут серьезные трудности с кормлением Джули, внезапно оторванной от груди кормилицы. Но Берта со своим опытом и крестьянской сметкой уже решила эту проблему. При наличии козы это оказалось не слишком сложным делом.Кэтрин улыбнулась.Берта, не переставая качаться и мурлыкать песню, слегка повернула к ней голову.— Я всегда с удовольствием вожусь с детишками, — объяснила она, когда допела до конца.С Джули она обращалась умело, видно, ей пришлось немало повозиться с детишками Майкла.«Ты могла не вспоминать об этом в такую рань, » — сказала Кэтрин.Присаживаясь на стоящую у камина табуретку, она поежилась и поплотнее закуталась в шаль. Со вчерашнего дня ее не оставляло ощущение, что до конца согреться она уже не сможет никогда.— Надеюсь, ты не из тех женщин, которые считают, что ребенку полезно поплакать? — В голосе Берты чувствовалась настороженность.При этом она ловко подняла Джули и, к удивлению Кэтрин, положила ее себе на плечи. Выглядела женщина сейчас прямо как нахохлившаяся птичка, готовая защитить своего птенца. Впрочем, сравнение с птичкой в данном случае не очень подходило: у Берты была внушительная и плотная фигура, как у Майкла, но без мужских мускулов. Волосы ее, чуть виднеющиеся из-под чепца, были не просто бесцветные или седые, а безупречно-белые. Кэтрин невольно вспомнила, что в детстве мечтала быть блондинкой.— Нет, — ответила она. — Я считаю, если ребенок плачет, значит, что-то случилось. Он же по-другому не умеет сказать, что его беспокоит.Обе улыбнулись и обменялись понимающими взглядами.— Берта, — решилась Кэтрин задать волновавший ее вопрос, не дожидаясь расспросов, — что рассказал тебе обо мне Майкл?— Вполне достаточно, чтобы разобраться в этом, тем более если умеешь понимать недосказанное.— Я бы очень не хотела, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.Кэтрин очень переживала за Майкла и его сестру. Граф наверняка отомстит за ее побег. И дело не в его чувствах к Кэтрин, и вряд ли он будет обеспокоен за судьбу своей дочери. Граф, подобно избалованному ребенку, не сможет смириться с тем, что его вдруг лишили любимой игрушки. Нравится или нет, но она и была его игрушкой.— Он ничего не сможет мне сделать, — сказала Берта, будто прочитав ее мысли. — Этот дом построили еще мои деды. Мы совершенно не зависим от графского имения, как наши соседи. Все, что мне нужно, у меня есть. Как он мне навредит? Да и вряд ли он захочет это делать. Дочка ему безразлична, как я понимаю, а красивых женщин вокруг него достаточно, чтобы уж слишком переживать о потере одной из них.Кэтрин не отвела глаз от придирчивого взгляда Берты, которым она посмотрела на нее.— Ты, безусловно, права. — Кэтрин произнесла это совершенно спокойно, хотя мысль о другой женщине была весьма неприятна, и она постаралась не думать об этом. Пусть переспит хоть с половиной Англии. Может ли такой мужчина долго оставаться в одиночестве? Впрочем, сейчас он отрезан от мира метелью, сквозь которую пришлось пробираться им с Джули. Он уже, конечно, знает о побеге. Интересно, что он сейчас делает: стоит у окна, вглядываясь в заснеженную даль, или занялся обычными делами, словно ничего не случилось? Сожалеет ли он о ней хоть немного? Она никогда об этом не узнает.
«Она только что уехала», — думал граф Монкриф, разглядывая через окно унылый зимний пейзаж.Он стоял в детской. Сара уже перебралась на половину слуг и собиралась уехать домой. Без Джули ей здесь делать было нечего. Пламя в камине угасало. Через оконное стекло начал просачиваться мороз. В комнате становилось прохладно, детская кроватка была пуста, кресло-качалка печально поскрипывало в одиночестве.Может, все к лучшему. Ему все равно надо было в ближайшее время возвращаться в Лондон, чтобы успеть к открытию заседаний палаты лордов. На этот раз он обязательно должен там быть и выступить в поддержку фабричного законодательства. Это было долгом чести и целью, которой он посвятил не один год жизни. Почему же, черт побери, ноги его не хотят двигаться, а руки не рвутся побыстрее распахнуть двери?Фрэдди смотрел на замерзшие деревья, занесенную снегом тропу розария, покрытый сугробами луг. Призрака Моники он теперь не опасался. Ее вытеснила другая женщина. Графа преследовал ее звонкий смех, светящиеся умные глаза, остроумные реплики, улыбка, говорящая не о покорности, а о ее умении постоять за себя. Казалось, что она где-то рядом. Порывы ветра напоминали ее дыхание, дрожь в собственных бедрах — о ее прикосновениях, замерзшая земля — о ее коварстве. Ему даже почудилась ее тень, мелькнувшая в углу, словно Кэтрин была здесь и наблюдала за ним.Граф Монкриф был человеком, своей железной волей державшим в руках целую финансовую империю, которую он создал своим умом и трудолюбием. Он умел быстро ориентироваться в любой ситуации, решать сложные вопросы и достигать поставленной цели, несмотря ни на какие препятствия. Он не мучился сомнениями и угрызениями совести по поводу каждой потери. Потери неизбежны в жизни.Так почему же он сейчас занимается самоедством? Почему вдруг воспоминания о Кэтрин будоражат его совесть? Интересно, где она сейчас? Жива ли вообще, здорова ли? Какой черт угораздил ее выбрать для побега самый непогожий день в году?Граф Монкриф никогда не пытался уйти от сложных вопросов, а старался найти на них ответы. Именно благодаря этому он приобрел свое огромное состояние. Именно это отличало его от большинства других пэров Британии и сближало с деловыми людьми. Представители высшего света стремились выделиться одеждой, поведением, изысканной манерой говорить. Они непременно оканчивали престижные университеты, в которых учились их отцы и деды, но не могли научиться самому главному в жизни — умению думать. Он часто размышлял о том, когда народ поймет, насколько глупа и непрактична знать. Последствия могут быть ужасны. Но революцию можно совершить и без пролития крови. Для этого необходимо объединиться наиболее прогрессивной части аристократии и решить наболевшие вопросы.Граф Монкриф понимал, что окружающие считают его странным. Он целыми днями разбирал бумаги, обдумывал проекты, проверял своих помощников, хвалил, ругал и подгонял их. И делал это не только ради денег, их уже с избытком хватит не одному поколению Монкрифов, он находил в работе удовольствие и удовлетворение. Он испытывал настоящую радость, когда удавалось усовершенствовать имеющиеся на фабриках машины, найти новый способ изготовления своей продукции, когда в голову приходили идеи, до которых не додумались другие. Очень часто ему приходилось иметь дело с самыми различными коммерсантами, среди них были и те, общаться с которыми представители знати считали ниже своего достоинства. Неудивительно, что о нем говорили как о человеке, у которого «грязные руки».Но пока осуждавшие проматывали остатки своего наследства, граф Монкриф сумел превратить те небольшие средства, которые не успел потратить на любовниц или проиграть в карты отец, в огромный капитал, связывающий его империю. Уголь, добываемый на его шахтах, превращался в кокс и доставлялся на его же сталеплавильные заводы. Металлурги изготавливали металлические части кораблей и отправляли их на его верфи, где собирались грузовые суда. На них везли уголь и металл на продажу в разные страны и привозили дешевое сырье для его прядильных фабрик из южных штатов далекой Америки. Были еще и трикотажные фабрики, где обрабатывалась шерсть чистопородных овец, которых разводили на его ферме в Лестере. Эту продукцию поставляли во все уголки обширной Британской империи.Очень быстро за графом Монкрифом закрепилась репутация сторонника прогресса и смелого новатора. Узнав о появлении какого-нибудь технического новшества, он немедленно прикидывал, нельзя ли использовать его на своих предприятиях. Новые машины и оборудование проходили испытания, и если с их помощью удавалось увеличить выпуск продукции, он закупал сразу целую партию.Фрэдди собрал вокруг себя образованных, умных и деловых людей. Он стал постоянным членом Британского королевского научного общества. По слухам, он столь же страстно коллекционировал интересные идеи, как другие аристократы — редкие вина.Он не был скуп и легко тратил деньги на лошадей и изысканную обстановку для многочисленных домов, принадлежащих его семье. Но не только на это. Большие вложения делались в фабрики, которые росли как грибы в его земельных владениях. Маленькие деревушки вокруг огромных фабричных зданий тоже не оставались без внимания. Твердо убежденный в том, что рабский труд невыгоден, Фрэдди строил в фабричных поселках добротные, удобные дома для рабочих за весьма умеренную плату. В этих поселках были свои лавки и магазины, владельцы которых старались завезти хорошие товары и продать их подешевле, чтобы выдержать конкуренцию в борьбе за многочисленных и надежных покупателей. Рабочие здесь получали стабильную и довольно высокую зарплату. Понимал граф и то, что работа на машинах требует образования. В каждой, даже небольшой его деревне обязательно имелась школа, в которой иногда обучались всего два-три человека. При больших фабриках были классы по тридцать и более учеников. В этих школах учили не только читать и писать, но и разбираться в технике и производственных технологиях. Графу нужны образованные рабочие, а не простые исполнители чужих указаний. Многих из деловых людей пугали такие нововведения графа. И если бы он узнал об этом, все равно бы ничего не стал менять.Во все эти дела графа были посвящены лишь несколько ближайших его помощников. Но лишь один Жак знал, что Фрэдди втайне от всех помогает некоторым талантливым ученым. Для этого был создан специальный фонд, на деньги которого содержались семьи этих ученых и приобретались дома подальше от шумного, перенаселенного Лондона, чтобы блестящие умы могли спокойно мыслить, не думая о житейских проблемах.Граф Монкриф искренне считал себя передовым человеком, свободным от всяких предрассудков и пережитков прошлого. Но лишь сейчас он вдруг подумал, что это не совсем верно. Он оказался способным отвергнуть собственную дочь из-за ее недостатка и возненавидеть Кэтрин за независимость и самостоятельные поступки. Граф даже почувствовал неприязнь к самому себе.Выбросить из памяти Кэтрин оказалось невозможным. Он никогда столько не думал ни об одной женщине, даже о Селесте. Селеста мечтала стать графиней Монкриф, причем не столько из-за своей страсти, сколько от неосознанного желания устроить свою жизнь и обеспечить себя в дальнейшем. Она была готова в угоду ему принести все свои желания и пристрастия. Он не мог припомнить ни одного случая, когда Селеста высказала бы собственную идею или поделилась с ним своими мыслями. Вне постели она была самая заурядная женщина из всех, кого он знал.Зато с Кэтрин не соскучишься. Она совсем другая.Но он предпочитал не знать, что скрывается за ее очаровательной улыбкой. Граф вспомнил вспышку гнева на ее лице, когда он демонстративно не отвечал на вопросы, считая их совершенно никчемными. Его поведение было защитой, он сейчас это хорошо понимал. Фрэдди не хотел быть покоренным ее умом и способностью обсуждать его дела. Это слишком сблизило бы его с ней. Вот теперь только и остается как идиоту стоять в опустевшей детской.Он слишком мало о ней знал.Что ей нравилось, когда она была маленькой девочкой? Кто научил ее любить детей, так умело и нежно обращаться с Джули? О чем она мечтает? Фрэдди с болью и стыдом подумал, что гораздо больше знает о живущей под лестницей горничной Люси, чем о женщине, которая в течение двух недель разделяла с ним ложе.Было безопаснее держать ее на расстоянии от себя. Почему, черт возьми, ее сейчас здесь нет? И коня его украла, будь она проклята! Он надеется, что о Монти заботятся, и он находится в безопасности и тепле.Куда же она, интересно, уехала? Чем же он так рассердил ее, что она решилась убежать в такую пургу? А Джули? Впрочем, Кэтрин сделает все, чтобы девочке было хорошо. Фрэдди тяжело вздохнул. Почему-то именно в детской, в которую избегал заходить целую неделю, он совершенно неожиданно для себя захотел еще раз увидеть крошечное дружелюбное личико дочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46